Светоч русской земли
Шрифт:
Шла весна, и, еле видные издалека, курились дымами деревни. Мастера, нанятые со стороны, скоро уйдут. Близилась страда.
Пашни, освобождённые от снега, уже ждали, просыхая, рук пахаря. Он ощутил в ладонях рукояти сохи и сощурил глаза. Утром отсюда, с высоты, слышен тетеревиный ток. Мир - прекрасен, и прекрасна - жизнь, отданная труду и подвигу. И его путь по-прежнему - прям, и сюда, на высоту, продутую ветром, привёл его Господь.
Сергий поднял топор и, склонясь, пошёл вдоль бревна, стёсывая его внутреннюю сторону. Дойдя до конца, закруглил и огладил угол. До начала кровли, до "потеряй угла" оставалось три венца.
Политика Алексия начала приносить плоды. Дерущимся друг с другом ханам всё больше нужно было русское серебро. И вот наступил момент, когда помощь Алексия понадобилась и темнику Мамаю, подбиравшемуся к высшей власти. Русь и Орда менялись местами. Русская поддержка становилась важнее для Орды, чем для Руси помощь хана. В 1363 году, разбитый под Сараем ханом Мурутом Мамай, нуждаясь в поддержке, согласился на значительное уменьшение дани Москвой и на неважную с его точки зрения приписку к договору, по которой великое Владимирское княжение становилось вотчиной малолетнего московского князя Дмитрия. Алексий объяснял свою просьбу тем, что прочие враждующие ханы все будут торговать великим княжением и собирать ордынский выход будет невозможно.
Вотчиной у русских считалось наследственное, родовое владение, переходящее от отца к сыну. И с этого часа, с этой приписки к договорной грамоте во Владимирском Залесье явилось государство нового типа, московское самодержавное государство, Московская Русь, заменившая собой Владимирскую. Этому государству ещё долго предстоит биться за право быть на Земле, долго заставлять соседей и братьев-князей признать себя существующим, ему предстоит выдержать битву с Ордой и устоять, но создано оно было сейчас, когда нуждающийся в русском серебре Мамай согласился на условия, поставленные Алексием.
В те же годы, после троекратного погрома от москвичей, и суздальский князь Дмитрий Константинович вынужден был отречься от великого Владимирского княжения в пользу ребёнка Дмитрия. А вскоре и Ржева была отбита у Литвы.
В перерывах своих государственных дел Алексий наводил порядок в епархиях, исправлял служебный чин, испытывал грамотность священников, рассылал книги по церквям. Увеличенная втрое дружина писцов работала день и ночь, сводчики переводили с греческого привезённые Алексием труды византийских мыслителей и богословов. Всё новые служебники, жития, октоихи, тропари, канонники расходились по монастырям и храмам.
Эта работа, раз начатая, не прекращалась уже, и рядом с деяниями воевод, движением ратей, ухищрениями послов творился едва видимый ручеёк книжного знания.
***
Инок, отложив перо, растирал пальцами подглазья покрасневших глаз, взглядывал в затянутое пузырём окошко (за которым слышалось "чивк-чивк-чивк" и ветер шевелил ветви), проникаясь тоской по этой земле, по лету, по запаху полей, и, встряхивая головой, шепча молитву, поправлял гайтан, стягивающий волосы и, выведя киноварную, украшенную заглавную букву, снова начинал выставлять буковки полуустава, гласящие о Горнем, о Высоком, или о делах далёких веков, или воспевающие хвалу Господу, и снова уносился в то далёкое и вечное, ради чего пренебрёг красотой земной жизни...
Рукописи переплетали в обтянутые кожей доски, мастера пилили, чеканили и узорили из меди и серебра накладки на углы книг, приделывали узорные застёжки к доскам, и эти книги начинали свой путь по Руси.
События - реки истории, питает которые, однако, влага книг, зовущих к труду, вере и подвигу, осмысляющих понятие, бытиё Родины, как той, своей земли, за которую должно, если ей угрожает беда, отдать жизнь.
И пусть воеводы, стратилаты, послы, великие бояре и князья блюдут чистоту потоков, не позволяя заграждать их плотинами, менять русла, по которым течёт судьба народа. Но не забудем и того просачивания влаги сквозь почву, не забудем книг, без которых и потоки иссякнут, и камнем станет земля, и исчезнет жизнь, лишённая источника.
Так - в письменной, просвещённой светом учения земле. Но так, и в земле бесписьменной, древней, ибо и там было слово, и текло оно от уст к устам, и так же пронизывало почву племени влагой памяти и обычаев, завещанных предками потомкам.
***
...Писец опустил в медную чернильницу перо, взял иное, наполненное бурыми железными чернилами. Владыка Алексий зашёл в книжарню, где работали мастера-переписчики. Посмотрел на работу. Одобрил наклонением головы. Тихо. Только скрипели гусиные перья. То, о чём здесь напишут в книгах, с миновением лет и веков изгладится из устной памяти поколений. Воин, совершивший подвиг! Помни о летописце, чаще всего иноке, монастырском подвижнике, запечатлевшем для внуков твоё деяние!
Не многое нужно писцу: миса щей, краюха хлеба, квас, сушёная рыбина... Да молчаливое одобрение духовного главы, что среди многотрудных дел находил часы, чтобы побыть тут, у истока, питающего духовную силу русского языка силой слова, запечатлённого и переданного грядущим векам.
И они проходят, текут, века истории! И грохочут войны, бушуют пожары, унося с собой селения и города... Но из пламени, из-под рушащихся стен выносят лишаемые всего добра, всего своего зажитка люди, прежде всего, иконы и книги, то в чём заложена Основа жизни - Дух.
Глава 16
Станята, постучав, вошёл в митрополичий покой и замер. Алексий работал со сводчиками и только кивнул своему спутнику. Понимая по-гречески, Станята заслушался, едва не забыв, зачем вошёл. Но вот Алексий отложил в сторону Дионисия Ареопагита и кивнул сводчикам, разрешая удалиться.
Оба вышли, поклонясь Станяте и осматривая его с любопытством. Писец, секретарь и спутник Алексия начинал внушать уважение и даже зависть многим клирошанам митрополичьего двора.
– Что там, Леонтий?
– спросил митрополит.
– Троицкая братия!
– ответил Станята, подходя к столу.
– Опять?
– Алексий думал, разглаживая листы пергамента, исписанные греческим минускулом.
Вторично уже прибегали к Алексию ходоки, иноки монастыря Святой Троицы, умоляя владыку помочь им вернуть к себе Сергия. О том просили и бояре, связанные с обителью Святой Троицы. Алексий не отвечал ни да, ни нет. Думал.