Торлон. Война разгорается. Трилогия
Шрифт:
— Следов крови и борьбы нигде не видно, — снова подал голос Тангай. — Значит, сами ушли, по доброй воле. В тун какой-нибудь ближайший подались. На их месте я бы так же сделал. Вместе оно завсегда спокойнее.
Видя, что Гверна не решается открыть чужую дверь, Гийс подошел и повернул деревянный крюк. Дверь тревожно скрипнула и сама подалась наружу.
— Погодите все-то заходить, — предупредительно окликнул женщин Тангай. — Пусть он первым проверит, мало ли что. Обождите пока тут.
Гийс кивнул и скрылся в доме. Было слышно, как он ходит. Приглушенные удары рукой по дереву — и в стене открылось одно оконце, закрывавшееся изнутри деревянным щитком по принципу задвижки.
— Заходите, — бросил из оконца Гийс. — Никого. И есть нечего.
Сима напряженно думал, как быть. Уж больно не хотелось оставаться с этими опасными людьми в четырех стенах. Особенно если придется
Решимость Симы подорвало зрелище, при котором женщины дружно потрошили дорожные мешки, вываливая на большой стол съестные припасы. Не сказать, конечно, чтоб ужас какие аппетитные, но сейчас сгодились бы и они. А есть он хотел уже некоторое время и отчетливо понимал, что даже бегом не успеет добраться отсюда до жилища Томлина прежде, чем умрет с голоду.
Хейзит колдовал у высокой печи с удобной лежанкой под самым потолком, раздувая пламя и осторожно подкладывая в него дрова из стоящей здесь же поленницы.
— Сейчас согреемся, — приговаривал он, пристально всматриваясь внутрь топки и улыбаясь доходившему до него оттуда теплу. — Как же я люблю огонь!
— Если хочешь быстрее согреться, закрыть окно надо, — посоветовал Тангай, подсаживаясь к столу и наблюдая за спорыми движениями женских рук.
— Не вздумайте! — не отрываясь от стряпни, крикнула Велла. — Мы тут совсем без воздуха останемся. Кстати, где-то ведь здесь есть колодец? Нужно воды принести.
Мужчины переглянулись. Хейзит подумал о колодце, но сразу понял, что раз в Вайла’туне в непосредственной близости от Бехемы они далеко не на каждом шагу, то уж здесь, в уединенном торпе, такой роскоши ожидать не приходится. Гийс наблюдал за Симой. Тангай, которому, в отличие от остальных, в торнах бывать приходилось неоднократно и который сам жил вдали от колодезных благ, знал, что жители подобных мест обычно запасаются достаточным количеством бочек и время от времени, когда вода заканчивается, возят их наполнять к ближайшим источникам. Дома Тангай никогда не пользовался колодцами, а нанимал телегу на пару с кем-нибудь из знакомых и отправлялся за водой прямо к реке. Ему не раз говорили, что набирать воду ниже по течению от замка не стоит, поскольку она успевает изгваздаться в тамошних помоях, а из колодцев, мол, она попадает наружу, напротив, очищенной, процеженной через землю. Тангай, однако, оставался верен и этой своей привычке, никого не слушал и лишь в крайних случаях наполнял колодезной водой любимую походную флягу.
— Если они и бочки с собой уволокли, нам придется туго, — честно предупредил он, еще раз оглядывая просторную избу и не находя ожидаемого. — Похоже, что уволокли. Пойду пройдусь по округе. Может, они где в другом месте водичку припрятали.
— Не утруждайся, — спокойно сказала Гверна. — Мы тут все равно надолго не задержимся. Перекусим, отдохнем и двинемся… — Она замялась. — Одним словом, я дорогу, пожалуй, знаю.
Навостривший было уши Сима чертыхнулся про себя. И тут же получил такой могучий удар по затылку, что не успел охнуть, как потерял сознание и завалился на бок. Снова в чувство его привела тошнотворная боль, причем во всей голове. Потолок оказался перед глазами, открытая дверь справа, как крыло, махала под порывами ветра вверх-вниз, спина, прижатая к деревянному полу, онемела от холода, пальцы окоченели, скрючились и не желали слушаться. Попытался подышать на них, отогреть. Боль резко ушла в макушку. Сима закатил глаза и с облегчением подумал, что сейчас умрет. Ничего, однако, не произошло. Только твердый пол и ледяной сквозняк напомнили ему о необходимости спасать свои бренные кости.
Сколько он тут провалялся в беспамятстве? Полдня? День? И кто его ударил? Кто теперь его должник? С кем он должен сквитаться? Потому что оставить все так, как есть, он не имеет права. С ним бывало всякое, но чтобы кто-то лупил его по голове и безнаказанно уходил, такого он не мог себе представить. И не будет представлять. Он найдет этих людей, этих ублюдков, и заставит их вдосталь расплатиться за оскорбление его неприкосновенного достоинства!
В больной голове мелькнула страшная догадка. Схватился за грудь. Так и есть — кинжал пропал. Его обобрали! Лишили единственного оружия! Обрекли на верную гибель: один, без кинжала, вдали от дома, он недолго сможет противостоять трудностям пути через весь Вайла’тун. Под землей еще куда ни шло, но на поверхности Сима чувствовал себя слепым кротом. Кроме того, ему казалось, что он не сможет скрыть свою неприязнь, если не сказать ненависть, к окружающим, и окружающие непременно отплатят ему взаимностью. Зачем он во все это ввязался? Шел бы тихо домой, сейчас уже был бы сыт и обогрет. Так нет же, любопытно ему стало! Разоблачать кого-то вздумал! За славой решил погнаться! Вот и погнался. Это чудо, что ему еще шею не свернули. Пожалели. Поняли, что сам окочурится. Ну что ж, посмотрим…
Сима тяжело перевернулся на бок, приподнялся на локте и наконец неловко встал на ноги. Он ошибся. Болела не только ушибленная голова. Болело и ныло все тело, окоченевшее и задубевшее от долгого лежания. Боясь перевести дух, чтобы не зайтись кашлем, он завалился грудью на стол и оставался в таком положении некоторое время, выжидая, что кровь отхлынет от головы и снова можно будет начать членораздельно думать.
Уходя, они не оставили ему ни еды, ни воды. Понадеялись, видать, что не очнется. И за то благодарствуем. Что же теперь все-таки делать? Пошатываясь, он доковылял до двери и, схватившись за косяк, высунул голову наружу. Мела метель. Ни неба, ни солнца не видно. Едва ли он смог бы выжить, если бы пролежал всю ночь. Значит, это еще все тот же день.
И все тот же торп…
И все тот же амбар где-то здесь…
Ну конечно! О чем он только думал? Ведь можно спастись тем же способом, которым попал сюда, — через подземелье! Добраться до амбара, спуститься по лестнице и разворошить дыру в стене. Нет ничего проще даже в таком незавидном состоянии, в котором он сейчас находится. И тогда слепой крот вновь прозреет!
Идя через двор навстречу промозглой метели, Сима представлял себя дома, в тепле, в толстых носках и с кружкой чего-нибудь горячительного и душистого. Не зря же он собирался по возвращении из Обители Матерей и доклада дяде в первую очередь созвать своих покорных служанок и на весь вечер и часть ночи закатить дружное купанье с перерывами на еду и смелые ласки. Теперь все это приходилось откладывать на неопределенное время. Кстати, дядя уже наверняка хватился его и отправил по следу доверенных людей. Те успели сбегать до Обители Матерей и вернуться несолоно хлебавши. Дядя осерчал. Заволновался. Забеспокоился. Хорошо еще, что Сима с молодых ногтей научился все услышанное держать в голове, никогда ничего не записывать и не передавать никому чужих писем. Хорош бы он был сейчас, если бы вместе с кинжалом Хейзит нашел у него в складках одежды какое-нибудь тайное послание. Сима сам себе состроил рожу и довольно хохотнул. Нет, так просто его не возьмешь.
Потом он подумал об обратной дороге через подземелье и остановился, не обращая больше внимания на снег. Ему предстояло найти обратный путь в замок, но он не был уверен, сможет ли это сделать. Сюда ведь его вел свет чужих факелов. И на дорогу он обращал непозволительно мало внимания. А по пути ему то и дело встречались боковые проходы и перекрестки, где-то он сворачивал, где-то шел прямо, одним словом, в обратном направлении он этот клубок точно сам не распутает.
Дойдя до амбара, по-прежнему гостеприимно распахнутого, Сима отрешенно заглянул внутрь. Никого. Лестница на месте. «Ну что, ты спускаешься?» — словно спрашивала она. Сима угрюмо мотнул головой. Сейчас он чувствовал себя не только безоружным, но и беззащитным. Если бы боги смилостивились над ним, он готов был пожертвовать ради скорейшего возвращения домой всеми своими служанками. Если он погибнет, зачем они ему? Одну или двух он бы, конечно, постарался оставить, но остальным бы сам перерезал нежные шейки. А что, если дать зарок поступить так, если боги, пусть даже сама Квалу, его спасут? Его жизнь за жизнь нескольких хорошеньких девиц. Очень даже справедливый обмен. «Ну, Квалу, или кто там еще, вы готовы вызволить меня из этой передряги?»
Боги равнодушно молчали.
За спиной Симы раздались голоса. Шумные, почти кричащие. Но совершенно непонятные. Забыв про холод и усталость, он машинально юркнул внутрь амбара и хотел было захлопнуть за собой створки, да вовремя спохватился: раз говорят громко, значит, его пока не видели, а закрывающиеся ворота, такие большие и наверняка скрипучие, заметят в два счета. По лестнице, однако, спускаться сразу не стал. Снова любопытство победило в нем страх. Сима залег в снег и с замирающим сердцем подполз на локтях к краю створки. Голоса не стихали, и по ним можно было более или менее точно судить о том, что говорившие сейчас находятся там, где он недавно был, — возле избы.