Тайна и кровь
Шрифт:
— Добывать деньги.
И все мы в тот же миг, как один человек, поняли, что предлагал Трофимов.
А он пояснял:
— В такой организации для наших целей полезны не только отчаянные смельчаки, но и умные, находчивые разведчики. Отныне на их обязанности лежит розыск богатых людей и денежных мест. Понятно ли, господа?
Несколько голосов ответили:
— Понятно.
— Но этого мало. Мы сейчас же должны выбрать из нашей среды казначея, кроме того — заведующего всей денежной частью. Запомним же и поклянемся: все добытые суммы мы
Комната загудела, заволновалась, ожила, вспыхнула спорами, тем беспокойством, которое возникает в толпе людей, когда они хотят проверить себя и других.
Трофимов крикнул:
— Подождите, господа! Молчание!
Все смолкло.
— Ну, что ж, ни у кого больше никаких вопросов нет? Он прищурился.
— Очень много вопросов.
Трофимов кивнул головой.
— Ну, разумеется. Вы, господа, рано начали спорить. Главное — впереди.
Все насторожились.
— Сейчас же мы должны назначить людей.
Тоном твердым и решительным, не допускавшим никаких возражений, он докончил:
— Начальником ударного отряда становлюсь я. Леонтьев пробурчал:
— Совершенно правильно.
Несколько человек одобрительно воскликнули:
— Верно! Конечно! Просим!
— Теперь дальше. Казначеем я думаю назначить Рейнгардта. Согласны?
— Согласны.
Мы назначили места встреч.
Леонтьев предложил:
— Самое удобное пока встречаться здесь же.
— В гостинице?
Другие запротестовали. Трофимов объявил:
— Да, здесь. Но только не в номерах, а наверху, в буфете.
— А в случаях особой важности и спешности, — заявил Рейнгардт, — можно у меня.
— Это где?
— В Манежном переулке.
Наступал самый серьезный момент совещания.
Еще раньше со слов Леонтьева я знал, что одной из главных задач нашей организации будет захват советских должностей. Во все учреждения, в штабы, в тюрьмы и особенно в чека должны быть посланы наши люди, притом наиболее надежные. Теперь надо было только их избрать. Кое-где они уже служили. Несколько человек было у нас и на Гороховой, 2.
Совещание подходило к концу.
— Что выйдет из этой новой организации? Что ждет каждого из нас?
Наступали страшные дни отчаянных и рискованных дел.
— Хватит ли сил? Выдержит ли мое сердце? Что будет?
Это знает один Бог. Впрочем, это знал и я:
— Еще темней и глуше станет тайна и обильней потечет кровь.
XVIII. Похороны Варташевского
В то утро большой сад Петропавловской больницы, белый от снега, всегда молчаливый и мертвый, стал наполняться людьми.
Вдвоем с Леонтьевым мы вошли в один из подъездов и наблюдали за теми, кто пришел проводить несчастного, нас обманувшего Варташевского. Черный катафалк,
— Читали, как они его превозносят?
— Да.
Газеты были полны хвалениями погибшему советскому летчику. Этому убийству хотели придать характер обширного заговора. Ненависть, проклятия, ругательства были во всех статьях, фельетонах, заметках. Но чувствовалось и большевистское бессилие. Было ясно, что нас боятся. Власть трусила.
Я об этом сказал Леонтьеву. Он горько усмехнулся:
— Да, обидно. Нас испугались тогда, когда нас не стало.
— Организация будет. Нас еще вспомнят.
— Давай Бог!
Из подъезда вышло духовенство. Отпевали два священника, и их серебряные облачения ярко искрились и производили впечатление какой-то особенно важной торжественности. За духовенством показался передний край металлического гроба.
Я сказал:
— А это уж совсем непонятно. Почему они его хоронят по церковному обряду? Надо бы уж по-граждански… Большевик — так пусть и в могилу сойдет большевиком! Кого они обманывают? Все ясно.
— Так-то так, да не совсем.
— То есть?
— Лучков рассказывал… Конечно, и тут не обошлось без маленькой подлости. Маленькой и глупой… Дело в том, что это они поступили по совету и настояниям Марии Диаман.
— Неужели у нее, действительно, такое влияние?
— Видите ли, сами большевики хотели сначала устроить гражданские похороны. Конечно, внушительные и рекламные. Но и тут выскочила на сцену эта опереточная дрянь: «Как гражданские? Ни в каком случае! Варташевского надо хоронить по-настоящему, по православному, с духовенством, по всем правилам обряда». Нужно же это для того, чтобы публично демонстрировать… уважение большевиков к своим преданным спецам и даже к их религиозным убеждениям!
Он зло прибавил:
— Чувствуете, как зарывают собаку?
Что-то похожее на тошноту поднялось в моей душе. Я брезгливо повернулся спиной к поблескивавшему гробу, который в эту минуту вдвигали в катафалк.
— Какой жалкий конец нашел себе Варташевский! Оставленный всеми обманщик сходит в могилу, как советская марионетка! Удивительно, как они не обвесили этот гроб и катафалк и черных лошадей своими лозунгами. Это было бы достойное завершение земного пути предателя!
Процессия тронулась. По растоптанной грязной дороге мы шли в толпе вослед возвышающейся, мрачно покачивающейся колеснице.
— Еще три дня тому назад Варташевский сидел у себя в Новой Деревне, читал шиллеровских «Разбойников», целовал Марию Диаман и был уверен в том, что никто ничего не знает, ни о чем не догадывается, все скрыто тайной, что так можно жить и дальше… Думал ли он, что так все просто, быстро раскроется, и его уже стережет не только кровь и гибель, но и публичный позор! Сейчас везут предателя, и все знают, кто он, как мерзка была эта жизнь, как торговал он чужим доверием, любовью, клятвами, — наконец, родиной.