Свидетель
Шрифт:
Потому что я - свидетель, и круг замкнется, когда я сыграю эту роль до конца.
* * *
Двигатели самолета мерно гудели, на соседнем кресле спала старушка, за окном проплывали облака, а я рассматривала золотое колье с рубином - внезапный подарок, затерявшийся в наволочке. От Валеры, от кого еще он мог быть? Украшение упало на пол, когда я собиралась. Я до сих пор удивлялась: каким образом камень нашел своих прежних владельцев?
Память Матхуравы после переживания его смерти прописалась сквозь мою, и теперь не нужны были вспышки воспоминаний, у меня просто были два детства, две юности, две жизни и пока только одна смерть... Их, безусловно, было гораздо больше, но именно нынешняя и
Стюардесса прошла по салону, предлагая напитки, я взяла минеральную воду и снова принялась рассматривать антиквариат. Сегодня он стоит, наверное, целое состояние, учитывая размер камня и его древность. Подушечкой пальца я нащупала крошечное перышко, обвившее иероглиф, - клеймо. Именно в том месте, где я ставила его более двух с четвертью тысяч лет назад...
Я поднесла к глазам рубин, ограненный в виде капли. Показалось, будто вчера я большими мужскими руками особым молоточком с острым концом откусывала миллиметр за миллиметром все лишнее от корунда. А затем, нажимая босой ногой педаль колеса, похожего на гончарное, полировала грани. Долго и кропотливо. С одной мыслью - этот камень, прекрасная алая Ратнанайяна2, должен был родить любовь в сердце Соны. Покорности мне уже было мало. Хотелось радости в ее глазах, иного трепета, приязни. С каждым днем росла тревога в душе, что девушка сбежит и влюбится в кого-то другого. И, если хоть в чем-то были правы астрологи, подаренный с надеждой на взаимность рубин должен был сблизить любимых, усилить влечение и внутреннюю силу. Казалось, что будто совсем недавно, а не в пра-пра-прошлой жизни я брала пинцетом, подставляла камень под яркий огонь лампады, и рубин отзывался на свет, играл, окрашивая красными тенями инструменты.
Я зажала в кулаке драгоценность. Подарок был символичным - «Сона» вернула привязку «Матхураве» - последний крючок расцеплен. Никаких больше чар, никакого принуждения, при котором не рождаются и уж точно не выживают настоящие чувства. Возможно, когда развяжется последний кармический узел, нам с Валерой будет просто нечего друг другу сказать, мы взглянем в глаза, кивнем и разойдемся каждый в свою сторону, чувствуя освобождение и переворачивая новую страницу в жизни. Сердце защемило. Оно еще не готово. Посмотрим, что произойдет после суда. Если, конечно, удастся попасть на него живой.
Как сказал Сергей, у Шиманского была поддержка в московской полиции, а у Валеры - высокопоставленные враги, которые были как-то связаны. И тем, и другим было не нужно, чтобы я выступила с показаниями.
«У нас есть догадки, но так и не известно до конца, кто заказал Черкасова. Не расслабляйся до самого конца. Полагайся на чуйку», - посоветовал Сергей.
И я поняла, что надо оставаться в настоящем, с полным вниманием в глазах, слухе. Без разброда в мыслях. Потому что сделать надо больше, чем кажется возможным, чтобы Валеру не постигла ужасная участь в тюрьме, чтобы моя бедная Ника, пострадавшая за меня, больше не плакала по дому, а вернулась к сестре, наконец. Для этого надо остаться живой. Надо не заснуть в мыслях о прошлом и будущем.
Объявили посадку. Самолет прилично тряхнуло. И шум в моей голове потек мимо меня, позволяя наблюдать то, что происходит. Прямо сейчас. Видеть. Слышать. Чувствовать. Старушка рядом проснулась и затараторила на французском об ужасной погоде. Я улыбнулась и ответила. За время практик и медитаций в ашраме во мне накопилось много психической энергии, а когда ее не тратишь на обмусоливание провалов и падений, прислушиваешься только к тому, что сейчас, замечаешь удивительные вещи. Особенно если делаешь это не в первый раз, а уже привычно плывешь в настоящем, как во многочасовой Випассане. Чувствуешь
Боинг приземлился. Мы вышли на трап в серый мороз и колкий ветер. Я поддержала соседку-бабульку под руку, отшатнувшуюся от русского холода обратно в салон, словно там можно было спрятаться, закутаться в лоскуты индийского зноя. Старушка повисла на мне, и я помогла ей взобраться в автобус. Нас подвезли к терминалу. Неосязаемый маячок просигналил мне тихой тревогой. Я осмотрелась - наверху, на выходе с эскалатора толпились встречающие. Закрыв веки на пару секунд, я сконцентрировалась на «третьем глазе». Мир привычно осветился искристыми пятнами, шарами, всплесками световых волн. Мое внимание выловило среди них знакомый уже контур. Малейшего напряжения памяти хватило для того, чтобы вспомнить - я видела его возле офтальмологической клиники среди тех, кто арестовывал Валеру. «Меня встречают».
Я открыла глаза, удерживая концентрацию на «дополнительном в'uдении», мир обрел световое оформление. Бабулька уронила шарф, я наклонилась поднять его в тот самый момент, когда голова амбала повернулась в мою сторону. Три эскалатора выходили на одну площадку, прямо к головорезам в руки. В моей голове перестали шуметь мысли, на которые я давно не обращала внимание, и появилось ощущение - шаг вправо. Будто подал сигнал оператор. Я шагнула, передо мной оказался широкий дядечка в светло-коричневом кашемировом пальто и кроссовках. Хвостом за ним я шмыгнула на эскалатор. У подножия соседнего бабулька француженка подняла шум - кто-то наступил ей на ногу, она кричала неприличное «Merde3» и требовала полицию. Поймала обидчика за конец шарфа, он споткнулся, перед ступенями эскалатора началась настоящая свалка и ругань. Головы встречающих громил автоматически повернулись туда.
Еще один импульс - легкий толчок в спину сзади заставил обернуться. Молодой человек извинился, что зацепил меня портфелем. Одновременно стоящий передо мной дядечка наклонился к жене, и меня могли бы увидеть, но...
«Быстро три шага вперед и влево». Я поддалась ведущей меня интуиции. Дядечка в пальто пошел в сторону амбалов, а я оказалась среди индийских студентов, которые забросали меня веселыми вопросами о столице, морозе и медведях, приняв за москвичку.
Еще десять шагов вперед, приоткрытая служебная дверца. Я подалась в нее. Перевела дух.
– Сюда нельзя!
– выступила из-за стеллажа родная российская уборщица в синем переднике.
– Да, извините, - улыбнулась я дружелюбно и сказала правду: - Заметила среди встречающих человека, с которым я очень, просто совершенно не хочу встречаться. Из-за этого на другой конец света пришлось уехать. Едва вернулась, и снова он...
– Бывший, что ли?
– покосилась женщина. Явно замученная дополнительной работой, но тщательно накрашенная, не в брюках, а в юбке под передником, со взглядом одиночки, привыкшей решать самостоятельно жизненные проблемы. Из тех, кто отчаянно ищет спутника жизни, но выпивая по рюмочке с подругами, говорит «Все мужики сволочи».
– Был один неприятный эпизод, - ответила я.
– Боюсь, сейчас снова пойдет все наперекосяк.
– Ну, так он тебя по любому увидит, если пойдешь за багажом.
– У меня только этот рюкзак.
– А где твой мужик?
– Стоял у крайнего правого эскалатора, в черной куртке. Высокий и очень плотный, с коротким ежиком.
Тетка выглянула и вернулась обратно.
– Ничего такой, но небось мерзавец, да? Не говори, и так вижу. Все они...
– Она махнула рукой.
– Ладно, пойдем к тому проходу, за углом он тебя не заметит, а там по коридору выйдешь через другие ворота.