Свидетель
Шрифт:
Я замотала головой, а потом уткнулась носом в ее теплую большую грудь и плакала-плакала-плакала до изнеможения. Захотелось, чтобы Шиманский скорей нашел меня. И все кончилось.
* * *
Словно избитый камнями, Черкасов вылетел за ворота. Всё! Конец надежд, заставляющих его двигаться и жить. Какой теперь смысл? Острый шип вонзился в сердце, голова закружилась. Он привалился спиной о столб забора с противоположной стороны. Ледяные пальцы рванули рубашку, сдавили грудь, чтобы ее не разорвало. Валерий согнулся, как старик. Центра ладони коснулся рубин на цепочке. Боль не отпускала. Черкасов пытался дышать и не мог. В глазах потемнело, и он медленно осел на землю.
– Вам плохо?
– спустя какое-то время послышалось рядом не понятно на каком языке.
– Да, - прохрипел он.
– Вам надо к мастеру, Праджни-джи. Он всё лечит. Сейчас. Сейчас...
Валерия подхватили под руки и повели куда-то.
Перед глазами мелькали коридоры, свет, люди, худой индус с длинными волосами и бородой. Редкие вздохи пронзали болью. Наступило облегчение... и всё исчезло в тяжелом сне, пропитанном запахом сердечных капель.
* * *
Черкасов проснулся в маленькой комнате с побеленными стенами и плетеной индийской мебелью. Во рту было сухо и противно. Двигаясь медленно, словно октябрьская муха, он поднялся с кровати. Сердце больше не болело, но в груди было пусто, словно испорченный насос, качающий по телу кровь, изъяли и забыли заменить новым...
Взгляд уткнулся в красочного, расшитого золотыми нитками Ганешу1 в самодельной рамке из бамбука. Постепенно из тупого хаоса мысли выкристаллизовались во что-то более ясное. По частям вспомнился разговор с Варей. Пожалуй, она права была в одном: их параллельные миры пересеклись по какой-то случайной оказии, пространственному парадоксу. Ошибка космоса, которая дорого обошлась обоим.
В воспоминаниях, которые Валерий носил с собой по Лондону, Варя была другой. Настоящая оказалась смуглее, материальнее и несчастнее.
Дверь приоткрылась, в комнату вплыла дородная немолодая индианка в ярко розовом сари. На деревянном подносике она принесла чашку с чаем и сахарницу. Выставила на тумбочку перед гостем и что-то сказала на хинди.
– Спасибо, - пробормотал он, следя за ее коричневыми, почти как у африканцев пальцами, более светлыми с внутренней стороны. В последний момент догадался сложить ладони в неловком индийском намасте.
Индианка улыбнулась и снизошла до ломаного английского:
– Пражни-джи тебя лечить. Он сказать, ты отдыхать, потом идти. Ты многие отдыхать.
Черкасов растерянно улыбнулся, склонил голову и снова поблагодарил. Индианка и не собиралась уходить. Она рассматривала посетителя круглыми карими глазами, и вся была очень круглая, очень похожая на рисованного слона с человеческим телом с картинки. Казалось, женщина заполняла собой и своей широкой улыбкой всю комнату.
– Праджни-джи - врач?
– спросил Черкасов.
– Сколько я должен заплатить?
– Праджни-джи быть гуру. Сейчас он помогать денег нет. Тебе.
– Бесплатно?
– Да.
– Что делает ваш гуру?
– Людей любить. Все знать. Чудо. Многие чудо, - заулыбалась таинственно индианка, показала на потолок и развела руками. Потом показала пальцем на Черкасова.
– Сердце плохо. Атака. Ты отдыхать.
И выплыла так же неспешно, как и зашла. В помещении сразу стало пусто.
Со вздохом Валерий придвинул чашку с чаем и, размешивая четвертую ложку сахара, смотрел, как тают кристаллики в темно-коричневой ароматной жидкости. Он вновь погрузился в размышления о Варе.
Как бы ни было больно от ее слов, но Черкасов вдруг понял: это был крик отчаяния. Она растеряна, испугана и, видимо, совсем недавно перестала видеть хоть что-то. Валерий опять испытал стыд за то, что сам видит. Встрепенулась гордость, но Черкасов поморщился и запил ее чаем, настоящим, индийским, терпким. Не место ей тут. Вообще надо было понять, где он, собственно, находился. Валерий подошел к окну - горы, окутанные зеленью, дышали спокойствием. Но у него в душе покоя не было. Варя требовала, чтобы он уехал, но Черкасов не мог. И не потому, что на самом деле, особенно ехать было некуда. Вина за слепоту цепляла его к Варе, как крючок, и дергала, мучительно вырывая жабры. Хотелось освободиться от этой боли. Хотелось избавиться от постоянного гнета собственных ошибок, от прессинга извне и снаружи. Хотелось дышать полной грудью.
В памяти всплыли слова профессора-офтальмолога о Саше Морозовой и об ашраме, затем слова индианки и помогающих ему людей, что говорили с уверенностью: Праджни-джи вылечит всё. Может быть, он не случайно оказался здесь? Вдруг есть шанс все исправить? Нельзя его упустить. И, кстати, об упущениях...
Черкасов набрал Сергея.
– Это я. Да не ори, не пропал я, просто уехал. В Британии мне уже ничего не светило. За малым активисты на крыльце не повесили. Купи одноразовый телефон и перезвони мне. Или со стационарного. У тебя десять минут.
Дождался, с нетерпением топчась возле окна, и сообщил:
– Тебе срочно надо вылетать в столицу Гоа. Туда уехала Ника встречаться с каким-то своим русским любовником. Возможно, он - тот самый Егор, о котором ты раньше докладывал. Ты обязан проследить, чтобы ее не сцапал Шиманский. Лучше всего ее взять в оборот до встречи с любовником, если успеешь, конечно. Ни ее любовник, ни кто-либо другой не должны, слышишь, не должны узнать, что она проживает сейчас в Ришикеше. Потому что Варя тут. Делай все, что требуется и даже больше.
– Шеф, ты обалдел?
– не поверил своим ушам Ларин.
– Ты в Индии, что ли?
– Об этом никому ни слова. Ни Лене, ни матери, ни адвокату, ни заинтересованным лицам. Ты - единственный, кому я доверяю.
– Неожиданный поворот.
– Еще. Нужен хакер, взломать и удалить с Вариной страницы все упоминания об Индии. Лучше ее заблокировать. Когда закончишь в Гоа, приезжай в Ришикеш. С Никой или без нее. Я остановился в гостинице «Индиан отель». И больше не созваниваемся. Торопись.