Техники и технологии в сакральном искусстве. Христианский мир. От древности к современности
Шрифт:
Авторский замысел или непредсказуемый результат?
Нам не вполне ясно, в какой степени учитывали мастера это «просвечивание» линий предварительного рисунка в завершенном целом: был ли это осознанный художественный прием или случайное совпадение обстоятельств? Возможно, процесс «старения» этих икон, отличавшихся в технологическом плане преобладанием связующего в негустых смесях, шел именно таким путем – увеличением прозрачности, а неудовлетворительная сохранность пейзажного и архитектурного фонов завершила свое дело, став причиной доступности для зрителя внутренних слоев. О состоянии сохранности икон в результате действий поновителей известно мнение реставраторов, раскрывавших эти иконы в 20-е гг. Напомним его: «поверхность авторской живописи» смыта «до первоначального приплеска» [196] . В то же самое время линии внутреннего рисунка видны на сохранившихся и не потертых участках живописи некоторых икон Праздников: в складках одежд, как правило светлых – охристых или белых. В них линии играют роль теневых разделок и «работают» для создания целостного образа, т. е. в определенной степени согласуются с авторским замыслом, о чем мы скажем далее.
196
Архив ГТГ. Ф. 67. Д. 17–33.
«Акварельность» живописных слоев и графичность рисунка
Считается, что в византийской и древнерусской живописи XIV–XV вв., в произведениях
197
Попова О. С. Вступительная статья // Византия. Балканы. Русь: Иконы конца XIII – первой половины XV века: Ката лог выставки к X V III Конгрессу византинис тов. М., 19 91. С. 24, примеч. 30 на с. 39.
Неточности рисунка и авторская правка в иконах благовещенских праздников
В благовещенских иконах встречаются отдельные неточности в рисунке, а также авторские исправления ряда деталей, которые могут говорить о его первоначальной недоступности и скрытости под красочными слоями. Так, например, рисунок лещадок гор на фоне иконы «Крещение» (в правой части), лещадки Голгофы или зонтичные складки пелен на первом плане в иконе «Положение во гроб», капители колонн одной из «палат» – слева на иконе «Сошествие Святого Духа», основание чаши на столе в иконе «Тайная вечеря» воспринимаются как досадная «небрежность». Ясно, что такие детали не предназначались для глаз зрителя, в них есть элемент случайности, поспешности, которая в дальнейшем при работе художника красками должна быть скрыта. В рублевской «Троице» можно отметить такую же «небрежность» рисунка, например, в изображении ножек табуретов, на которых сидят ангелы, и они удивляют своей «неуклюжестью» и невыверенностью масштаба. Подобные сбои «изобразительности» встречаются в обеих половинах чина, правда, чаще в правой, но надо заметить, что в целом для всех 14 икон их мало – это единичные случаи, что говорит о практически неослабевающем самоконтроле мастеров и высокой степени продуманности всех стадий работы художников над иконами.
Кроме того, в ряде икон можно увидеть авторскую правку некоторых линий внутреннего рисунка. Так, на иконе «Рождество» видно, как сбивчивый контур ножек лошадей под волхвами мастер попытался исправить (видна вторая, уточняющая контур линия). Чаще, у того же мастера (автора левой половины чина) исправления заметны в красочном слое на стадии повторного или окончательного рисунка. Например, в иконе «Сретение» изменена стопа Симеона, в иконе «Крещение» – пряди волос на плечах Предтечи, а в иконе «Вход в Иерусалим» – жест руки апостола Иоанна. То есть в окончательном варианте художник мог уменьшить форму или чуть изменить ее положение. При этом, как правило, она становилась изящнее, а первоначальный графический набросок оставался без изменений.
Икона «Тайная вечеря», деталь: чаша трапезы
Икона «Рождество», деталь: волхвы
Второй художник, автор правой половины чина, при окончательной отделке также корректировал первоначальную композицию, намеченную в рисунке. Например, им изменено завершение подола платья Богоматери в иконе «Положение во гроб», а также первоначальный ритм арочного фриза в иконе «Распятие». Характерно, что в таких случаях оба художника не сделали никакой попытки убрать ненужные линии (что технически возможно на первоначальной стадии), зрительно мешающие и «перебивающие» ритм завершающего рисунка. Все это говорит о том, что мастера не боялись как исправления рисунка, так и случайной небрежности линии и рассчитывали все-таки на определенную непрозрачность красочных слоев, закрывавших все эти огрехи. Но главное, что они непринужденно пользовались своей творческой свободой. Первоначальный набросок, судя по стилю самого штриха, по манере его нанесения, исполнялся мастерами без прориси, вдохновенно, «по-живому». Он мог быть исправлен уже на стадии рисунка или оставлен без исправления вплоть до следующей стадии – создания живописного образа. Затем, приступая к другому этапу – к работе с красками, они не боялись изменить первоначальный набросок и были вольны принять новое решение. Подобные, не исправленные на первоначальной стадии «неточности» или другие варианты рисунка, скрытые затем под красочными слоями, хорошо видны на рублевской «Троице», особенно на экспериментальных фотографиях, полученных в ходе оптического исследования и опубликованных их автором Н. А. Никифораки, а затем переизданных Ю. Г. Малковым [198] . На правой руке среднего ангела видно что-то вроде лишнего указательного пальца (вероятно, предполагалось, что кисть руки будет расположена выше). Или, например, первоначально иное расположение колен у ангела, сидящего справа, а также другой рисунок глазниц в ликах боковых ангелов и удлинение кончика носа у ангела, сидящего справа. При нынешнем состоянии сохранности иконы «Троица» эти первоначальные линии просвечивают сквозь желтую «личную» охру в виде зеленоватых линий, которые невольно (?) или сознательно (?) усиливают теневые участки формы. Можно высказать предположение, что художник скорее всего не стремился намеренно акцентировать линии внутреннего рисунка. Вероятно, в авторский замысел входило то, что одежды боковых ангелов будут расцвечены более прозрачными колерами.
198
Никифораки Н. А. «Троица» Андрея Рублева в свете новейших исследований // Искусство. 1976. № 3. С. 57–61; Малков Ю. Г. К изучению «Троицы» Андрея Рублева // Музей. М., 1987. № 8. С. 238–258.
Икона «Распятие», деталь: городская стена
Поэтому под розово-сиреневым гиматием ангела (слева) линии внутреннего рисунка сведены
Итак, подобные факты, выявленные нами в кремлевских иконах на стадии предварительного наброска, подтверждают, что в словах реставраторов Комиссии есть большая доля правды: фоновые части благовещенских икон по большей части утрачены до «первоначального подмалевка», благодаря чему, возможно, и обнажился рисунок. Вероятно, в авторском замысле достаточно крупные светлые цветовые поля (архитектурные кулисы, горки) были плотнее, насыщеннее, разнообразнее, но все же легче живописи фигур. Возможно, что в правой части чина, мастер которой наносил линию более тонко, с меньшим нажимом, а красочные слои были более насыщены пигментами, линии предварительного рисунка не просвечивали и под фоновыми частями. Об этом и говорит рисунок городской стены Иерусалима в иконе «Распятие» – самое крупное изменение первоначальной графической схемы композиции на завершающей «живописной» стадии в иконах Благовещенского чина.
Предварительный рисунок – элемент связной графической системы
И все же у нас есть основание считать, что в художественной структуре живописного образа просвечивание основных линий предварительного рисунка каким-то образом учитывалось. Например, в архитектурном декоре часть его серых контуров играла роль глубокого рельефа, имитируя профилировку каменной стены и нанесенный на нее пластический декор (иконы «Благовещение», «Сретение» и др.). Как кажется, учитывался рисунок изрезанного «рельефа местности», который виден на склонах горок (иконы «Рождество», «Преображение» и др.). Даже под более плотными, чем фон, колерами одежд, в основном светлых, серые линии внутреннего рисунка просвечивали в виде теневых разделок, изображающих глубокие складки падающей ткани (иконы «Крещение», «Преображение», «Вознесение», «Успение» и др). Правда, почти везде серые линии внутреннего рисунка дублировались цветными контурами, оттушевывались разноцветными лессировками и уточнялись на поверхности красочного слоя белильными линиями пробелов. Но бывало и так: в складках одежд цветные (верхние) разделки чередовались с линиями внутреннего рисунка, создавая эффект тени и полутени – игры рельефа. Возможно также, линии внутреннего рисунка могли играть роль внешнего абриса композиции, что видно сейчас на иконах, и не обязательно перекрывались контурами, к сожалению, в большинстве своем утраченными.
Итак, единство графических уровней, связность системы внутреннего рисунка (серого) и внешнего рисунка (цветного и белильного) позволяют нам составить довольно полное представление о графическом языке этих икон, используя при его анализе принцип «взаимозаменяемости». Так, при утрате одного вида рисунка другой помогает мысленно его восстановить. Согласно этому принципу, мы по необходимости можем обращаться не только к анализу видимых линий внутреннего рисунка, но и внешнего, в том числе графике пробелов.
Пример связной системы
Рассмотрим в качестве примера икону «Преображение», которая относительно хорошо сохранилась. В желтых одеждах апостола Петра, интенсивно проработанных складками, выполненными на стадии внутреннего рисунка и просвечивающими сквозь охру зеленоватыми линиями, существует дублирующий красно-коричневый штрих, впрочем сохранившийся фрагментарно. Зеленоватые внутренние и коричневые внешние линии чередуются, а в завершенном целом видны и те и другие. Возможно, этот коричневый рисунок не целиком авторский и относится к одной из древних записей иконы (XVI–XVII вв.), которую отмечали в своих дневниках реставраторы Комиссии, поскольку в каких-то частях он лежит поверх утрат авторского красочного слоя. Однако в других фрагментах, рядом или под ним, видны более тонкие, без сомнения авторские, красно-коричневые разделки. Внутренние и внешние линии рисунка взаимосвязаны. Нижний рисунок серого цвета – это внутренний каркас, верхние цветные и белильные линии фиксируют границы формы. То же видно и на одеждах других персонажей, изображенных на иконе. Например, в складках розовато-сиреневых одежд пророка Моисея и розовато-малиновых апостола Иоанна поверх серых линий внутреннего рисунка теневые разделки были выполнены красно-коричневой охрой, причем проработаны «живописно», с оттушевками – «притинками». Подобные притенения, связанные с линиями рисунка, видны в левой верхней части горок (под стопами пророка Ильи). Это – лессировки зеленоватого цвета, «сгущающиеся» в зеленоватые контуры, дублирующие внутренний рисунок. Такие же разноцветные лессировки, «привязанные» к цветным линиям рисунка, дублирующим предварительный набросок, видны и в других иконах: на горках и на красном ложе Богоматери в иконе «Рождество»; на горках и желтых одеждах персонажей в иконе «Воскрешение Лазаря»; на желтых одеждах Иоанна Предтечи в иконе «Крещение»; на красных и темно-желтых одеждах в иконе «Сретение»; на светло-желтых горках в иконе «Положение во гроб»; на желтых одеждах в иконе «Сошествие во ад», то же в иконе «Сошествие Святого Духа». Таким образом, можно говорить об очень подробной графической структуре: внутренний рисунок, цветной внешний, цветные лессировки и окончательный белильный рисунок, связанный с высветлением рельефа. Ту же систему мы наблюдаем в иконе Андрея Рублева «Троица», особенно на зеленых одеждах ангела, сидящего справа (от зрителя). Серые линии внутреннего рисунка, просвечивающие сквозь прозрачные красочные слои, дублировались на поверхности темными, почти черными линиями и высветлялись белильным рисунком. У ангела в прозрачных розово-сиреневых одеждах, сидящего слева (от зрителя), неожиданную роль графической конструкции, помимо серых линий внутреннего рисунка, сосредоточенных у края формы (правый рукав), выполняли параллельные мазки широкой кисти, которой нанесен розовато-сиреневый колер, создавая ощущение сетки линий внутреннего рисунка.
Икона «Преображение»
Графический образ – элемент стиля
Подобная густота и насыщенность графического языка, которая проявляется то на одном, то на другом уровне создания художественного образа, – это, безусловно, стилевая доминанта благовещенских икон. Причем она всецело связана с задачами пластического и пространственного построения формы, являясь формообразующим началом. Графика рисунка в качестве подробного каркаса, необходимого как для построения формы и ее соотнесения с целым, с «пространственной» средой, к которой тяготеет композиция многих произведений живописи этой поры, так и для создания особой градуированной светом и цветом поверхности, является устойчивой стилевой приметой для широкого круга памятников конца XIV и начала XV в., вплоть до произведений первого и второго его десятилетий. В различных произведениях живописи этой поры она может быть зафиксирована на разных уровнях создания образа: во внутреннем рисунке, как в исследуемых иконах, или в рисунке теневых и белильных разделок тех икон, где красочные слои непрозрачны (иконы Васильевского чина, ок. 1410 г.), либо в миниатюрах и стенных росписях, живопись которых, как правило, непрозрачна в силу их технологии. Например, тот же принцип доминирования графических световых и теневых разделок, причем довольно густых, с частым линейным ритмом, правда, только во внешних слоях живописи, можно отметить в таких московских рукописях, как миниатюры Евангелия Хитрово, около 1400 г., Евангелия Успенского собора («Морозовское»), кон. XIV – нач. XV в., а также в росписях западных граней алтарных столбов церкви Успения на Городке в Звенигороде, около 1400 г., и особенно в росписях Успенского собора во Владимире 1408 г. Определенный отголосок этой связной системы можно зафиксировать в живописи Троицкого иконостаса, около 1425 г., из Троице-Сергиева монастыря. Хотя, вероятно, предварительный набросок в них, как это видно по зеркальному отражению некоторых иконографических типов, имел в некотором смысле вторичный характер и соотносился с благовещенскими иконами, как прорись с образцом.