Тень, ключ и мятное печенье
Шрифт:
– Значит, сладости были уже у неё, – предположил Лайош.
– В дом ничего не доставляли, из кухни в тот день в комнату госпожи ничего не приносили.
– Бросьте, Гарольд. Вы ведь не хуже меня понимаете, что это мятное печенье не пекли в доме. Ну а касательно того, что в дом ничего не доставляли… Уверен, любой из слуг или домочадцев Эшту-Кальво знает ни один способ пронести что-нибудь в дом или из дома, и так, чтобы про это не узнали другие.
– Согласен, – Ла-Киш задумчиво барабанил пальцами по набалдашнику трости. – Что-нибудь ещё?
Шандор, скрестив руки на груди, какое-то время
– Давайте сначала вы мне расскажете, что показало вскрытие Эвелины Санду? Кстати, кто его проводил?
– Доктор Хаим Герш, – Ла-Киш усмехнулся, видя, как удивлённо вскинулись брови сыщика. – Да, я решил не рисковать.
– И что сказал достопочтенный доктор?
– Что с большой вероятностью в печенье было какое-то вещество. Но какое именно – установить не удалось. Возможно, в этот раз нам повезёт больше, всё-таки прошло не так много времени с момента смерти. К слову, вы совершенно правы – Эвелина Санду словно обезумела. Она съела столько этой дьявольской выпечки, что её начало рвать как раз тогда, когда она изображала из себя запутавшуюся в сетях русалку.
– То есть?.. – Лайош ошарашенно потёр шрамы на своей переносице.
– То есть она сама это с собой сделала. Задушилась в сетях и одновременно захлебнулась. Что было первично – в общем-то уже не важно.
– Действительно, уже не важно… – задумчиво откликнулся сыщик. Сюретер покосился на него, затем легонько ткнул набалдашником трости в бок.
– С каких пор вы стали ходить при оружии?
– Что? – рассеянно отозвался Шандор, всё ещё погружённый в свои мысли.
– Я спрашиваю, какого лешего вы нацепили кобуру? К слову, что у вас там?
– Девятизарядный «Даву». Насколько мне помнится, законы не запрещают иметь личное оружие.
– Вы кого-то боитесь?
– Нет. Я просто предусмотрителен.
– Ну-ну, – Ла-Киш отвернулся к окошку. Кэб, выбравшись из квартала Сен-Бери с его безлюдными бульварами и прячущимися среди огромных парков особняками, теперь катил по улочкам Дубового Холма, вдоль которых тесными рядами выстроились трёхэтажные домики под островерхими черепичными крышами. – Надеюсь, что ваша предусмотрительность не имеет никакого отношения к нашему делу.
– Совершенно никакого, – заверил его Шандор. – Скажите, Гарольд, а ваши констебли пробовали отыскать место, где Эвелина Санду могла купить мятное печенье?
– Конечно.
– И?
Сюретер безнадёжно махнул рукой.
– Дорогой Лайош, даже с вашим подробным отчётом о слежке, которую вы вели за мадемуазель, а потом за ней и господином Тропсом, это бесполезная затея. Вы ведь сами сказали, что единственное заведение, которое посетила убитая – «Флора», где они с кавалером встретились за ланчем. Мы были там.
– И там не подают мятного печенья, – закончил сыщик.
– Именно что. Там, правда, подают миндальное, кокосовое и имбирное, а ещё предлагают мятный чай, но это явно не то, что нам нужно. И если даже мадемуазель после того, как они с Тропсом расстались в тот день, вернулась по своим же следам обратно – в округе не меньше десятка кафе, бистро и кофеен, куда могла зайти приличная девушка, не вызывая любопытных взглядов.
– Вряд ли это вас остановило.
– Не остановило. И знаете что? Ни в одном из этих заведений не подают мятного печенья. Более того, в ближайших пекарнях его также не готовят.
– Любопытно, – задумчиво протянул Лайош. – Не думал, что у нас это такая редкость. Кстати, господин Тропс уже сознался в убийстве?
– Нет, – мрачно проворчал Ла-Киш.
– И что теперь?
– Посидит неделю в «тёмной».
– Не слишком ли жестоко для человека, который, возможно, невиновен?
– Ему надо было думать несколько раньше. До того, как спутываться с дочерью городского советника.
– А вы его спрашивали о том, как вообще завязалось это знакомство?
– Спрашивал. Господин Тропс уверяет, что это мадемуазель проявила к нему интерес.
– И?
– Что – «и»? Вы его видели. По-вашему, такое возможно?
– Ну, у всех свои вкусы и предпочтения, – заметил Шандор.
– Возможно. Но я всё больше склонен согласиться с вашими словами. Во всём этом есть что-то неправильное, – Ла-Киш повертел в пальцах трость, потом вздохнул. – Придётся проверять все возможные связи обеих девушек. Знакомых, друзей. У меня хватало забот с одним советником, а теперь они насядут вдвоём.
– Сочувствую вам.
Сюретер усмехнулся. Потом вдруг повернулся к сыщику и спросил:
– Может, дело в воде?
– Что-что?
– Вода. Эвелину Санду нашли на пристани. Беатрис Эшту-Кальво в ванной.
– Но Эвелина ведь не утонула. Она вообще не касалась воды. И потом, мы живём в одном из крупнейших портов мира, тут везде вода. Вы полагаете, что вещество, о котором говорил доктор Герш, вступает в реакцию с водой?
– Пожалуй, нет, – подумав, ответил Ла-Киш. В голосе сюретера проскользнули нотки разочарования.
– Хотя теория интересная.
– Не будем списывать её со счетов. Впрочем, возможно, присутствие воды – лишь совпадение. Однако какая-то связь между этими событиями должна быть. И я не склонен считать ни первую, ни вторую смерть случайностью или самоубийством. Кто-то позаботился об особой добавке для мятного печенья и о том, чтобы оно попало в руки жертв. Это убийство, а значит, у него должен быть мотив. И убийца, скорее всего, всё ещё где-то там, в городе.
Они помолчали, глядя, как последние домики Дубового Холма уступают место строениям Сити. Кэб, миновав крутой поворот на спуске, теперь катил по главному проспекту делового района, запруженному клерками и посыльными. Промелькнула в окошке и осталась позади одна из станций пневмопочты, сооружённой специально для нужд контор в Сити.
– Я согласен с вами, – заговорил, наконец, Шандор. – Речь идёт об убийствах, и у них должен быть мотив. Но пока я его не вижу. Смерть этих девушек не принесёт никому выгоды – они ещё не вышли из-под отцовской власти, не имели ни положения в обществе, ни собственных состояний. Насколько мне известно, ни одна из жертв не была помолвлена и не готовилась к свадьбе – значит, это не попытка расстроить брак или помешать матримониальным планам конкретных семейств. Ни одна из жертв не подвергалась насилию, не была ограблена, не была похищена ради выкупа. Остаётся, пожалуй, только одно: эти убийства – удар не против самих девушек, а против членов их семей. Скорее всего против отцов.