Тени над Гудзоном
Шрифт:
Станислав Лурье пошел к выходу. Книгу он оставил лежать на столике. Когда он уже стоял возле кассы, кто-то тронул его за локоть. Это была девушка, убиравшая со столиков. Она протянула ему книгу. Станислав Лурье сказал ей на это:
— Может быть, вы захотите ее прочитать. Я уже закончил.
— Что это? «Как добиться успеха в любви и на работе»? О нет, спасибо, у меня нет времени на чтение. — И она подала ему книгу. Обложка была влажной от ее руки. Он видел, как она возвращается с тряпкой вытирать со столиков. Ее лицо выражало нечто похожее на обиду. Ей не нужны книги… Книги не могут ей помочь…
Станиславу Лурье пришло в голову, что в определенном смысле у этой девушки есть цель в жизни: не иметь цели, а плыть по течению. Настоящие неудачники — это люди, подобные ему, те, кто не может для себя решить, иметь им цель или же не иметь. Поэтому-то он, Станислав Лурье, и неспособен даже убирать
Да, он обязан найти гирю или какой-нибудь другой тяжелый предмет…
3
Недалеко от Бауэри Станислав Лурье нашел то, что искал. На столе со всякого рода старьем лежал огромный магнит в форме подковы с двумя дырочками с обеих сторон. Что это? Деталь динамо-машины? Лурье поднял магнит, и его тяжесть поразила его. Он спросил продавца о цене. Тот посмотрел на Станислава Лурье с некоторым удивлением, как будто спрашивая: «На что вам сдался этот магнит?» Однако вслух сказал только:
— Два доллара.
Станислав Лурье сразу же заплатил. Через эти дырочки можно протянуть веревку и повесить магнит на шею. Он стеснялся идти по улице с огромным магнитом в руках, поэтому купил газету, чтобы завернуть в нее покупку. Он еще собирался зайти на пристань и посмотреть на паром, который ходит на Стейтен-Айленд, но с таким тяжелым грузом ему было трудно прогуливаться. «Если я все-таки сделаю это, то только ночью, темной ночью, когда не светит луна», — говорил он себе. Его не оставляло ощущение, что все это не более чем игра. Он еще был далек от окончательного решения. Ему было ясно, что подобное решение невозможно принять заранее. Можно только все для этого приготовить. Последний толчок должен произойти внезапно или вообще не произойти. «Ну так я потеряю только два доллара…» Станислав Лурье проявлял к магниту мальчишеское любопытство. В гимназии он проводил эксперименты с магнитом. Положив на него лист бумаги, насыпал на них металлические опилки, которые брал у слесарей. О, каким далеким все это выглядит теперь! Тогда в Варшаве были еще русские.
Ему надо было поехать домой и куда-то положить тяжелый магнит. Он сел на надземку Третьей авеню. Поднимаясь по лестнице, думал: «Сколько людей, проходивших здесь, уже мертвы? Миллионы пар ног, ступавших здесь, уже гниют в земле. Но где-то они обязательно должны были оставить след. Если собака-ищейка способна унюхать следы спустя несколько дней, то, может быть, есть такая сила, которая годы спустя обнаружит следы ног, прошедших по этой лестнице! Где я это читал? Космос полон следов. От каждой вещи остается память. Возможно, даже эти мои мысли не теряются. Может быть, на небе есть такой аппарат, который снимает фильм о человеке. Я буду уже мертв, но где-то сохранится картина того, как я ношусь с этим магнитом… Вот только чем это может помочь? Принято считать, что Бог мудр, но из чего следует, что Он к тому же и добр? Этому не может быть никакого доказательства…»
Станислав Лурье сидел у окна вагона. Как отталкивающе выглядел отсюда Нью-Йорк! Дома — кучи кирпича. Просто удивительно, что они не рассыпаются. Все квартиры тут маленькие, тесные, населенные людьми, привыкшими к тому, что грохот проходящих поездов проникает в их мозг день и ночь! И на что они могут надеяться? После десятков лет работы их выбрасывают, как ненужные тряпки. Когда они идут получать пособие по безработице, на них злятся служащие. Когда они становятся старыми, то побираются на улицах или валяются на койке в какой-нибудь богадельне. Однако им не хватает мужества, чтобы положить всему этому конец. Ну а когда они устраивают революцию, то попадают под власть тиранов, которые в тысячу раз хуже их прежних угнетателей…
В одной комнате, наверное, шла репетиция музыкального ансамбля. Группа мужчин дула в духовые инструменты. Кто-то стучал по барабану. Они выглядели как сборище шутов. В бильярдном зале несколько молодых людей играли в полумраке на грязном столе. Внизу находились ломбарды, ресторанчики без стульев, а только с табуретами возле барной стойки, лавки, в которых продавали утюги, кастрюли… День был теплый, но ночь ожидалась дождливая и прохладная. «Из всех видов лжи весна — наихудший! Она обладает всеми недостатками осени, — так говорил себе Станислав Лурье. — Она всегда полна дождями, холодами и разочарованиями». Поезд поминутно останавливался. Входили и рассаживались новые пассажиры. Как нелепо все они выглядели! Сырые лица, как будто вырубленные топором, дикие глаза, невероятно большие руки и ноги. Появилась женщина, такая толстая, что она еле-еле смогла пройти в дверь вагона. В глазах злость. Казалось, ее взгляд говорит: «Я толста не от хорошей жизни!..» Она уселась, заняв сразу два места. Опять же одежда. Где эти люди отыскали такие одеяния? Какие-то странные жилеты, майки желтоватой расцветки с какими-то нелепыми полосами и клетками. Они напомнили Станиславу Лурье польских крестьян и тряпье, продававшееся на Валовой улице… [248] Все собралось вдруг в этом вагоне: нищета, отталкивающая внешность, безвкусица. Дай им власть, они сделают то же самое, что и в России… Каждый из них лишь один раз взглянул на него и сразу же отвел взгляд. Где они живут? Куда едут? Было бы не удивительно, если бы этот поезд надземки заехал бы куда-нибудь в Лович [249] или Нижний Новгород…
248
Валова — улица в центре современной Варшавы. До Второй мировой войны была населена преимущественно евреями.
249
Лович — город в Лодзинском воеводстве Польши.
Станислав Лурье вышел из поезда и повернул на Лексингтон-авеню. Каждый раз, когда он приходил домой и перед ним открывалась дверь квартиры, он заново поражался. Почему они тянут с выселением? Эта квартира как бы заставляла его продолжать жить. Но зачем тянуть? Не сегодня, так завтра его вышвырнут отсюда… Лурье открыл дверь и положил магнит. Он услышал, что звонит телефон. «Подойти? Кому это понадобилось поговорить со мной?» Он снял трубку и услыхал женский голос. Девушка спросила:
— Извините, сэр. Вы слушаете радио?
— Что? Редко, редко…
— Могу ли я спросить, какие программы вас интересуют?
Он ответил, что его не интересуют никакие программы. Он болен. Он извинился и положил трубку. «Больше их ничего не интересует, — сказал он сам себе. — Всё деньги, деньги, деньги…» Тем не менее этот телефонный звонок, пробудивший в нем было какую-то надежду, теперь наполнил его горечью. Он не стал включать света. В полумраке бродил из комнаты в комнату. На всем лежала пыль. Воздух застоялся. Одежда валялась на стульях и на полу. «Если бы Анна могла увидеть, что стало с ее комнатами! — рассмеялся кто-то внутри него. — Можно подумать, что тут паслись мулы!» Станислав Лурье ощутил усталость. Он прилег на диван. В животе у него бурчало, сердце кололо. Болела голова. «У меня жар или что со мной? — Он пощупал свой лоб. Лоб был горячим. — Может быть, я умру естественной смертью?..»
Он закрыл глаза и так долго лежал в задумчивости. Он слышал какой-то шум. Он доносился не снаружи, а изнутри. В мозгу словно проходил поезд. Поезд даже делал остановки, и Станислав Лурье слышал, как открываются и закрываются двери. Сквозь неплотно закрытые глаза он видел отблеск окон, пластины жалюзи. «Я устал, устал!» — говорил он себе. У него было лишь одно желание: спать. Скоро он заснул, и ему приснилась комната, полная труб. Трубы торчали наружу из окон. Через них поддерживались связи с соседями, живущими в домах напротив. Из труб доносились голоса. Из них же текла вода, и из них же попадала в комнату еда: бабка, каша, мука… «Что это за механизм? — спрашивал он себя. — Как он работает? Это своего рода телефон? Или всего лишь примитивный механизм обратной связи?» Среди труб сидела огромная собака, размером с лошадь. На Станислава Лурье напал страх: такой пес может съесть человека… Он открыл глаза. В комнате было темно, как ночью. Вдруг он заметил, что рядом с диваном кто-то стоит. Он не испугался. Это была Соня. Она выглядела как обычно, только ее лицо лучилось светом, так что вокруг головы был ореол. «Ну, это мне еще снится, — сказал он себе. — Или она вошла через эти трубы?» Соня смотрела на него с улыбкой и в то же время печально. На ее лице было выражение человека, который хочет говорить, но не может, ибо он нем. Станислав Лурье хотел ее о чем-то спросить, но словно разучился разговаривать. Все это продолжалось не более секунды. Сразу же после этого образ исчез. Он долго смотрел на темное пятно, оставшееся там, где он только что видел Соню…
«Ну, значит, так», — сказал он себе. Теперь он знал с твердой внутренней уверенностью, что это действительно была Соня и что он скоро встретится с ней…
Он хотел подняться с дивана, но был слишком слаб. Впервые за долгие месяцы к нему пришло ощущение покоя. Он повернулся лицом к спинке дивана и снова задремал.
Глава четырнадцатая
1
Посреди ночи в квартире Грейна на Пятой авеню зазвонил телефон. Анна проснулась. Грейн тоже.