Тайна Санта-Виттории
Шрифт:
— Если хочешь лишиться зрения ради того, что через несколько часов все равно найдут, мой сапог к твоим услугам, — сказал полковник. И повернулся к фон Пруму. — Нечего отворачиваться, — сказал он. — Или для человека столь благородных кровей это слишком жестоко?
— Не в том дело, — сказал капитан. — Просто сейчас рушится все, чего я хотел здесь достичь. Ведь мы думали управлять этим городом, не прибегая к насилию.
— Плевать я хотел на то, как вы думали управлять, — обрезал его полковник Шеер. — А это, по-вашему, ничего не стоит? Вы считаете это недостаточно действенным? — И он с силой ударил кулаком по ладони. — Да вы рот разинете, увидав, как это сработает.
— Я хотел достичь своего другим путем. Шеер совсем разозлился.
— Может, вы и считаете, что сделаны из другого те ста, но вы нашей крови, — сказал полковник. — Вы немец. И не забывайте, сколько кулаков прошлось по скольким лицам и сколько людей не боялись пускать в ход эти кулаки, чтобы получились такие чистоплюи, как вы. Ради этого мы сражались, и мне не стыдно в этом признаться. Тот, кто может пустить в ход кулак, имеет право им воспользоваться и обязан пустить его в ход, если это на благо фатерланду. Да кем вы себя воображаете?
Нелегко было капитану вынести эту ярость, эту грубость и презрение полковника. Под конец он опустил глаза и уставился в пол, не замечая распростертого на нем мэра.
— Поставьте его на ноги и ударьте, — приказал полковник Шеер
Несколько солдат бросились поднимать Бомболини.
— Дело не в том, чтобы ударить, полковник. Ударить я могу. — И, ко всеобщему удивлению, фон Прум размахнулся и ударил Бомболини. Он ударил его прямо в набрякшую под глазом опухоль — она лопнула под его пальцами, как раздавленная виноградина, и из раны брызнула кровь.
— Вот вы и приняли крещение, — сказал Шеер. — Теперь вы такой же, как мы все. — Он сразу смягчился.
— Я вам теперь верю, — сказал капитан фон Прум. — Вино здесь. Я потерпел поражение. И прошу вас об одном.
— А вы ударите его снова — как следует? Можете выбить ему глаз?
— Да, — сказал фон Прум.
— Тогда просите.
— Дайте мне возможность восстановить свою честь так, как я это понимаю, — сказал капитан. — Я хочу сам найти вино и доставить его вам.
— А если не сумеете?
— Я его найду.
— Даю вам пять суток.
Фон Прум чуть не задохнулся от радости.
— Вы получите свое вино, — сказал он, — а если не получите, можете разжаловать меня в солдаты.
Шеер расхохотался.
— Какой широкий жест, — сказал полковник. — Если вы не найдете вина, быть вашей заднице на Восточном фронте, извините за крестьянскую грубость, фон Кнобльсдорф. У нас здесь война или что, по-вашему?
Вслед за этим они вышли на улицу, и, как вечером записал у себя в дневнике фон Прум, он, к немалому своему удивлению, обнаружил, что солнце еще стоит высоко и на дворе еще день.
— Так, значит, пять суток, — сказал полковник Шеер. — Как видите, я очень широкий человек.
— Теперь, когда я уверен в том, что вино здесь, я его найду. В этом не может быть сомнений. Но я очень благодарен вам, полковник Шеер.
Полковник положил руку на плечо капитана.
— Так вот, если к концу четвертых суток вы не найдете вина и настанет время вырывать у людей ногти, — вы будете их вырывать; и если настанет время дробить пальцы, — вы будете их дробить, и убивать вы тоже будете.
Фон Прум промолчал. Казалось, он был согласен с полковником, но в душе у него все восставало против этого — и не потому, что он считал себя неспособным на такое, а потому, что все еще надеялся обойтись без этого.
— И вы это будете делать, — сказал полковник Шеер, — потому что вы — нашей крови, а мы поступаем именно так. Вы еще сами себя не узнаете, фон Прум.
Когда они уехали, капитан фон Прум вернулся в винный погреб. Какие-то женщины уже обмывали там раны мэра.
— Я был вынужден так поступить, понимаешь? — сказал капитан. — Иначе было нельзя. Таков порядок.
Бомболини отвернулся от капитана к стене. Ему было очень больно, но он был доволен собой. Теперь он знал, что не боится наказания и ничего не скажет, несмотря на боль.
— Это недостойно вас, — сказал Бомболини.
— Иначе было нельзя, — повторил капитан.
Мэр повернулся к капитану. Распухшее лицо его было все в ссадинах и кровоподтеках, и, как потом записал в своем дневнике фон Прум, на него неприятно было смотреть.
— После всего, что вы мне говорили… — сказал Бомболини.
— Я продолжаю верить в то, что я тебе говорил, — перебил его капитан. — Но вино теперь будет найдено. Я вовсе не собираюсь принуждать тебя к ответу. Я просто тебя прошу: прояви благоразумие и избавь нас обоих от излишних страданий и трудов. Теперь, когда они ушли, скажи мне: где вино?
Бомболини улыбнулся, хотя ему было очень больно улыбаться, особенно когда в рану на месте выбитого зуба попадал воздух.
— Да нет у нас никакого вина.
К своему удивлению, немец вдруг обнаружил, что пальцы у него сжимаются и разжимаются и что ему очень хочется двинуть Итало Бомболини в глаз.
Он был уверен, что добьется своего, и эта его уверенность передалась солдатам. Теперь, когда он не сомневался в том, что вино находится где-то в Санта-Виттории, он не сомневался и в том, что оно будет найдено.
— Нужен только здравый, научный, логичный подход, — сказал капитан фон Прум. — Я не хочу применять силу и прибегать к жестокости.