Талисман
Шрифт:
Базар напоминал ему королевский дворец, если не считать отсутствия напряжения в воздухе и чрезмерного беспокойства и суеты, — над ним витал такой же букет одуряющих запахов (в особенности жареного мяса и лошадиного пота), бродили толпы людей, наряженных в яркие одежды (хотя, по правде говоря, даже самые-пресамые яркие одежды не могли и близко сравниться с нарядами тех денди, которых Джек видел внутри дворца), царило сбивающее с толку, но каким-то образом веселящее сопоставление несопоставимого, абсолютно нормального с совершенно ненормальным и странным.
Он остановился у прилавка, где человек продавал ковры с вытканным на них
Затем Джек увидел, что вплетенное в ковры и повторенное много-много раз лицо Лауры де Луизиан начало изменяться, превращаясь в лицо его мамы — со слишком темными глазами и слишком белой кожей.
Тоска по дому снова охватила Джека. Тоска по дому, тоска по матери. Она волной прокатилась по его сознанию, и его сердце заныло: Мама! Мамочка! Господи, почему я здесь? Мама!!! Что она делает сейчас, в данную минуту? Сидит у окна и смотрит на океан, отложив в сторону открытую книгу? Или смотрит телевизор? А может, она в кино? Или спит? Или… умирает?
Умерла, закончил за него злобный голос. Умерла, Джек. Совсем умерла.
Нет!!!
Он почувствовал, как горячие потоки слез застилают глаза и стекают по щекам.
— Почему такой печальный, малыш?
Он вытер глаза, посмотрел вверх и увидел продавца ковров, беспокойно глядящего на него. Он был такой же большой, как шашлычник, его руки и грудь тоже покрывала татуировка, но у этого человека улыбка была открытой и светлой.
— Ничего, все в порядке, — сказал Джек.
— Если «ничего» заставляет тебя выглядеть таким образом, тогда подумай о «чем-нибудь».
— Неужели я так плохо выгляжу? — спросил Джек, слегка улыбаясь.
Он произнес эти слова совершенно автоматически, в этот момент не осознавая, где он и кто он, — может быть, поэтому продавец ковров не уловил в его речи ничего странного или выбивающегося из ритма.
— Э-э, мальчуган, да ты выглядишь так, как будто потерял своего лучшего друга. Как будто с севера пришел Дикий Белый Волк и сожрал его у тебя на глазах, орудуя серебряным ножом и вилкой.
Джек снова улыбнулся. Продавец ковров отвернулся и из маленькой коробки справа от самого большого ковра взял какой-то овальный предмет с короткой рукоятью. Когда он повернул его так, что на него попал луч солнечного света, Джек увидел, что это зеркало. Оно было маленьким и грязным — глядя на него, можно было подумать, что его только что облили молоком и присыпали пеплом.
— Подойди сюда, мальчик, — сказал продавец ковров. — Посмотри на себя и удостоверься, что я прав.
Джек посмотрел в зеркало и открыл рот — он был настолько ошеломлен увиденным, что сердце едва не перестало биться. Это был, несомненно, он, но выглядел он как житель Острова Развлечений в диснеевском варианте «Пиноккио», где некий злой волшебник, стреляющий из водяного пистолета и
Внезапно он подумал: У меня было такое!
И вслед за этим: У меня было такое в моей волшебной Стране Мечты. Но в его нормальном мире оно было… было…
Ему тогда только что исполнилось четыре года. В нормальном мире (незаметно для себя он перестал думать о нем как о реальном мире) у него был большой стеклянный шарик, розовый внутри. Однажды, когда он сидел и играл с ним, шарик покатился по цементной дорожке перед домом и, прежде чем Джек успел его поймать, угодил в сточную канаву. Он потерян навсегда, думал мальчик тогда, сидя на бордюрчике, закрыв лицо грязными руками и плача горькими слезами. Но сейчас эта старая игрушка не казалась ему такой удивительной, как тогда, когда ему было четыре, а может, даже три года. Джек улыбнулся своим воспоминаниям. Изображение в зеркале изменилось, и Джек-ослик стал Джеком-котом, лицо его вытянулось от удивления. Глаза из коричневых, как у ослика в зоопарке, превратились в зеленые, как у кота Тома. Теперь уже маленькие, покрытые серой шерстью ушки торчали из макушки — из того же самого места, откуда раньше свисали длинные уши осла.
— Вот так-то лучше, — сказал торговец. — Намного лучше, сынок. Мне нравится, когда дети счастливы. Счастливый ребенок — здоровый ребенок, а здоровым детям легче найти свое место в жизни. Об этом сказано в Библии, и если это не так, то должно быть так. Я, наверное, запишу эти слова в тетрадку, если смогу когда-нибудь наскрести в карманах достаточно денег, чтобы купить ее. Хочешь такое зеркало?
— Да! — крикнул Джек. — Очень хочу!
Он полез за своими палочками, позабыв о бережливости.
— Сколько оно стоит?
Продавец нахмурился и быстро осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
— Убери деньги, сынок. Засунь их поглубже, чем они лежали. Начнешь лишь деньги доставать — и тут же их потеряешь. Воров и прочей твари немало на базаре.
— Что-что?
— А ничего. Оно ничего не стоит. Возьми его — я дарю. Половина таких зеркал каждый день разбивается в моем фургоне, когда я трясусь сюда. А матери обычно оттаскивают своих детей от зеркал, потому что они не в состоянии их купить.
— Ну хорошо хоть, вы этого не отрицаете, — сказал Джек.
Продавец посмотрел на него с удивлением, а потом, после небольшой паузы, они оба громко рассмеялись.
— Счастливый мальчик с острым язычком, — сказал торговец коврами. — Я хотел бы с тобой встретиться, когда ты будешь повзрослее и посмелее, сынок. Твой язык, мой человечек, мы возьмем с собою и количество насечек быстренько утроим.
Джек хихикнул. Этот парень придумывал стихи намного лучше, чем те рэпмены, записи которых постоянно крутят по «Шугархилл Ганг».