Светоч русской земли
Шрифт:
С тем Алексий уснул, а утром служка сообщил, что к нему явился Сергий. На утреннем правиле Алексий всё думал, как согласить появление Сергия с делами тверского епископа, и решил свести их за трапезой.
Фёдор был более спокоен, чем вчера, но так же неуступчив и напряжён. На столе была уха из дорогой рыбы, варёные овощи, хлеб и малиновый квас. Была переяславская ряпушка и мочёная брусника. Фёдор присматривался к Сергию. Алексий подумал, что приход Сергия ко благу, и решил вести разговор с Фёдором прилюдно, ибо оба, и Сергий и Стефан ведали вся тайная московской политики.
Сергий был в сероваленом зипуне и в лаптях. Будничные облачения митрополита и епископа
Фёдор спросил о чём-то Сергия, из вежливости, чтобы не молчать за столом. Сергий ответил.
Наконец Алексий положил вилку, обтёр рот полотняным платом и, откидываясь к спинке кресла, спросил:
– Должен ли младший в роде своём слушать старшего и подчиняться ему?
– Да!
– вздрогнув, епископ Федор не сразу нашёлся с ответом.
– Но князь Василий Михалыч чинит насильство над своим сыновцем Всеволодом...
– Да!
– прервал Алексий.
– Но должны младшие уважать старших всегда или токмо по рассмотрении, достоин ли старший сего? Должен ли сын уважать недостойного родителя своего?!
Стефан и Фёдор склонили головы.
– Должен!
– подумав, сказал Фёдор.
– Должен!
– повторил, утверждая, Алексий.
– На уважении к родителям и пращурам стоит и зиждится жизнь народа! Всякий язык, покусившийся на уважение к старшим своим, как и забывший славу предков и их заветы, распадается и гибнет в пучине времён!
– Василий Михалыч, последний сын Михайлы Святого!
– вмешался Стефан, взглядывая то на Алексия, то на Фёдора.
– Да!
– отмахнулся Алексий от непрошеной помощи и продолжил.
– Всеволод - более прав, чем его дядя Василий! И более скажу тебе, Фёдор! Ты вправе был овиноватить нас всех в попущении князю Василию! Да, неправо творили, и я тоже, Фёдор! И удерживали сына Александра и мирволили Василию Кашинскому. И ежели противополагать две правды - правду Твери и правду Москвы, то Тверь - более права и изобижена Москвой! Да, да!
– Он рукой отвёл, воспрещая готового уже вмешаться в спор Стефана, и продолжил.
– И ты - прав, брате, ибо ты - епископ града Твери! Но не забыл ли ты, Фёдор, что я митрополит всея Руси, и о всей Руси должен, обязан мыслить в свой черёд? Должен, обязан заботить себя и тем, что ежели князь Всеволод пригласит Ольгерда на Русь и силами Литвы разгромит дядю, а затем и Московскую волость, а затем и княжение Владимирское, тогда вся Русь, а не токмо Москва или Тверь погибнет из-за наших раздоров! Да, Фёдор! Ты скажешь, почему тогда не Тверь должна стать во главе Руси Владимирской? Потому, что не Тверь! Потому, что при Михаиле Святом могла быть Тверь, а стала Москва, потому, что столицы не избираются ничьей земной волей, но возникают! Уже святой Пётр предрёк величие в веках граду Московскому! И мы, духовная власть, должны мыслить о дальнем, о судьбе всей земли через века и века! Не о том, на чьей стороне днешняя правда и преходящая власть того или иного князя. Помысли, что возмогло бы произойти от брата Симеона и Марии, ежели бы дети их и Симеон остались бы в живых, а чума унесла всех мужей тверского дома? Возможно, что оба сии княжества уже теперь слились бы под единой властью, и Русь, Русская земля, и язык русский усилились бы во много раз!
– Но тогда, - возразил Фёдор, - и Ольгерд мог бы, поворотись судьба, стати великим князем всея Руси?
– Да! Ежели бы принял крещение, и ежели с крещением Русь стала бы ему родиной! Да, тогда он мог бы, ежели похотел, стать русским и православным князем. Пусть и не сам ещё, но хоть в детях, внуках, в правнуках своих! Но сиё - невозможно, отмолвишь ты, и я реку: да, сиё - невозможно! И вот почему я ратовал в Царьграде, устрояя митрополич престол во Владимире, вот почему я борюсь с Романом, коего вы, тверяне, поддерживаете, вот почему ныне еду с пастырским наставлением в Киев!
Сергий так взглянул на митрополита, что Алексий, почувствовав его взгляд, повернул лицо и прихмурил брови:
– Ехать надобно!
Он встряхнул головой и снова повернулся к Фёдору:
– И наша задача в этом бытии, в этом потоке времён и лет, - воспитывать свой язык, умеряя животное, похотное в человецех, и князей своих поставлять в истинах веры Христовой, в Любви и Дружестве, паче всего в Любви к земле языка своего, навычаям и преданьям народа! Как бы ни стало тяжко, даже и до невозможности, вынести ношу сию! И потому я, русский митрополит, волей своей, и умом, и сердцем, и именем Учителя нашего прошу тебя, и заклинаю, и настаиваю владычной волей: да останешься и впредь на престоле своём!
Алексий примолк, слегка понурив плечи, взглянул и сказал, указывая на Сергия:
– А княжеские которы, сколь бы ни гибельны казались они... Вот он в обители своей содеявает премного важнейшее всех княжеских усобиц в совокупном их множестве! Ибо жизнь Духа есть истинная жизнь, и от неё гибнет или же восстаёт всё иное, сущее окрест. И печалуюсь, - тут уже Алексий повернул лицо к троицкому игумену, решив, что настал час и ему сказать слово ободрения или укоризны, - и скорблю, будучи извещён о нестроениях в обители Святой Троицы!
Сергий улыбнулся в ответ. Помедлил.
– Владыка Алексию!
– сказал Сергий.
– Скажи, сколь времени надобно, дабы выстроить город, в пожаре выгоревший дотла? Ежели судить по Москве и градам иным, - единой осенью возможно восстановить всё порушенное! А населить град созванным отовсюду народом? Единым летом возможно и сиё совершить! И сколь надобно сил, времени и терпения, дабы воспитать, создать, вырастить единого смыслённого мужа? Побороть в нём похоть и гнев, злобу и трусость, леность и стяжание? Воспитать сдержанность, храбрость без ярости, честность и доброту? Научить его ежечасно обарывать собственную плоть и похоти плоти? Уйдут на то многие годы и труды! Но без многих подобных мужей не станет прочен ни град, ни волость, ни княжество! Без сего ни что иное не станет прочным, ибо, - тут Сергий осветлел лицом, - без духовного воспитания людей всё прочее - суета сует!
Сергий замолк, и епископ Фёдор поник головой и, воздохнув, подтвердил:
– Да, без сего непрочно всё иное!
И Алексий, поняв упрёк Сергия, тоже склонил голову, повторив:
– Без сего непрочно!
И лишь Стефан смолчал, склонив голову и охмурев взглядом.
Когда выходили из покоя, Алексий придержал Сергия за рукав и с глазу на глаз спросил:
– Сыне! Не молчи о труднотах своих! Где не возможет игумен, там возможет, порой, митрополит, могущий приказать, заставить, усовестить!