Теща
Шрифт:
Но, покачавшись несколько секунд на пике, я неожиданно испытал отвращение. Вернее, какую-то безразличную усталость от суррогатов.
Не сходя с места, я открепил молчаливую Авдеенко от двери, изорвал и спустил в унитаз. А потом посидел в туалете еще некоторое время, дожидаясь, пока бачок наполнится еще раз, чтобы надежно смылись клочки.
Вернувшись к себе, я прислушался к бормотанию телевизора, понял, что щит еще стоит, опустошил тайник и быстро разрезал в лапшу все крымские фотографии. Искрошил и смазанных купальщиц в расстегнутых лифчиках, и четкую Валеркину мать с почти голой грудью. Потом
Узкие полоски упали не сразу – подхваченные потоками воздуха, они всплыли вверх, закружились, разлетелись по двору.
Наутро я прошел по ним, как в июне по трупам поденок, угасших навсегда после танца вокруг фонарей.
Мои фотографические женщины ушли навсегда, им предстояло замениться на что-то новое.
Так произошел мой переход на следующий уровень.
Стоит отметить, что после каникул мы встретились с Авдеенко нежно. В тот год я еще не знал, что, лишившись вожделения, отношения между мужчиной и женщиной поднимаются на высоту истинной дружбы, но это было так.
Примерно то же самое, но по другим причинам и гораздо серьезнее, произошло со мной через четверть века. Но история моей страсти еще не дошла до нужной точки. Сейчас я вспоминаю восьмой класс.
Я достиг минимума синусоиды, но куда и когда она начнет подниматься, еще не знал.
Забегая очень сильно вперед, отмечу, что Таня ушла из моей жизни не навсегда. Точнее, появилась через двадцать восемь лет после того, как я ушел в 114-ю школу.
Она каким-то образом нашла мой телефон, позвонила и попросила встретиться по делу.
Я согласился; соседка по парте осталась единственным приятным воспоминанием о той школе – и она приехала ко мне в Институт, как оказалось удобнее обоим.
Стоял конец зимы, на Татьяне Борисовне – прежней Авдеенко, нынешней Шейх-Али – были толстые шерстяные колготки, да и вся она выглядела поблекшей, ей хотелось дать не сорок три года, а все пятьдесят.
Я узнал, что Таня доучилась на старом месте. Фамилия того, с кем она сидела в девятом и десятом классах, мне ничего не сказала; среднюю школу №9 я вычеркнул из памяти, годы 1966-1974 форматировал. Потом она поступила в Нефтяной институт, не поленилась пять лет ездить на другую оконечность города, хотя в близлежащем Авиационном учили точно так же. В нефтяном Таня вышла замуж за человека, который был существенно старше – откуда он взялся, я тоже не понял. Сейчас бывшая подруга работала начальницей отдела в тресте «Водоканал» и считала свою жизнь удавшейся.
Цель визита заключалась в том, что Танин сын-придурок – так отпрыска аттестовала она сама – после школы собрался поступать в университет, не имея ни хорошего аттестата, ни особых способностей. Она узнала, что я там прирабатываю, и обратилась за помощью.
В том, что ее сын именно придурок, сомнений не возникло: он выбрал философский факультет, а философов я считаю кончеными идиотами.
Первым являлся декан факультета профессор Аркадий Владимирович Демьянов. Он полысел еще ассистентом и ездил в Москву вживлять себе волосы, по доллару за пучок, чтобы не выглядеть старым перед студентками.
Просьбу Таня дополнила словами, что ее муж «присосался» к нефтегазовой
В последнем заявлении я не видел ничего особенного. Педагогическая практика убеждала, что из десяти абитуриентов один целенаправлен, а девять суть одинаково никчемные балбесы и «вступительные» испытания для них бессмысленны. Смысл имело лишь то, о чем говаривал старик Фамусов.
А дурак, за которого некому порадеть, должен оплачивать свою дурость.
Наш университет был коррумпирован в обычной для России степени.
Хотя качество этой «степени» оказывалось в разных местах разным.
В УГАЭСе существовала система взяток на всех ступенях: от поступления до диплома. Там даже имелся «помощник проректора по особым вопросам» – мутный дегрод, выгнанный из КГБ. В его задачу входили слежка за преподавателями и организация студенческих доносов; работа считалась невыполненной, если по итогам сессии хоть одного доцента не отправляли под суд. Я взяток не брал – мне хватало приработков на липовых диссертациях – но сотрудников «академии» понимал: их держали на голодном пайке, профессор имел ставку двадцать тысяч, а ректор назначил себе зарплату в миллион.
В университете все строилось иначе: денег никто никому не давал, расплачивались услугами. Если математик принимал экзамен на экономическом факультете, то декан инъяза, чей племянник поступал в этот год, мог обратиться к нему, а взамен поговорить с председателем предметной комиссии географического факультета, куда собралась двоюродная сестра лаборантки с химфака, сожитель которой владел автосервисом, где математик обслуживал свой джип по льготным расценкам.
Я «законником» – то есть полноправным членом сообщества – не был, совместителей к приемной кампании не допускали. Но это не играло роли.
В университете у меня имелась масса знакомых, приятелей и даже друзей; по большому счету, только там они и имелись. У себя в Институте математики я как небольшой начальник ни с кем не дружил, а профессора в любом ВУЗе разве что не валялись под ногами и все были равны между собой.
На математическом факультете университета работал мой лучший друг, штатный профессор Юрий Шаукатович Идрисов. Но из всех сущностей Юру привлекал только женский пол, с малолетними абитуриентками он связываться опасался, а их перезрелые мамаши его не интересовали, поэтому в процессе взаимообмена вступительными услугами он не участвовал и мне помочь не мог
Не размениваясь по мелочам, я ударил из орудий главного калибра: пошел к ректору, который решал все.
Таню Авдеенко я любил как хорошее воспоминание, да и операция стоила немного.
Ректор – физик по специальности и запойный алкоголик – был мне знаком с тех времен, когда я, старший преподаватель, читал курс высшей алгебры и многомерной геометрии на их факультете. В кругу равных я отличался коммуникабельностью, везде оказывался своим. Будущий хозяин университета тогда имел звание доцента, но это не мешало. Мы нередко выпивали в деканате и на кафедре; правда, пил я в те годы еще не как профессионал, а по-любительски.