Тарикат
Шрифт:
Колодец располагался в центре участка, окруженного четырьмя ветхими, наполовину развалившимися стенами из глиняного кирпича. Поговаривали, некогда на этом месте стояла ханака дервишей. Но более семидесяти лет назад, во время грабительского налета хорезмшаха Астыза, приют оказался на пути захватчиков и был разрушен. Колодец тем не менее уцелел, и спустя время жители со всей округи стали ходить сюда за водой, почитая ее особенной, наполненной баракой[4].
Я нырнул в проем и замер, не веря своим глазам.
Двор был пуст.
Ни души.
Чтобы
Я встряхнулся, выныривая из липкого омута морока. Взгляд упал на колодец. Грубая кирпичная кладка, промазанные глиной стыки. В некоторых местах кирпич треснул, разбрасывая сеть извилистых дорожек в разные стороны. Две кривые деревянные сваи по бокам и такая же перекладина были обновлены совсем недавно, если судить по цельности и цвету древесины. В центральной части перекладины была намотана толстая веревка из овечьей шерсти. Противоположный ее конец обвился вокруг деревянной ручки ведра, болтающегося на сучке одной из свай.
От колодца веяло чем-то привычным и уютным, как от родного дома, куда путник возвращается после очередного странствия. Ветхий, но сохранивший свою силу, он словно собирал мир вокруг себя, придавая ему незыблемость и ясность.
Я невольно улыбнулся, отбросил мимолетные подозрения и бодро зашагал к источнику живительной влаги. Шаги гулко отдавались в пространстве, будто я ступал тяжелыми сапогами по гладкому мрамору. Приблизившись, я поправил лямку бурдюка на плече, снял ведро и заглянул в колодец, чтобы оценить глубину.
Воды не было. Вместо нее в глубине колодца покачивалась густая непроницаемая завеса тьмы. Она ждала. Выжидала, когда кто-то обратит на нее внимание. Словно мой взгляд отдал ей мысленную команду, тьма медленно, но неуклонно поползла наверх. Я отшатнулся готовый бежать, но неведомая сила приковала меня к месту. Пальцы судорожно сжимали ручку ведра, лоб покрыла испарина, а сердце норовило выскочить из груди и упорхнуть. Не моргая, я уставился на неумолимо приближающийся мрак и молил Аллаха о спасении.
Когда до края оставалось несколько пальцев, тьма рванулась навстречу и захлестнула меня. Обжигающе холодная вязкая жижа проникала в рот, нос, уши, заливала глаза. Разум сопротивлялся, но тело предательски игнорировало мои приказы, сильнее подаваясь навстречу темной волне. Едва теплившийся уголек души, за который я цеплялся как за последний оплот, через мгновение был безжалостно поглощен бурным чернильным потоком. Я стремительно таял подобно тонкой свече, растворялся, лишаясь своей сущности. И когда мы с тьмою стали единым целым, я вдруг прозрел.
Я коршуном парил над землей, обозревая город с высоты. Поразительно, но я видел все так же четко, как если бы находился рядом. Спутанные волосы нищего, просящего милостыню у входа на базар, налившиеся желтоватой спелой зеленью плоды инжира на смоковницах, кругляш медяка, выпавший из кармана добротно одетого мужчины. Всюду кипела жизнь, город дышал и шумел на разные лады.
Я пронзительно заклекотал, и этот невообразимый звук волной прокатился по округе. Не успел я испугаться или удивиться, как из-за спины, обгоняя меня, вырвались потоки мрака. Девять хищных горизонтальных столбов, извиваясь подобно змеям, ринулись на город. И чего бы ни коснулись их мерзостные тела — все обращалось в прах: жилища, деревья, скотина, люди... Гигантские черные черви в буквальном смысле слова пожирали Мерв, не щадя никого.
Сердце сжалось от ужаса и превратилось в холодный комок. Нужно предупредить Карима и остальных! Я бросился в сторону нашего дома, рассекая потоки воздуха. Приземлился посреди двора, со всего маху врезавшись ступнями в землю. Сапарбиби хлопотала у тандыра, напевая красивым звонким голосом.
— Ана, — бросился я к ней, — беда!
— Что стряслось, Бахтияр? — обеспокоенно взглянула на меня Сапарбиби. — На тебе лица нет!
— Там... там ураган, он уже в городе и скоро будет здесь. Надо уходить!
— Храни нас Аллах! — запричитала она и кинулась к дому, выкрикивая имена родных.
На пороге показался Карим, за ним протиснулся недовольный Азиз. Шмыгнула мимо малышка Ниса, за ней вдогонку мчался Алишер. А из дальнего конца двора торопливо приближались Хусан и Джаннат.
Тьма накрыла двор в мгновение ока, будто невидимая рука набросила покрывало. Я и вскрикнуть не успел, как перед глазами стало беспросветно темно. Я бросился вперед, но налетел на невидимую преграду и был отброшен. Поднялся и кинулся снова, пытаясь проломить вдруг ставшую твердой завесу.
Безуспешно.
Грудь зажгло. Я опустил голову и увидел, что мешочек с косточкой, висящий на шее, тускло светится красным, словно уголек. Я накрыл его рукой, заряжаясь светом и жаром. И тут из моей груди вырвался яркий луч света, пронзив стену мрака. Она покрылась белыми трещинами и осыпалась мелкими песчинками.
Я стоял там же, где меня застигла пелена. Двор моих приемных родителей — точь-в-точь как я его запомнил. Вот только он был пуст. Лишь семь аккуратных кучек золы лежали в ряд на земле — все, что осталось от моих родных.
...и я закричал.
— Бахтияр, — донеслось до меня еле слышное. — Бахтияр! — уже совсем рядом.
Я выпучил глаза и закрутил головой, пытаясь понять, где я. Полутемная просторная комната, тусклый свет масляной лампы. Надо мной склонился мужчина с резкими чертами лица и густой седой бородой. Его взгляд буравил меня, помогая сознанию собраться в одной точке — здесь и сейчас.
— Что ты видел? — яростно спросил Аль-Кубра.
Я обвел взглядом остальных участников, собравшихся на групповой зикр. В их глазах читалось беспокойство с примесью затаенной робкой надежды. Увы, у меня нечем было их обрадовать.