Товарищ мой

Долматовский Евгений Аронович

КУРСКАЯ ДУГА

В тургеневских охотничьих местах Воронки, груды мертвого металла. Здесь за день по двенадцати атак Отчаянная рота отбивала. А как бомбили нас! Не говори, — Такого в Сталинграде не видали. Всю ночь качались в небе фонари, Кровавым светом озаряя дали. С рассветом «тигры» шли на нас опять И вспыхивали дымными столбами, И приникали мы, устав стрелять, К горячей фляге пыльными губами. А все же удержали рубежи, В июльской битве оправдав надежды. Окопы на полях примятой ржи Проходят там, где проходили прежде, И на скелете пушки «фердинанд», Прорвавшейся на курские пригорки, Фотографируется лейтенант, И над пилоткой нимбом — дым махорки. 1943

ТРЕТИЙ ДОМ ОТ ВОКЗАЛА

Он летел на бомбежку того городка, Где прошла его легкая юность, Что была, как июньская ночь, коротка — Улыбнулась, ушла, не вернулась. Эту горькую цель слишком точно он знал, Наизусть — не по карте-двухверстке, — Привокзальную площадь и старый вокзал, Переулочки

и перекрестки. Третий дом от вокзала — вишневый садок, Разноцветные стекла террасы. Не тебя ли будил паровозный гудок В синеве предрассветного часа, И не здесь ли ты сизых гонял голубей, Забирался на крыши упрямо, И не здесь ли родной неутешной своей Ты сказал: «До свидания, мама!» Ничего я не знаю — жива ли она. Может, прячется где-нибудь в щели... За тяжелые тучи уходит луна, Самолеты заходят на цели. Сжался в страшной тоске городок дорогой, И дрожат у вокзала березы. , Из твоих бомболюков одна за другой Отрываются бомбы, как слезы. 1943 Новгород-Северский

СВОБОДА

Наш мир был светел, юн и синеглаз, — Пусть были в нем и горе и печали, Какой свободой озарило нас! А мы, быть может, ей цены не знали... Но эти строки я теперь пишу В сырой землянке на переднем крае, На пальцы онемевшие дышу, Патроны слов в обойму подбирая. Ведем мы справедливую войну И видим рек кровавое теченье. Вот земли, побывавшие в плену, — Бледны, как человек из заточенья. Я много видел городов и сел, Разрушенных с жестокостью бесцельной, Я много писем у старух прочел От дочерей из Дрездена и Кёльна. Сражаясь с черной силою врага, Шагая через огненные годы, В бою узнали мы, как дорога, Как непреклонна русская свобода. 1943 Рыльск

В ОСВОБОЖДЕННОМ ГОРОДЕ

— Вы откуда, молодцы, Красной Армии бойцы? — Мы с востока, мы с востока, Мы сыны Москвы, Мы идем сплошным потоком Сквозь огонь и рвы. — А за что у вас медали — Отблеск золотой? — Сталинград мы защищали, Город дорогой. — Ну и сила! Сколько вас! А откуда вы сейчас? — Дальние и близкие, Севские и рыльские. А вон те танкисты-хлопцы — По приказу — конотопцы. Нас ведет святая месть — Сгинет ворог лютый. И столица в нашу честь Отдает салюты. — Ну, спасибо, что пришли, Что свободу принесли. — Не хвалите нас, родные. Похвалы — потом. Ведь у родины — России Мы в долгу большом: Мы поля и города Оставляли на года, На тоску-разлуку, На печаль, на муку. Нет с тех пор покоя До исхода боя. — Ну, попейте молока... — Нету времени пока. — Ну, зайдите на порог... — Мы спешим, мамаша. — Ну, прощайте, дай вам бог, — И рукой помашет. 1943 Нежин

СОВЕТСКИЕ ТАНКИ В БРЮССЕЛЕ

Я не знаю, где их подожгли. На Кубани, быть может... Иль за Доном Погибли носители русской брони, Был недолог их век, Но он славно и яростно прожит. И, уже запылав, Шли, Стреляли, Давили они. Немцы их захватили. Огонь вырывался со свистом. Даже к мертвым машинам С опаской сползались враги. Там, под люками, Черные руки сгоревших танкистов Крепкой хваткой сжимали Оторванные рычаги. Чтобы скрыть Свой провал и позор своего отступленья, Чтоб забыть, как гремит Между Волгой и Доном метель, Повезли их в Европу — Показывать для устрашенья, Так сгоревшие танки Приехали в старый Брюссель. Их на площадь поставили. Хрипло смеялись убийцы, А советские танки Стояли угрюмой стеной. И в глубоком безмолвье Смотрели на башни Бельгийцы. И, пока не стемнело, Старались пройти стороной. Ночь настала. Уснул грустный город немецкого плена. Груды стали уральской Мерцали под фландрской луной. Там, где шел Уленшпигель, Шагали захватчики в шлемах. Ночь пугала их всем: Темнотою, луной, тишиной. Рассвело. Что случилось? Нет башен стахановской сварки. Все покрыто цветами — Кровавыми сгустками роз, И гирлянды тюльпанов Горят непреклонно и ярко, И роса в лепестках, Словно капли искрящихся слез. Это были «КВ» Или верные «тридцатьчетверки», И казалось брюссельцам — Сейчас их броня оживет И над башней поднимется Парень В простой гимнастерке И на битву с врагами Бельгийский народ позовет. 1943

НА ДЕСНЕ

Наполнив каску голубой водой И голову лихую запрокинув, С улыбкой пьет гвардеец молодой Струю Десны — напиток Украины. Он, как вино, родную воду пьет, От радости и гордости пьянея. В дыму, в крови грохочет наш поход. Но чем трудней удача, тем вернее. Вокруг стоят осенние леса, Подернутые дымкой золотистой, И

вновь на все лады и голоса В долинах эхо повторяет выстрел. Не зачерствело сердце на войне, Оно осталось чистым и влюбленным. Оно прозрачной говорит волне, Поющей и журчащей под понтоном: «Струись, плыви до милого Днепра И передай Владимирским высотам, Что скоро сгинет черная пора, Что мы идем с рассвета до утра И шаг наш богатырский схож с полетом». Жара, и пыль, и марш, и бой в лесу. Гвардеец снова надевает каску. Вода струится по его лицу, Прохладу отдавая, словно ласку. 1943

ЛЕГЕНДА

Самолет не вернулся на базу... С ним пропали три славных дружка. Погрустив и поверив не сразу, Их вписали в потери полка. А пилот был отчаянный парень. Он в заморские страны летал, Лучше всех он играл на гитаре, Сам к мотивам слова подбирал. Неразлучен он был с экипажем. Так они и пропали втроем. Если хочешь, мы нынче расскажем, Что случилось, что было потом. Из-под белых обломков дюраля, Из-под сломанных ребер стальных Трех товарищей немцы достали, Окровавленных, еле живых. Чтобы горше сердцам их орлиным Было жить в этом мире чужом, Держат в лагере их под Берлином, Водят утром на аэродром. Там работа, работа, работа, Землю твердую роют они, Возле серых чужих самолетов Протекают их тяжкие дни. Но заметили трое — бывает В час обеда на поле покой. Одинокою тенью шагает Охраняющий их часовой. Не сказали друг другу ни слова, Огляделись три друга кругом. Вдруг удар повалил часового, И они к самолету — бегом. И взлетает машина чужая, Исступленно вращая винты, Полутонные бомбы сгружая На Берлин с голубой высоты. Суматоха, смятенье, погоня... Но уже самолет далеко. Пусть в тисках занемели ладони, Как на сердце, товарищ, легко! Он летит, этот призрак крылатый, И Германию сводит с ума, Птица мщенья, начало расплаты, А быть может — расплата сама. Самолету навстречу с востока, Из небесных глубоких стремнин, Нарастает уверенный рокот — Это наши идут на Берлин. 1943

РЕЧИЦА

В Белоруссии, в России Есть такие городки: Сходят улицы прямые К синей линии реки. Мы на спичечных коробках Имя Речицы прочли. Девушки в кудряшках робких Здесь гуляли и росли. Как здесь люди славно жили... Все разрушила беда. Танк в иголках снежной пыли Входит медленно сюда. Этот самый танк огромный, Негодуя, грохоча, Год назад по кручам темным Шел в прорыв до Калача. Затихает бой суровый, Дышит порохом земля, И салют грохочет новый Возле древних степ Кремля. Тихий городок, как равный, Выросший в огне боев, Входит в ряд больших и славных, Милых сердцу городов. 1944

ЗЕМЛЮ СОБИРАЛИ ПО КУСОЧКАМ...

Землю собирали по кусочкам, По ручьям, высоткам и лесочкам, По дорогам, по селеньям малым, Города сбирали по кварталам. Бой не утихал три долгих года. В светлых реках потемнели воды. Все пути от Волги и до Буга Политы горячей кровью друга. Мелкий щебень обращался в камень. Дети становились стариками. Мы страдали, бились, умирали, Землю по кусочкам собирали. И сегодня, в девятнадцать тридцать, Наши части вышли на границу. Пред глазами русского солдата В зареве — закат и край заката. За спиной у нас земля родная, Вольная от края и до края. Собрана солдатскими руками, Чтоб стоять незыблемо веками. Слушай! Не об Игорях ли славных Горько плачут наши Ярославны?.. Воины! Друзья! Терпеть доколе, Чтоб томились русские в неволе! За одним бы нашим человеком Целый полк пошел к немецким рекам. За одной бы девушкой-отрадой Танковая ринулась бригада. Но в когтях фашистского полона Не один, не двое — миллионы. Силой всех полков и всех дивизий Их свободы празднество приблизим. В наступленье, боевые рати, Сыновей державы собирайте, Как сбирали землю — по кусочкам, По ручьям, высоткам и лесочкам. 1944 Брест

ПОГРАНИЧНИК

Три года служил он в пехоте, Пилотку и шапку носил, Но сине-зеленой фуражки В далеких боях не забыл. В каких он бывал переплетах... Но эту фуражку берег. Конечно, она постарела И погнут ее козырек, А нынче ее он примерил, Склонившись над тихим ручьем, Увидел свое отраженье И вспомнил о милом былом. Небритым друзьям-пехотинцам Сказал, опершись на ружье: — Нам скоро придется расстаться, Почуяло сердце мое. Подходит желанное время Моей пограничной судьбы: Машины везут за полками Зеленые с красным столбы. Когда мы дойдем до границы, Фуражку надену опять И встану на старой заставе, А вам за границу шагать. Завидую вам я, ребята, Пред вами большие пути — До Одера или до Рейна, Наверно, придется дойти. Но дайте мне честное слово, Добывши победу в огне, Шагая к родимому дому, Зайти на заставу ко мне. За чаркой, за вашим рассказом Всю ночь просидим до утра, Три года мы вместе сражались, А нынче расстаться пора. 1944 Брест