Свирепая справедливость

Смит Уилбур

– Свяжись как можно скорее, – сказал он.

– В понедельник утром, – кивнул Стивен и некоторое время пристально рассматривал брата.

– В чем дело, Стивен?

– Просто думаю. Если бы Калифом был такой человек, как ты...

– Я? – Питер впервые по-настоящему удивился.

– Король-воин, абсолютно безжалостный там, где дело касается установления справедливости и выполнения долга.

– Я не такой, – возразил Питер.

– Нет, такой, – уверенно ответил Стивен. – Ты именно такой человек, каким я представлял себе Калифа. Именно такой человек, какой нам нужен.

Питер

предполагал, что Калиф следит за ним. После убийства баронессы Альтман он должен был очень интересовать Калифа. И потому действовать предсказуемо.

В понедельник он первым рейсом улетел в Брюссель и еще до полудня сидел за своим столом в здании «Нармко». Здесь он опять оказался в самом центре игры интересов и власти. «Альтман Индастриз» потеряла своего руководителя, и уже начались интриги и возникли сложные подводные течения. Несмотря на множество намеков и тонких подходов, Питер держался от всего этого в стороне.

Во вторник вечером Питер взял со стойки в вестибюле «Хилтона» газету. Просьба Стивена о встрече ничем не выделялась среди других объявлений.

И пошли сыны Израилевы, и плакали перед Господом до вечера, и вопрошали Господа: вступать ли мне еще в сражение?

Книга Судей, 20:23.

Цитата, выбранная Калифом, казалось, символизирует его взгляд на самого себя. Он видел себя божеством, высоко вознесенным над прочими людьми.

Стивен объяснил Питеру, что Калиф ответит по истечении сорока восьми часов.

После того как объявление появится в газете, Стивену предписывалось ежедневно ждать за столом в своем кабинете на Лиденхолл-стрит от полудня до двадцати минут первого. На это время он не должен был назначать никаких дел, не допускать посетителей и не занимать некий незарегистрированный телефон.

В среду связи не было, но Стивен ее еще и не ждал. В четверг он нервно расхаживал по персидскому ковру в ожидании звонка. Он уже надел пиджак, котелок и зонтик ждали у стола; этот стол, французский, с украшениями из позолоченной бронзы, как благожелательное чудовище, стоял у окна, смотрящего на биржу Ллойда.

Стивен Страйд боялся и откровенно признавался себе в этом. Интриги составляли часть его существования на протяжении почти всей жизни, но игра всегда шла по определенным правилам. Теперь он сознавал, что углубляется в новые джунгли, в дикую чащу, где нет никаких правил, выходит за пределы своих возможностей; Питер сказал ему об этом, и Стивен понимал, что тот прав. Питер говорил сущую правду, и Стивен боялся как никогда в жизни. Но он понимал и другое: он будет действовать. Он слышал, что признавать страх, но обуздывать его, не теряя способности выполнять свой долг, – это признак подлинного мужества.

Однако он не чувствовал в себе мужества.

Телефон прозвонил один раз, слишком громко и резко. Стивен внутренне напрягся и, парализованный страхом, застыл посреди своего драгоценного, изумительной красоты ковра.

Телефон прозвонил вторично, и его настойчивый звонок прогремел в ушах Стивена трубами Страшного суда. Его медленно затопил липкий маслянистый

страх, который с трудом удавалось сдерживать.

Телефон зазвонил в третий раз, и Стивен огромным усилием воли заставил себя сделать три шага к столу.

Он поднял трубку и услышал резкие помехи общественной телефонной сети.

– Страйд, – сказал он резко, напряженным фальцетом, и услышал звяканье опущенной в автомат монеты.

Голос в трубке привел баронета в ужас. Электронное гудение, бесчеловечное, бесполое, без следа живых чувств, без модуляций.

– Олдгейт и Лиденхолл-стрит, – произнес этот голос.

Стивен повторил место встречи, и связь немедленно прервалась.

Страйд положил трубку, схватил котелок и зонтик и заторопился к выходу.

Красивая седая секретарша взглянула на него и выжидательно улыбнулась. Она работала у Стивена уже пятнадцать лет.

– Сэр? – Она по-прежнему называла его так.

– Я выйду на полчаса, Мэй, – ответил Стивен. – Присмотрите за лавочкой. – Он прошел в частный лифт и быстро спустился в подземный гараж, где рядом с личными машинами старших служащих стоял его «роллс».

Взглянув в зеркало на стене лифта, он проверил, под каким углом надет котелок, чуть наклонил его вправо и поправил гвоздику в петлице своего костюма с Сэвил-роу, [59] темно-синего, с еле заметной элегантной светлой полоской. В течение следующих нескольких минут важно было выглядеть и действовать совершенно естественно. Его штат заметит любое отклонение от нормы.

59

Улица в Лондоне, где расположены ателье дорогих мужских портных. – Прим. перев.

В гараже он не подошел к своему темно-бордовому «роллс-ройсу», который блестел в приглушенном свете, точно драгоценность. Вовсе нет – сэр Стивен прошел к калитке в стальной отодвигающейся двери гаража. Охранник в застекленной будочке у двери оторвался от купонов футбольного тотализатора, узнал хозяина и вскочил.

– Добрый день, сэр.

– Здравствуйте, Гарольд. Я не возьму машину. Просто пройдусь несколько минут.

Он вышел на улицу и свернул налево, к перекрестку Лиденхолл-стрит и Олдгейт. Шел он быстро, но внешне не торопился. Времени Калиф дал в обрез, чтобы его подчиненный не успел ни с кем связаться. Стивен знал, что от его кабинета до телефона-автомата всего несколько минут ходу. И Калиф тоже точно знал, сколько на это нужно времени.

Телефон в красной стеклянной будке зазвонил, когда Стивен был в двадцати шагах от него. Оставшуюся часть пути Стивен пробежал.

– Страйд, – сказал он, слегка запыхавшись. Немедленно звякнула монета, и тот же электронный голос назвал ему место следующего контакта. Телефон-автомат на Хай-стрит у входа на станцию метро «Олдгейт». Стивен повторил. Голос в трубке встревожил его: с ним словно говорил робот из фантастического кино. Если бы он услышал обычный человеческий голос, ему было бы легче.