Sweet dreams
Шрифт:
— Я так и знал, что ты это скажешь. Ты ненавидишь мой психоделический рок, — Финн говорит это с надменной улыбкой.
О, девушка прекрасно знает, что именно она обозначает — насмешка.
— Я не ненавижу его, — отвечает она с лёгкой улыбкой. — Я люблю Jefferson Airplane. Голос солиста просто… — Милли замирает, как будто раздумывает над словом, постукивая сценарием по губам. — Завораживает. И тексты у них очень интересные.
Она видит, как удивлённо вытягивается лицо Вулфарда, — это абсолютно бесподобная реакция на её слова. Кажется, он действительно впечатлён её ответом. Браун, довольная произведённым эффектом, продолжает:
— О, ещё мне нравится Blue Cheer, ну, знаешь, те
— Звучит неплохо, — говорит Финн с широкой и радостной улыбкой. — Я, кстати, хотел бы быть его гитаристом.
— Я знаю. — Браун пожимает плечами; как будто он не твердил ей об этом раньше. — Cream тоже неплохие.
— О нет, они слишком коммерческие. — Показушно кривится парень.
— Конечно-конечно, — передразнивает его Милли. — Но я всё равно их люблю. Наряду с Iron Butterfly и их «In-A-Gadda-Da-Vida»
— Эта песня была очень популярна. А ещё…
— Она изначально должна была называться «In the Garden of Eden», но кое-кто был под наркотой, и они этого не сделали, я знаю.
Девушка сама гордилась своими знаниями, что уж говорить про Финна — тот, кажется, был восхищён.
— С чего вдруг такие познания в музыке? — спросил он, склонив голову набок.
Милли не отвечала. Это было слишком личное. То, о чём он никогда не должен узнать.
Не рассказывать же ей, что она буквально заставляла себя слушать эти песни несколько месяцев подряд, собирая о них информацию в Интернете. Она понимала, что чем поверхностнее будут у неё разговоры с Финном, тем хуже у них будут складываться отношения. А о чём он любит постоянно говорить, кроме как не о своей музыке? Вот она и пыталась любым образом наверстать упущенное, чтобы не быть такой невеждой в этой области.
— Милли? — вдруг расстроенно спрашивает парень. — Почему, чёрт возьми, ты не отвечаешь на мои вопросы?
Она снова не отвечает. Ведь теперь ей не требуется всегда отвечать ему, потому она больше не его девушка, и от этого она чувствует себя свободнее. Не нужно больше угождать ему, пытаться что-то выдавить из себя, когда у неё даже нет на это ответа.
По комнате разлилась знаменитая одноимённая с постановкой мелодия «Призрак оперы», когда Вулфард, тяжело выдохнув, посмотрел на неё и снова заговорил:
— Знаешь, у меня была мечта, что, когда мы встретимся вновь, я буду известным музыкантом. У меня бы уже было несколько популярных альбомов, я был бы богат и знаменит. Я надеялся, что при нашей встрече ты не будешь всё той же неуверенной в себе девушкой, которая всегда предпочитала прятаться от проблем. — Милли поверить не может в то, что он сейчас говорит. Она отрывается от сценария и пристально смотрит на него. — Технически, всё так и было, хотя слава была ещё не так велика. Тогда я думал, что встречусь с совершенно противоположной Миллстер. Мы бы увидели друг друга, и ты была бы неотразимой и фантастической. Я всегда думал, что тебе нужно стремиться к чему-то большому, хотя и не говорил тебе об этом. — Браун жадно рассматривала лицо Финна: его глаза, нос и губы. — Хотя это было очень больно, но я был рад, что с тобой всё в порядке, что ты двигаешься дальше. А потом случилось что-то, о чём я не знаю, и вот ты здесь. И это разрывает мне сердце. Как так получилось, что мы оба, пройдя абсолютно разные пути, в итоге очутились здесь вместе? — Он потерянно осматривал зеркальную комнату. — Ладно ещё я, от меня это было ожидаемо. Но ты? Это ведь сумасшествие.
— Что ты имеешь в виду? —
— Ты та из нас двоих, кто была сильна духом, ты та, кто была рациональна и последовательна, ты та, у кого была железная воля и доброе сердце. Идеальная девушка. А я наоборот, — он горько усмехается и качает головой, — был слабым и непостоянным. Ходячая катастрофа. И это не укладывается в моей голове. Что же случилось с тобой, Миллстер?
Последний вопрос он произносит тёплым голосом с очень нежной улыбкой. Он звучит как само понимание, как участие и покой. Он звучит так, будто ему действительно есть до неё дело. И года два назад она бы обязательно ему всё рассказала, но та Милли, которую он знал, и та, которая стоит перед ним сейчас, — совершенно разные люди. Сейчас она окружена ледяной стеной, которая позволяет ей выжить.
Милли отвернулась и снова открыла сценарий на зелёной закладке.
— Это уже больше не твоё дело, — ответила она равнодушно.
Не прошло и пары секунд, как она услышала, что дверь в зеркальную комнату закрылась. Финна внутри не было.
Браун не хотела задумываться о том, что именно сейчас произошло, и уделять этому своё внимание. Но гнев захлёстывал её с головой — она чувствовала, как злость и обида стоят комом в горле. Какое он имеет право приходить к ней после всего, что он сделал, и требовать от неё ответов на свои вопросы?
Из сегодняшней встречи Милли сделала два неутешительных вывода.
Во-первых, она всё ещё ужасно злилась на него за его поступок.
А во-вторых, где-то в глубине души у неё всё ещё были чувства к нему. Но ей ни в коем случае нельзя было им поддаваться — слишком непозволительная роскошь, которая могла убить её.
========== Часть 6 ==========
Это было воскресенье, и в этот день всегда случается кое-что… Кое-что, что Милли ненавидит всем сердцем. Воскресенье — это день для посещений. И в том, что она его не любит, нет ничего удивительного — за те три недели, что она провела в этой клинике, никто к ней так и не приехал и не позвонил (она спрашивала), а ещё никто не берёт трубку, когда она звонит им сама. И каждый раз она задаётся закономерным вопросом — а есть ли у неё семья вообще? Потому что с таким отношением она кажется какой-то сюрреалистичной.
Она понимает Пейдж — её старшая сестра хоть живёт и не так далеко (в Чикаго), но у неё есть своя семья, работа. Она может быть просто крайне занята. К тому же именно она была тем человеком, который отвёз сюда Милли, и теперь Браун больше не хочет её беспокоить.
Чарли тем более не может — он живёт в Лондоне со своей девушкой, а ещё у него там очень хорошо оплачиваемая работа, с которой просто так не вырваться.
Ава находится сейчас в трудной для неё стадии полового созревания, и Милли не хочет лишний раз загружать её своими собственными проблемами.
Но родители? Неужели она им настолько безразлична? Видимо, да, потому что те даже ни разу не позвонили спросить, как она здесь устроилась.
Это дико, но какая-то её часть уже даже смирилась с этим. Она ведь больше не идеальная дочь. Ей даже не стоит больше считать себя членом семьи Браун.
— Ладно, не стоит думать об этом, — прошептала она сама себе под нос, поднимаясь со стула у окна, где просидела последний час, наблюдая за тем, как приезжают и уезжают чьи-то родственники и друзья для того, чтобы повидаться с другими пациентами.