Свет во мраке
Шрифт:
Оно изменилось и осталось прежним.
Снег и лед растаяли, берега зазеленели. А вода осталась прежней — темной и мертвой. И соленой — я навсегда запомнил ее мерзкий вкус, когда каменный саркофаг Тариса Ван Санти утянул меня ко дну. Вкус этой воды прожигает глотку словно пылающий факел.
Что ж… вот он двойник дядюшки Истогвия — Мертвое озеро. Ведь они почти ровесники и прожили больше двух столетий, практически не изменившись внешне и внутренне.
План почти созрел в моей голове, осталось лишь оглядеться, продумать некоторые мелочи. И добраться до еще одного памятного мне места — до древнего жертвенного зиккурата, до вздымающейся из воды каменной пирамиды, видевшей так много смертей, что еще несколько оборвавшихся жизней никак не потревожат холодную громаду.
Неожиданные встречи начались, когда до цели моего путешествия оставалось меньше лиги.
Шурды. И гоблины.
Жалкие, поникшие духом, истощенные, обессиленные.
Чаще всего они даже не скрывались, сидя в нескольких шагах от берега и бездумно смотря на торчащие из мертвой воды почерневшие останки некогда величественных зданий — все, что осталось от огромного города Инкертиала разрушенного во время страшного катаклизма.
Шагая по злорадно хрустящему песку, я проходил мимо шурдов и гоблинов, что смотрели на меня столь же мертвыми и пустыми глазами, как и озеро что в них отражалось. Помимо бескрайних просторов не могущей даровать жизнь озерной воды в их глазах отражалась вершина далекого мрачного зиккурата.
Зачем пещерные гоблины явились сюда?
Они пришли следом за шурдами — своими хозяевами правившими ими на протяжении двухсот с лишним лет. У некогда многочисленного и плодовитого народца гоблинов исчезла самостоятельность в принятии решений. За годы рабства они привыкли к тому, что им постоянно отдают неоспоримые приказы определяющие их жизнь и судьбу. Впрочем, гоблины живучи, легко приспособляются к любым тяготам — у их народца есть шансы возродить былую численность, если исчезнет самая главная для них угроза — темные шурды.
Ну а сами шурды?
Что ж… между торчащими из воды каменными обломками и жалкими остатками шурдов разбросанных по берегу, можно легко найти схожесть — там и там остались лишь руины. Развалины некогда процветающего города и ничтожные обломки шурдской цивилизации. Они очень похожи в своем безмолвном оцепенении. Их будущее скрыто черной пеленой безнадежности. И все они — город и шурды — уничтожены одним единственным человеком. Тарисом Некромантом, безжалостным безумцем жаждущим власти.
Я молча проходил мимо съежившихся гоблинов и шурдов. Те провожали меня безучастным взглядом. Судя по всему, шурды попросту боялись возвращаться к расположенным на востоке родным горам, где находился их главный подземный город. Они дезертиры предавшие своего бога, ослушавшиеся его приказа. Им некуда возвращаться. Их везде ждет незавидная участь — пытки, смерть, обращение в нежить. Исковерканные с рождения жестокой некромантией тела сковало оцепенение, умами темного народца овладело уныние.
Однако удивительно, что шурды явились именно сюда — на берег мертвого огромного озера окруженного почти со всех сторон просоленными пустошами с редкими больными деревьями, а с севера безбрежным морем. Темные гоблины не могли не понимать, что никто иной как Тарис стал причиной опустения их столицы и гнездовищ разбросанных по Диким Землям. Это он согнал шурдов в плотную толпу и словно овец на бойню погнал их в неведомые дали, по пути избавляясь от самых слабых и крикливых, не дрогнувшей рукой перерезая глотки старцам, шурдским детишкам и просто недовольным. Из обожаемого бога породившего новую расу Тарис Ван Санти превратился в ужасного демона явившегося по их души, жадно пьющего их кровь и рвущего их плоть на куски. Но они все равно пришли сюда, к гробнице Некроманта, к месту, где на продолжении долго тянущихся столетий молили о пробуждении своего бога ото сна, о его восстании из узилища-гробницы. И вот Тарис восстал… и дети его шурды умылись собственной кровью. Крах всех надежд…
Шаг за шагом я проходил мимо кучек шурдов, я насчитал не меньше четырех десятков недругов, позволивших мне пройти около сотни шагов, прежде чем они окончательно осознали, что в их владения заявился одинокий человек с усталым щетинистым лицом
С дрожащим криком на меня бросился трясущийся от голода и старости шурд. На плешивой голове трепещут раздуваемые ветром редкие пряди испачканных в грязи седых волос. Плечи прикрыты обрывком белой толстой шкуры украшенной разноцветными ленточками и ожерельями из мелких птичьих черепов. Раздутые колени с величайшим трудом удерживают вес темного гоблина и грозят подломиться в любой момент. Искореженные ступни скользят по соленой грязи, из хрипящей груди с надрывом исходит крик ненависти. В ладони зажат дрянной железный нож, почти ничего не видящие глаза залиты старческой влагой. Шурд смотрит на меня сквозь пелену слез…
Старик, почему же ты ненавидишь меня? Я убил десятки шурдов, мои люди — тоже. Но Тарис изничтожил сотни таких как ты и продолжает безумную пляску смерти. Ненавидеть надо его, а не меня! Я мечтал стать тем, кто уничтожит вашу проклятую расу темных уродцев, но Тарис украл мою мечту.
Мягкий удар моей ладони выбил из дряхлого шурда крохи оставшейся жизненной силы. Его тело упало в едва слышно чавкнувшую темную грязь. Разрезавший воздух каменный тесак с глухим звуком врезался в захрустевшую грудь следующего гоблина, переломав ему ребра и разорвав сердце. С тонким воплем к моим ногам кинулся оскаливший клыки тощий недоросль. Ликующе воющий тесак проломил ему череп. На темную грязь брызнуло красным. Растекающиеся разводы крови походили на вязь непонятных букв складывающихся в слова пророчащие беду. Каждый мой новый взмах добавлял все больше красного. Соль, кровь, грязь и вода. Быть может такое сочетание оживит мертвую землю? Сомневаюсь — на берегах этого озера уже много раз проливалась кровь, и слышались крики умирающих. Но жизнь и не вернулась…
Вооруженный каменным тесаком я кружился в странном танце, одного за другим уничтожая бесстрашно подбегающих шурдов. Я рубил их беспощадно. И темные гоблины приветствовали мою жестокость громкими криками. Никто из них не захотел отступить. Никто не побежал в попытке сохранить жизнь. Даже израненный каким-то зверем или врагом, неспособный стоять на ногах истощенный «поводырь» тащился ко мне ползком по грязи, держась единственной рукой за костяного недобитка паука. Эту парочку я добил последней, вбив сломанные кости нежити в землю и накрыв их телом шурда. Короткая, но на редкость ожесточенная схватка завершилась. Стирая ладонью кровь с уже затянувшейся раны на левой руке, я смотрел на трясущихся поодаль гоблинов.
Безобидный народец с совершенной памятью и отсутствием амбиций. Все их мечтания сосредоточены на простейших вещах — рожать детей, копить припасы, чтобы, не голодая прожить суровую зиму. А затем снова пройти годовой круговорот тем же путем, усердно пополняя запасы еды и увеличивая число новых жизней… и снова… и снова… Прекраснейшие качества и стремления для тех, кому суждено жить в таком месте как Дикие Земли. Создания со столь высокими и одновременно приземленными душевными качествами не должны умирать. Они должны процветать и плодиться. И раз уж они не могут жить своим умом — надо найти тех, кто подскажет гоблинам правильные решения…
Моя рука с зажатым в ней окровавленным тесаком вытянулась и указала на юго-восток. Далеко вдали виднелись темнеющие холмы и зеленеющие леса. Еще дальше лежала река Элирна, потом шли долины и рощи, затем начинались новые холмы …
— В той стороне, далеко отсюда, есть высокая гранитная скала — произнес я так громко, что меня услышал каждый из четырех десятков несчастных гоблинов лишившихся хозяев — Скала стоит посреди холмистой долины. Имя той скалы — Подкова. Ее видно издалека, она поднимается к небесам. В скале есть ущелье ведущее вглубь. И там, в самом сердце горы, находится огражденное стеной поселение добрых людей и гномов. Они защищают слабых. Уважают сильных. Они бесстрашно дают отпор любому, кто посмеет посягнуть на их жизни и добро. Они сильнее шурдов! Они друзья белых сгархов! Там уже живут гоблины, что не знают притеснения, не ведают избиения, освобождены от страха и рабского ига.