Тайной владеет пеон

Михайлов Рафаэль Михайлович

— Какие друзья? — Ласаро понял скрытую угро­зу. — У меня нет друзей. Я живу одиноко. Все время ждал приезда отца. Когда мне сообщили, что он убит в пограничной перестрелке...

Голос его сорвался, и он замолчал.

— Неужели вы оказались таким оболтусом, — хо­лодно отозвался Линарес, — что не воспользовались от­личной возможностью проникнуть в самое нутро крас­ных? Нет, нет, я не допускаю такой мысли, молодой человек. Вы вступили в Трудовую партию до нашего прихода и, насколько мы знаем, из нее не выходили. Оцените наш такт и наше терпение — мы не беспокоили вас целых два месяца.

— Я живу одиноко, — глухо повторил Ласаро.

— Хорошо. Тогда перейдем к фактам, — резко ска­зал шеф полиции. — Что за люди приходят к вам в кон­тору? Старший адвокат фирмы уверяет, что никаких соглашений с ними не заключается. Зачем вам понадо­бились сведения из министерства земледелия? Позднее мы обнаружили их в отпечатанных листовках. Почему ваше имя так тщательно обходится студентами, кото­рых мы задержали и у которых вы неоднократно бы­вали сами? Уже одного этого достаточно, чтобы заса­дить ваших клиентов за решетку, а вас пришлепнуть. Мы этого не сделали, веря, что вы работаете на нас, дон Ласаро.

Адвокат старался уйти глубоко в сиденье, уйти от этого каркающего голоса, пронзительного взгляда, ко­роткого смешка. Зачем ты обманываешь себя, Ласаро? Ты ждал их прихода. Ты мечтал о другой жизни. Ты го­товил для себя кресло владельца фирмы и знал, что за него нужно дать крепкую взятку. Но ты думал, что за тебя это сделает отец, а ты останешься в тени. Что ж из того, что отца нет. Есть они. Они предлагают тебе будущее, — ведь не всю жизнь тебе числиться рабочим адвокатом. Виллы у моря, площадки для гольфа, круго­светные путешествия, Париж, Венеция, Афины — они созданы и для тебя; они манят тебя сильнее, чем улыбка товарища, которому ты назвал пароль, или дружеское рукопожатие пеона, которому ты отсудил на­дел земли. Так скажи же этому человеку все, что ты думаешь, что ты хочешь, к чему готовился. Что тебе до судьбы брадобрея, который вывел тебя под самым но­сом полиции из подвала и завтра за это будет посажен! Что тебе до маленькой официантки кафе, которая свою юную жизнь отдает Гватемале и попадет в твой черный список предательства!

А шеф полиции, словно читая мысли своей жертвы, с легкой улыбкой заметил:

— В конце концов, есть у вас какие-нибудь идеалы или вы желаете и впредь служить оборванцам, пристре­лившим вашего отца?

Машина медленно скользит по городу; извилист ее маршрут, извилиста исповедь предательства. Но шеф полиции недоволен.

— Послушайте-ка меня, дон Ласаро! Все эти брадо­бреи, кассирши, портье в отелях — занятие для сыщи­ков со ставкой доллар в день. Вас мы хотим приберечь для большего. Нам нужна головка комитета, и нам ну­жен Кондор.

Ласаро вздрагивает.

— Кондор? Но его уже нет, сеньор Линарес.

Линарес с досадой пожимает плечами.

— Мы и сами так думали. Только что вернулся из поездки полковник Чако. Он не нашел следов Кондо­ра — и это самое подозрительное. Заметает следы жи­вой, — мертвому все равно. Кроме того, удары ваших друзей исходят от опытного стратега. Видите, я откро­венен с вами. Кстати, кто руководит всеми этими опе­рациями в комитете?

— Он новый человек, сеньор Линарес.

— Его имя? Или кличка?

— Не знаю. Его не называют по имени.

— Когда он приехал?

— Тоже не знаю. Я только слышал, что он с трудом выбрался из Сакапа. Там была какая-то засада.

— Черт возьми, это страшно важно. Может быть, речь идет как раз...

Линарес прервал себя на полуслове и спросил:

— У вас есть явка? Вы договорились о встрече с этим человеком?

— Нет, его адрес засекречен даже от нас.

— Можно ли его вызвать на свидание через связ­ных?

— Нет. Только передать.

— Внешность?

Последние угрызения совести зашевелились в Ла­саро. Он невнятно сказал:

— Мы собирались в темноте. При свечке.

Линарес хмыкнул.

— А знаете, ваши письма можно прочитать и при свечке.

— Я только мог увидеть густую бороду, — заторо­пился Ласаро. — Он высокого роста.

— Треть мужчин столицы высокого роста; из них сотни носят густую бороду, — забрюзжал шеф поли­ции. — Вы доставите мне в течение недели более точные сведения. А теперь — главное. Мне не нужен в отдель­ности ни один член комитета. Они нужны мне все вме­сте, разом. Постарайтесь оповестить меня о вашем бли­жайшем заседании. Хотя бы за четверть часа. Связь вы будете держать не со мной, а с человеком, по кличке Чиклерос. Вы не будете встречаться. Чиклеросу прика­зано круглосуточно ждать вашего вызова но рации.

— Но у меня нет рации.

— Пока мы катались, ее вмонтировали в стену ва­шей комнаты. Техника передачи нехитра, вас с ней ознакомят. Только мы трое будем знать ваши позыв­ные: «Королевская Пальма», на волне сорок четыре или пятьдесят шесть восемь раз в сутки — в два, в шесть и семь утра, в тринадцать и четырнадцать часов, в восем­надцать, двадцать и двадцать три часа. Повторите.

— «Королевская Пальма», — послушно повторил Ла­саро. — Волны сорок четыре или пятьдесят шесть. Во­семь раз в сутки...

— И последнее, — сказал на прощание шеф поли­ции. — В университете есть некий Адальберто Барильяс.

— Я с ним знаком, сеньор Линарес.

— Тем лучше. В связи с провалом засады в Сакапа у него могут быть неприятности. Помогите ему избе­жать их. Он может быть полезен.

— Я сделаю, что сумею. Но университет передали другому.

— Собой не рискуйте, но парня стоит выручить. Если заметят, что мы вас увозили, сошлитесь на ли­стовки. Со стороны ваших партнеров было неосторож­ным вбить в одну листовку все, о чем рассказал вам начальник канцелярии министра. Отпустили вас в силу отличной рекомендации шефа и в память об отце — близком друге американского посла. Об отце им известно?

— Только то, что он второй раз женат на владелице отеля из Сан-Педро-Сула [59] и переехал к ней.

— Умно, — поощрил его шеф полиции. — Прощайте, дон Ласаро. Ваше будущее в ваших руках. Как только головка и Кондор попадут в мое ведомство, я лично вручу вам заграничный паспорт и состояние, которое предназначил для вас отец. Как говорят наши юно­ши, — доброго вам свидания в ночи. Я добавлю, — в эфире!

Он засмеялся и захлопнул за собой дверцу машины.

59

Город в Гондурасе, центр банановых плантаций.