Тарас Шевченко - крестный отец украинского национализма
Шрифт:
Индукция благополучно закончена: сын Давида порочен, следовательно, дети у святых особенно порочны. Что и требовалось доказать.
И последний удар по царю Давиду - эпизод третий:.
В «Третьей книге Царств» читаем: «Когда царь Давид состарился, вошел в преклонные лета, то покрывали его одеждами, но не мог он согреться».
По-кобзарски это звучит так:
І поживе Давид на світі Не малі літа. Одрях старий, і покривали Многими ризами його, А все-таки не нагрівали Котюгу блудного свого.«И сказали ему слуги его: пусть поищут для господина нашего царя молодую девицу, чтоб она предстояла царю, и
«И искали красивой девицы во всех пределах Израильских, и нашли Ависагу Сунамитянку, и привели ее к царю. Девица была очень красива, и ходила она за царем, и прислуживала ему; но царь не познал ее».
Облизавсь старий котюга, І розпустив слини, І пазурі простяга До Самантянини, Бо була собі на лихо Найкраща меж ними, Меж дівчатами; мов крин той Сельний при долині - Меж цвітами. Отож вона І гріла собою Царя свого, а дівчата Грались меж собою Голісінькі. Як там вона Гріла, я не знаю, Знаю тільки, що цар грівся І… і не позна ю.Теперь встает вопрос: кто же тут котяра и кто распустил слюни?
Далее автор переходит на отечественный материал: следует компромат на молодого язычника Владимира, который потом в зрелом возрасте принял христианство и крестил Русь, за что и почитается всеми православными как Святой равноапостольный князь. И, наконец, резюме:
Так отакії-то святії Оті царі… Бодай кати їх постинали, Отих царів, катів людських. Морока з ними, щоб ви знали, Мов дурень, ходиш кругом їх, Не знаєш, на яку й ступити. Так що ж мені тепер робити З цими поганцями?Вопрос, конечно, риторический, ибо ответ уже дан выше:
Бодай кати їх постинали…Короче: «повбивав би» - постоянный рефрен у Кобзаря.
А вот как выглядит этот библейский мотив в его творчестве в поэме «Саул» (1860).
«Первая книга Царств»: «И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу… И сказали ему:… поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов».
Жидам сердешним заздро стало, Що й невеличкого царя І з кізяка хоч олтаря У їх немає. Попросили Таки старого Самуїла, Щоб він де хоче, там і взяв, А дав би їм, старий, царя. Отож премудрий прозорливець, Поміркувавши, взяв єлей Та взяв от козлищ і свиней Того Саула здоровила І їм помазав во царя. Саул, не будучи дурак, Набрав гарем собі чималий Та й заходився царювать.Так, очевидно, представлял себе Тарас Григорьевич сущность царской власти.
Дивилися та дивувались На новобранця чабани Та промовляли, що й вони Таки не дурні. «Ач якого Собі ми виблагали в Бога Самодержавця».И
«А от Саула отступил Дух Господень, и возмущал его злой дух…»
А Саул Бере і город, і аул, Бере дівча, бере ягницю, Будує кедрові світлиці, Престол із золота кує, Благоволеньє оддає Своїм всеподданійшим голим. І в багряниці довгополій Ходив по храмині, ходив, Аж поки, лобом неширокий, В своїм гаремі одинокий, Саул сердега одурів. Незабаром зібралась рада. «Панове чесная громадо! Що нам робить? Наш мудрий цар, Самодержавець-господар, Сердешний одурів…»«… Давид, взяв гусли, играл, - и отраднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него.»
А вот интерпретация «широкого лобом» кобзаря:
… Заревла Сивоборода, волохата Рідня Саулова пузата, Та ще й гусляра привела, Якогось чабана Давида, «І вийде цар Саул, і вийде, - чабан співає, - на войну…» Саул прочумався та й ну, Як той москаль, у батька, в матір Свою рідоньку волохату І вздовж, і впоперек хрестить. А гусляра того Давида Трохи не вбив. Якби він знав, Яке то лихо з його вийде, З того лукавого Давида, То, мов гадюку б, розтоптав І ядовитую б розтер Гадючу слину.Саул не знал, но мы-то знаем, что Мессия - потомок Давида. Теперь становится понятна фраза Тараса Шевченко:
Наробив ти, Христе, лиха!Какого же зла наделал Христос? И кому? Ответ давно известен: врагу рода человеческого, князю мира сего. Ему и служил Шевченко, продавший душу свою за славу. И еще якобы за Украину. Но это ложь. Ибо счастье ни Украины, ни украинцев невозможно минуя Господа. Князь мира сего распоряжается мирскими благами. А они только и существуют для кобзаря. Их только он и обожествляет: «… Почему же не верить мне, что я хотя к зиме, но непременно буду в Петербурге? Увижу милые сердцу лица, увижу мою прекрасную академию, Эрмитаж, еще мною не виданный, услышу волшебную оперу. О, как сладко, как невыразимо сладко веровать в это прекрасное будущее. Я был бы равнодушный, холодный атеист, если бы не верил в этого прекрасного бога, в эту очаровательную надежду» (1857).
Что и говорить, опера - это райское наслаждение (вроде «Баунти»). И не она одна:
Хоч молись перед тобою, Мов перед святою… Красо моя молодая… (1847) І станом гнучким, і красою Пренепорочно-молодою Старії очі веселю. Дивлюся іноді, дивлюсь, І чудно, мов перед святою, Перед тобою помолюсь… (1850)Обожествление земного имеет изнанкой приземление Святыни и низведение ее в прах.
Вот поэма «Марія» (1859), написанная якобы по библейским мотивам. Вначале автор перепутал Богородицу с обнаженной натурщицей, заставляя вспомнить одного из сыновей Ноя по имени Хам. Затем Мария поет (голосом кобзаря):
«Раю, раю! Темний гаю! Чи я молодая, Милий боже, в твоїм раї Чи я погуляю, Нагуляюсь?»Что у него болит, о том кобзарь и говорит. Но зачем же вкладывать свои желания в уста Богородицы? Разве что для богохульства.