Том 6. Письма 1860-1873
Шрифт:
Мне не удалось повидаться с Анной, бывшей тут проездом, так как императорский поезд не останавливался на московском вокзале. Анна написала мне из Владимира*. Она говорит в своем письме, что теперь, когда ее круг общения столь тесен, она чувствует себя жертвой кораблекрушения в окружении горстки аборигенов. — Говорят, они вернутся не ранее конца ноября. — Я же уже точно еду завтра в Петербург. Ах, как бы я хотел покатить вместо этого к вам, пусть даже с условием задержаться у вас до поздней осени. — Что до моей бедной матери, у которой голова плоха, как никогда, то ей втемяшилось, будто меня ссылают в Сибирь и я покидаю ее только затем, чтобы отправиться по этапу. Все эти чудачества страшно действуют мне на нервы. — Ах, покоя я жажду, покоя! — Да хранит вас Господь.
Аксакову И. С., 9 августа 1863*
Прошу вас убедительно, почтеннейший Иван Сергеевич, делать с моими виршами что вам угодно — т. е. изменить, поправить и усилить… Спешу, уезжаю сегодня и поручаю себя вашему дружественному расположению. — Когда будете писать к Анне? Вам пред<анный> Ф. Тютчев
P. S. Вместо слова бессмысленной, не лучше ли неистовой?
Тютчевой Е. Ф., 26 августа 1863*
P'etersbourg. Lundi. 26 ao^ut 1863
Merci, ma fille ch'erie, de votre bonne lettre qui m’a fait grand plaisir. J’esp`ere que celle-ci t’arrivera `a point nomm'e pour te souhaiter la bienvenue `a Moscou. — Et moi aussi j’ai ressenti comme une f^acheuse privation ton absence de Moscou pendant les deux mois de s'ejour que j’y ai fait* et qui m’ont laiss'e un tr`es bon souvenir, un souvenir lumineux en d'epit du mauvais temps. J’y ai 'et'e t'emoin de quelque chose, `a quoi on ne saurait contester une signification historique. C’est l’accueil fait par l’opinion aux d'ep^eches du P<rinc>e Gortchakoff*. — C’est peut-^etre la toute premi`ere fois o`u la fibre nationale a vibr'e au contact de la diplomatie russe. Aussi les quelques lignes, que j’ai 'ecrites `a la h^ate sous le coup m^eme de l’impression*, ont-elles eu un sort tout particulier. — Comme s’'etait le premier bulletin de la victoire remport'ee, arriv'e de Moscou, elles ont 'et'e aussit^ot communiqu'ees en haut lieu, `a l’Imp'eratrice d’abord, qui avait, `a ce qu’il para^it, exprim'e des doutes sur l’impression que le ton g'en'eral des d'ep^eches produirait `a Moscou. — Puis la lettre ayant 'et'e lue par l’Empereur, celui-ci a dit qu’elle aurait d^u ^etre communiqu'ee `a Mlle Anna, pour l’amener `a des sentiments plus favorables au Vice-Chancelier. C’est le P<rinc>e Gortch<akoff> lui-m^eme qui m’a cont'e cela. — Hier j’ai d^in'e chez lui `a Tsarsko"i'e et j’ai recueilli des d'etails tr`es curieux sur ce qui s’y est pass'e dans ces derniers temps, dans la question Constantin. — L’Empereur, au dire de tout le monde, s’est admirablement conduit dans toute cette affaire. Il a su concilier dans une mesure parfaite sa tendresse tr`es vive pour son fr`ere avec une fermet'e `a toute 'epreuve. Aussi on peut consid'erer le r`egne malencontreux de celui-ci comme fini*. C’est demain, le 27, qu’il quitte Varsovie, avec femme et enfants, et se dirige par Vienne et le Danube en Crim'ee. Tous ceux qui l’ont vu ici s’accordent `a dire qu’il faisait piti'e `a voir, tant il se sentait 'ecras'e par la d'efaveur publique. C’est demain aussi que partiront les r'eponses du P<rinc>e Gortchakoff, tr`es laconiques cette fois, et d'eclarant la question ferm'ee, sinon d'ecid'ee*. Elles ne tarderont pas `a para^itre dans les journaux. — L’Empereur s’en va le 31 en Finlande, o`u il fera le 3 septembre l’ouverture de la Di`ete*. Le 4 il assistera `a une grande f^ete que Mad<ame> Aurore* lui donne dans sa maison de campagne, pr`es d’Helsingfors; le 8 il sera de retour `a Tsarsko"i'e et quelques jours apr`es il part p<our> Livadia. — Et ceci me ram`ene `a ce qui est l’objet de mes soucis non moins que des tiens, `a notre pauvre ch`ere Daria*. Assur'ement, une fois la cure finie, ce qu’elle aurait de mieux `a faire, c’est d’aller rejoindre l’Imp<'eratrice> en Crim'ee — si c’est pour y passer l’hiver, mais cent fois non si c’est pour en revenir au mois de novembre. Mais, alors, que doit-elle faire d’ici dans quelques semaines? O`u et comment passera-t-elle l’hiver? Je ne puis songer `a cette pauvre ch`ere fille non seulement sans tristesse, mais m^eme sans remords.
Mille amiti'es `a tout le monde. Dis `a mon fr`ere et `a grand-maman que j’esp`ere toujours les revoir en octobre. Que Dieu v<ou>s garde, ma fille, je vous embrasse du fond du coeur. T. T.
Петербург.
Спасибо, милая моя дочь, за хорошее письмо, оно доставило мне большое удовольствие. Надеюсь, мое письмо придет к тебе вовремя, чтобы поздравить с приездом в Москву. — Все два месяца, которые я провел в Москве, мне также очень не хватало тебя*, хотя от самого пребывания у меня остались очень приятные воспоминания, воспоминания радужные, несмотря на плохую погоду. Я был там свидетелем таких вещей, историческое значение которых неоспоримо. Я имею в виду то, как были восприняты общественным мнением депеши князя Горчакова*. — Может быть, поистине впервые действия русской дипломатии затронули национальные струны души. Поэтому несколько строк, которые я набросал сразу же, под первым впечатлением*, имели совершенно особую судьбу. — Они явились первым поступившим из Москвы сообщением об одержанной победе и потому тотчас же были переданы в высшие сферы, прежде всего императрице, которая будто бы высказывала ранее сомнения относительно того, какое впечатление произведет в Москве общий тон депеш. — Государь, прочитав письмо, сказал, что его следовало бы передать мадемуазель Анне, дабы внушить ей более благосклонное отношение к вице-канцлеру. Все это мне рассказал сам князь Горчаков. — Вчера я обедал у него в Царском и узнал очень любопытные подробности о том, как на днях решалась судьба Константина. — Государь, по всеобщему мнению, держался во всей этой истории безупречно. Несмотря на самую нежную привязанность к брату, он сумел проявить непоколебимую твердость. Итак, злосчастное правление Константина можно считать оконченным*. Завтра, 27-го, он, с женой и детьми, покидает Варшаву и через Вену по Дунаю направляется в Крым. Все, кто его видел, сходятся в том, что на него было жалко смотреть, столь подавлен он был всеобщим неодобрением. Ответы князя Горчакова, на этот раз очень лаконичные, объявляющие вопрос закрытым, если не разрешенным, также будут отправлены завтра*. Газеты сразу же их опубликуют. — 31-го государь уезжает в Финляндию и 3-го сентября открывает там сейм*. 4-го он будет присутствовать на большом празднике, который госпожа Аврора* дает в его честь в своем загородном доме под Гельсингфорсом; 8-го он вернется в Царское и через несколько дней уезжает в Ливадию. — Это обстоятельство возвращает меня к тому, что меня беспокоит не меньше, чем тебя, — к нашей бедной милой Дарье*. Бесспорно, лучшее, что она может предпринять, закончив курс лечения, это отправиться в Крым к императрице — в том случае, если можно будет остаться там на всю зиму, если же придется вернуться из Крыма в ноябре, то ехать туда — сущее безумие. Но что тогда ей делать через несколько недель? Где и как проведет она зиму? Когда я думаю о нашей бедняжке, я испытываю не только грусть, а и угрызения совести.
Шлю всем дружеские приветствия. Скажи моему брату и бабушке, что я надеюсь увидеться с ними в октябре. Да хранит тебя Бог, дочь моя, сердечно тебя обнимаю. Ф. Т.
Тютчевой Д. Ф., 23 сентября/5 октября 1863*
St-P'etersbourg. Lundi. 23 septembre/5 octobre
Ma fille trois fois ch'erie. Si les pens'ees humaines avaient l’heureuse facult'e de se convertir d’elles-m^emes en lettres 'ecrites, pli'ees, cachet'ees et exp'edi'ees `a la poste — assur'ement il ne se passerait pas de jour o`u tu n’en eusses recues deux ou trois de moi, tant mes pens'ees sont habituellement dirig'ees vers vous, vous entourant et vous couvant avec une affectueuse sollicitude. — Aujourd’hui enfin, sous une forme plus palpable, je te les exp'edie, sur l’avis de Kitty, tout droit `a Gen`eve, aux Eaux vives, maison P'etroff*, dans l’espoir qu’elles t’y trouveront encore. Ce que j’appris en dernier lieu `a ton sujet, c’est-`a-d<ire> au sujet de ta cure et de ses r'esultats, m’a fait plaisir, mais cette certitude acquise d’un mieux d'ej`a r'ealis'e dans l’'etat de ta sant'e ne conjure gu`eres, h'elas, quant aux appr'ehensions de l’avenir et d’un avenir tout `a fait imminent. Quelle r'esolution vas-tu prendre en vue de l’hiver prochain? Que te dira `a ce sujet ta voix int'erieure, la seule conseill`ere que tu aies? J’attends cette d'ecision avec un vif et tendre int'er^et, reconnaissant mon incomp'etence `a 'emettre un avis qui ne soit h'eriss'e d’inconv'enients, dans la situation donn'ee. La seule chose dont j’ai l’intime conviction, c’est que je me sentirai tr`es heureux de te revoir. — Ind'ependamment de tes lettres, j’ai eu derni`erement de tes nouvelles par le Comte G. Stroganoff* — dix jours apr`es qu’il t’avait vue, `a Ouchy, chez la Grande-Duchesse. J’aurais aim'e t’y voir moi aussi. — Ces beaux sites, qui ne vous emp^echent pas d’^etre malheureux quand on y est, ont une magie irr'esistible, vus de loin. L’exp'erience ne sert de rien et bien que reconnue, cette illusion d’optique devient la plus pressante des r'ealit'es. — Est-ce en pr'esence de ces beaux sites que tu liras ces lignes 'ecrites dans une demi-obscurit'e — entre 4 et 5 heures du soir, aux derni`eres lueurs d’un soleil qui est beaucoup plut^ot une conjecture qu’une certitude? — Les vendanges ici n’ont pas encore commenc'e — et en fait de Mont-Blanc, j’ai devant les yeux le Gostinnoi-Dvor, tout mouill'e de pluie.
Je ne te parle pas de ce qui concerne la famille, sachant que Kitty s’acquitte de ce soin — et d’ailleurs ce qu’il y aurait `a en dire ne serait gu`eres r'ejouissant. C’est quelque chose de triste et de terne, comme l’est tout d'eclin, de plus en plus accus'e.
Quant `a moi, dans le moment donn'e, c’est sur ma pauvre femme surtout, et sur Marie*, par ricochet, que s’arr^ete et s’'epuise ma plus vive sollicitude. — Ses lettres probablement t’auront inform'ee de tous les tracas, d'eboires et d'ego^uts, par lesquels elle a pass'e dans ces derniers temps. — En ce moment-ci, gr^ace `a l’argent que j’ai pu lui envoyer, elle a d^u se sentir un peu soulag'ee. — Pas moins, elle en a encore pour deux mois peut-^etre de cette abominable r'eclusion `a la campagne. — D’Anna je n’ai eu qu’une lettre (sans date) depuis son arriv'ee `a Livadia*. J’ignore si elle y a revu (et comment) le grotesque h'eros de son absurde roman*. — Enfin, ce qui est certain, c’est que nous sommes, `a l’heure qu’il est, grandement dispers'es. — Plaise au Ciel de nous r'eunir prochainement sans que personne manque au rendez-vous. — Au revoir donc, `a bient^ot, ma fille ch'erie.
С.-Петербург.
Бесконечно милая моя дочь. Если бы человеческие мысли обладали счастливой способностью сами обращаться в письма, написанные, сложенные, запечатанные и отправленные по почте, я уверен, не проходило бы дня, чтобы ты не получала от меня два или три письма, ибо мысли мои постоянно обращены к тебе, опекают тебя, окружая заботой и лаской. — И вот сегодня посылаю их тебе в более осязаемой форме, по совету Китти, прямо в Женеву, на Воды, в дом Петрова*, в надежде, что они тебя еще там застанут. Последние известия о тебе, то есть о твоем лечении и о его результатах, меня порадовали; однако, хотя и можно с уверенностью утверждать, что в состоянии твоего здоровья наступило несомненное улучшение, это, увы, не снимает опасений за будущее, и за будущее самое близкое. Какое решение ты примешь относительно зимы? Что скажет тебе на этот счет твой внутренний голос, единственный твой советчик? Жду твоего решения с живейшим интересом и участием, поскольку признаю свою неспособность предложить в сложившейся ситуации что-либо, не сопряженное со множеством неудобств. Единственное, в чем я глубоко убежден, это в том, что буду безмерно рад тебя увидеть. — Независимо от твоих писем, я недавно получил о тебе известия от графа Г. Строганова* — через десять дней после того, как он видел тебя в Уши, у великой княгини. Я тоже был бы не прочь повидать тебя там. — Эти прелестные уголки природы обладают неотразимым очарованием, когда смотришь на них издалека, хотя пребывание там не мешает чувствовать себя несчастным. Опыт ничего не меняет, и признавая, что это оптический обман, тем не менее воспринимаешь его как самую очевидную реальность. — Неужели эти строки, написанные в сумерках, между 4 и 5 часами вечера, при последних лучах солнца, более похожих на мираж, чем на реальность, неужели ты будешь читать их посреди всех этих красот природы? — У нас здесь сбор винограда еще не начался, а вместо Монблана перед глазами у меня Гостиный двор, весь мокрый от дождя.
Не пишу тебе ничего о нашей семье, поскольку знаю, что этим займется Китти, да к тому же то, что можно о нас сказать, вряд ли тебя обрадует. Как всё, что приходит в упадок, жизнь наша становится все более грустной и бесцветной.
Что до меня, то теперь я более всего тревожусь о бедной жене моей, а вместе с тем и о Мари*. — Из ее писем ты, наверное, знаешь обо всех волнениях, горестях и неприятностях, которые ей довелось пережить за последнее время. — Сейчас ей как будто стало полегче, благодаря деньгам, которые я смог ей послать. — Тем не менее еще два месяца она, по-видимому, должна будет провести в этом отвратительном деревенском заточении. — От Анны, со времени ее приезда в Ливадию*, я получил только одно письмо (без даты). Не знаю, встретилась ли она там (и как) с комичным героем своего нелепого романа*. — Словом, ясно одно, все мы сейчас находимся далеко друг от друга. — Бог даст, в ближайшем будущем мы снова соберемся вместе, и на этот раз никто из нас не будет отсутствовать. — Так до свиданья, и до скорого, моя милая дочь.
Каткову М. Н., 7 октября 1863 *
С.-Петербург. 7-го октября 1863
Почтеннейший Михаил Никифорович,
Не раз в наших беседах, в Москве * , говорили мы о пагубном направлении нашего Министерства народного просвещения — до того пагубном, что оно вменяет в обязанность всякому благонамеренному русскому противодействовать ему всеми силами * . — При этом, помнится мне, я высказал вам мое убеждение, что направление это, сколько оно вредно, столько же и несостоятельно у нас и лишено всякой raison d’^etre. [6] Так оно в своем начале противно всем чувствам и убеждениям верховного представителя власти. Терпимость же, ему оказываемая, объясняется какою-то страшною мистификациею, только в одной России возможною. Князь Горчаков, с которым я часто имел случай обо всем этом говорить, вполне разделяет и взгляд наш на самое направление, и мое мнение о его несостоятельности. — К тому же он, может быть, единственный человек между нами, который и по своему влиятельному положению, и по своему усердию к общему делу имеет и силу, и волю заявить с успехом, где следует, свой решительный протест против всего этого бесчинства. Но ему нужны факты, ему нужны точные несомненные показания, на которые он мог бы опереться… Что достаточно для личного убеждения, далеко не достаточно для государственного обличения.
6
разумной основы (фр.).
Следственно, почтеннейший Михаил Никифорович, без вашей помощи, без вашего содействия и тут не обойдется.
Я знаю, — не будь у нас цензуры, имейте вы право и возможность не ограничиваться намеками, а высказывать дело как оно есть — и называть всё и всех по имени, — то одной вашей полемической деятельности достаточно было бы, чтобы довести до общего сознания всю зловредность теперешней системы и убедить кого следует в необходимости ее скорейшего устранения, — но, по несчастью, одною печатью, при ее существующих условиях, практического результата мы добиться не можем, а крайняя важность дела отлагательства не терпит — и потому, возвращаясь к нашим московским беседам, я не могу не повторить перед вами тогда еще мною вам высказанного убеждения, что вы могли бы оказать огромную услугу — как вы умеете их оказывать — составлением записки, короткой, но очень рельефной, о главных фактах, определяющих настоящий характер всей этой системы, в отношении которой может быть только одно сомнение: безумие ли это или преднамеренное предательство.