Тайна Шампольона
Шрифт:
— Если только судьба не устроила им кораблекрушения…
Сент-Илер день ото дня мрачнел все больше.
Я уже писал, что мы очутились во Франции только осенью 1801 года. А Розеттский камень? К этому я еще вернусь, ибо развязка уже близка.
2 сентября Мену капитулировал. Тотчас начались переговоры, но у нас больше не было козырей на руках. Развязалась война нервов. Первые дни сентября были посвящены обсуждению того, что мы можем увезти с собой. Хатчинсон играл за англичан, и нам казалось, что мы выиграли, поскольку проект капитуляции, подготовленный французами, не запрещал ученым сохранить карты, бумаги, записки, коллекции и собранные «памятники истории».
— Камень спасен! — возрадовался Фарос, сжав Сент-Илера в объятиях.
— Подождем окончательного решения англичан.
Осторожный Сент-Илер был прав. Да, Хатчинсон вполне мог согласиться, но существовал еще Гамильтон, [152] человек, словно вышедший из тени. Кто он был такой? Удачливый коллекционер, антиквар, увлеченный Египтом, или секретарь английского посольства в Константинополе, уполномоченный в Александрии? Он вмешивался во все, давил на Хатчинсона и в итоге стал играть первостепенную роль в переговорах. Гамильтон сосредоточился на вопросе «памятников истории» и отказался его даже обсуждать. Англия непременно должна завладеть Розеттским камнем. Нам сообщили, что последнее решение таково: мы можем забрать предметы искусства и науки, привезенные из Франции, однако все найденное в Египте считается общественным достоянием и должно быть передано англичанам.
152
Сэр Уильям Дуглас Гамильтон (1730–1803) — шотландский дипломат, антиквар, археолог и вулканолог, муж Эммы Гамильтон, авантюристки и любовницы адмирала Нельсона.
— Камень потерян, — вздохнул Сент-Илер.
— Два года сумасшедшей работы и нечеловеческих усилий впустую. Я отказываюсь это понимать, — отважно заявил Фарос. — Я предпочитаю сбросить наши коллекции в море!
— Они познают судьбу Александрийской библиотеки! — воскликнул Сент-Илер. — Не отдадим ничего! Сожжем все наши рисунки!
Я попросил немного времени перед тем, как они приступят к осуществлению этого драматического плана.
— Ты еще на что-то надеешься, Орфей? — спросил меня Фарос.
— Я хочу увидеться с Уильямом Гамильтоном.
Я связался со Смитом, и тот согласился подготовить встречу. Я был уверен, что он окажет мне эту услугу. Через три дня он пригласил меня на борт своего корабля.
— У меня нет хороших новостей… Гамильтон отказывается с вами встречаться…
— Почему?
— Его трудно понять… Мне кажется, он не тот человек, за кого он себя выдает. Это не дипломат, не любитель искусства, что — настоящий шпион! Он работает на короля Георга III [153] Розеттский камень бесценен для Короны и ни в коем случае не должен попасть в руки вашего Буонапарте. Это очень серьезно, Форжюри, и вы тут бессильны. Не стоит сражаться за проигранное дело, поверьте солдату, который знает, что порой жизнь буквально висит на волоске. Уступите камень — это единственный способ спасти остальную вашу коллекцию…
153
Георг III (1738–1820) — король Великобритании и Ирландии, курфюрст Ганноверский. Страдал приступами безумия, в 1808 г. ослеп. Фактически с 1784 г. страной правил премьер-министр Уильям Питт-младший.
— Но как объяснить подобное упорство?
Он задумался, потом ответил:
— Англия сделает все, чтобы Франция не расшифровала иероглифы. Большего я вам сказать не могу. Я и так уже перешел границу дозволенного. Но я настаиваю: уезжайте без камня. Тем более, — добавил он с улыбкой, — вы ведь успели сделать копии. А этого Гамильтон не знает…
— Почему вы опять помогаете мне?
Взгляд Смита просветлел.
— Я проглядел ваш трактат об уравнениях. Мои поздравления… Англичане любят игру и умеют уважать тех, кто сильнее. Но только время от времени… Мы называем это fair play. [154] А теперь забудьте о нашем разговоре. Возможно, завтра мы вновь станем врагами.
154
Честная игра (англ.).
Я рассказал обо всем Фаросу. Я считал, что дело проиграно, и разделял мнение Смита. У нас были копии. Их необходимо было спасти.
— Только чудо способно помочь нам сохранить Розеттский камень. Нам остается только молить об этом Небо.
Ненавижу этого Гамильтона! Я найду его, и он за все заплатит!
Много лет спустя мы узнали, что Уильям Гамильтон был на дружеской ноге с доктором Томасом Юнгом, [155] англичанином, также увлеченным расшифровкой. Таким образом, мы поняли причины его поведения. Англичане знали, что такое fair play, как говорил Смит, однако ненавидели проигрывать.
155
Томас Юнг (правильнее — Янг, 1773–1829) — английский физик, врач, астроном и филолог, один из создателей волновой теории света.
Скрепя сердце, мы вынуждены были принять несправедливый закон победителя. Мы оставили предметы, которые собрали. Розеттский камень, а также саркофаги и статуи были у нас отобраны. Надгробная фигура, которую я скрыл в своем багаже, чудом избежала конфискации. Но главное — нам оставили только рисунки, сделанные на развалинах Фив. Сент-Илер успокоился, взяв с собой своего мангуста, с которым отказался расстаться на время поездки на «Amico Sincero».
«Искренний друг»… Это имя звучало как предзнаменование, ибо возвращало нас к Моргану де Спагу. Сумеет ли он избавить нас от горького привкуса, который мы везли с собой? К счастью, Морган ждал нас в Тулоне и сказал именно то, что нам требовалось услышать, дабы вновь обрести надежду:
— Потеря Розеттского камня — болезненный эпизод, но, поверьте, удивительная история, которую мы переживаем, еще только начинается. Надо ли обладать камнем, чтобы понять фараонов? Копии Фароса добрались благополучно.
Контэ и генерал Дюгуа отдали их мне. Они доставлены в Институт. Мы будем работать с ними, а значит, оригинал не так уж необходим. Теперь давайте подумаем о стремлениях Гамильтона и откровениях Смита. Эти факты говорят о том, что мы не единственные, кто полагает, будто расшифровка иероглифов — это очень важно. Чего они хотели добиться, лишив нас камня? Важнее это понять, нежели примириться с потерей. Пока же мы ждем, когда время позволит нам ответить на этот вопрос, позвольте представить вам одну гипотезу: чем больше нас тормозят, тем больше я убеждаюсь, что теория Бонапарта о власти фараонов справедлива и они просто не хотят, чтобы эта истина стала ему доступна. Кто такие эти «они» и почему не хотят? Друзья мои, у нас работы по горло!
По пути в Париж он убедил нас, что потеря Розеттского камня — это наш шанс… Искренний друг Морган де Спаг был очень упорным оптимистом.
Он был таким до 31 июля 1818 года, до самой своей смерти.
Вот что произошло в Египте между отъездом Моргана и нашим возвращением. 12 сентября 1818 года мы с Фаросом по-прежнему не знали, стоит ли верить в гипотезу Бонапарта…
Мы надеялись только на Жана-Франсуа Шампольона. Станет ли он расшифровщиком? Легко понять мое желание ответить на этот вопрос. Но — лишь когда придет время.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
СЕГИР
Рассказ, написанный Орфеем Форжюри (1801–1830)
ГЛАВА 12
ПЕСЧИНКА В ПУСТЫНЕ…
Песчинка в пустыне…
Именно такой образ использовали лингвисты, подобные Антуану-Исааку Сильвестру де Саси, [156] говоря о Розеттском камне и его копиях. По их мнению, тема была закрыта. Математик же, подобный мне, Орфею Форжюри, отказывался прислушиваться к безапелляционным суждениям этих специалистов по письменности. С алгебраической точки зрения, песчинка в пустыне — микроскопическая единица. Невидимая человеческому глазу. И вообще нечитаемая. С их точки зрения, кусок гранита, обнаруженный в Розетте, не даст объяснения письменности фараонов. Некоторые даже делали вывод, что и сама расшифровка — задача нереальная. А иероглифы [157] полагались ими неким исключением. Ересью, зияющим пробелом в истории человеческого языка, кою ученый и не должен пытаться интерпретировать, ибо это есть лишь пустая трата времени.
156
Антуан-Исаак Сильвестр де Саси (1758–1838) — французский востоковед, профессор Школы восточных языков (с 1795 г.) и Коллеж де Франс (с 1806 г.). С 1823 г. директор Коллеж де Франс, с 1824 г. — Школы восточных языков.
157
Хотелось бы уточнить, что это слово приходит из греческого языка, где hems значит «священный», a gluphein — «вырезать». Об этом еще пойдет речь в этой главе. — Прим. автора.