Товарищ мой

Долматовский Евгений Аронович

СВЕТЯЩЕЕСЯ ОКНО

Я буду в Берлине иль в Вене, От милой земли вдалеке, Когда затемненье отменят В зеленом твоем городке. В вечернюю тихую пору, Вдыхая цветочный настой, Поднимешь ты душную штору, Скрывавшую свет золотой. Сквозь тысячу верст я увижу Светящееся окно. Чем дальше иду я, тем ближе Сквозь тьму проступает оно. И есть в нем чудесная сила, Лишь сердцу понятный закон: Оно мне и раньше светило, Хоть город твой был затемнен. Поверь мне — мы встретимся скоро. Светись, золотое окно. Разлука — как темная штора, А свет — он горит все равно. 1944

В ДОМЕ КРОХОТНУЮ ДЕВОЧКУ...

В доме крохотную девочку Эвой-Иолантой звали. В темноте, не разглядев еще, На руки ее мы брали. Погоди. Ты только с

улицы, Зимним ветром заморожен. Вот смотри, она простудится. Будь с ней очень осторожен. Лучше дай понянчу я ее, — Так соскучился по ласке! Голубые или карие У твоей девчонки глазки? От шинелей пахнет вьюгами, Только русский говор нежен. Смотрит девочка испуганно На небритого жолнежа. Наши Гали, Тани, Шурики, Вы простите лейтенанта, Что, задумавшись, зажмурившись, Нянчит Эву-Иоланту. 1944

НОЧЬ НА БЕРЕГАХ ВИСЛЫ

Шарит прожектор рукой раскаленной, Мина со вздохом ударила в дом. Улицей имени Вашингтона К берегу Вислы, пригнувшись, идем. Смешана гарь с известковою пылью... Помнишь, товарищ, два года назад Улицей Ермана мы проходили К черному порту? Горел Сталинград. Так и живем мы сегодня, помножив Воспоминания на мечты. Улицы без голосов и прохожих, Сорванных крыш громыхают листы. Только по небу в осенних просторах Ходят невидимые корабли. Ровный, размеренный рокот моторов: Это У-2 на Варшаву пошли. Наш «кукурузник», «сверчок», «огородник», Наш легендарный родной самолет Ночью свершает свой путь благородный — Хлеб для варшавских повстанцев везет. Яростно бьют с Маршалковской зенитки, Красные пули вонзаются в ночь. Он увернется — фанерный, а прыткий, — Сбросит что нужно. Он должен помочь. В мертвом сиянье ракета повисла. С черного берега бьет пулемет. Слушайте! Кто-то плывет через Вислу. Тише, товарищи! Кто-то плывет! Мокрая, словно Европа из сказки, Шаткой походкой выходит сюда Девушка с бело-червонной повязкой, Льется с нее ледяная вода. Берег. Гранитная ровная кладка. Зарево плещется в темных волнах. Польские воины в конфедератках, Русский разведчик в мохнатых штанах. Девушка им предъявляет как пропуск Пачку размокших советских галет. Ждущая освобожденья Европа Нашим У-2 присылает ответ. Что говорить — мы теперь за границей, Будет пора дипкурьеров и нот. Это посланье в сердцах сохранится, Всю дипломатию переживет. Грохнул снаряд, оглушительный, грузный, В небе мотор зажурчал, как поток... Снова в Варшаву идет «кукурузник», Снова пошел на работу «сверчок». 1944

ПИСЬМО В РОССИЮ

Как живете вы там, в России, Ненаглядные, дорогие? Там, за реками, за горами, Как живете в разлуке с нами? Наши матери постарели, Наши милые повзрослели, Горе тронуло их. Ну, что же, Нам такие они дороже. Руки в трещинках и занозах, Чтобы в танках и бомбовозах Мы почувствовали, узнали Ими созданные детали. Все для фронта, все для победы. Небогаты ваши обеды, Ваши платьица старой моды, — Наряжаться ли в эти годы? Голоса ваши всюду слышим И глаза ваши всюду видим, Хоть не часто и кратко пишем И порою вас тем обидим. Не сердитесь! Гремят моторы, Задыхаясь, летят просторы, Я пишу эти строки скоро На крыле бронетранспортера. Заживают старые раны, Проплывают новые страны, Но опять повторяют губы Имя родины и любимой. Мы все те же. Мы однолюбы. Оттого и непобедимы. 1944

В ЭТОМ ДОМИКЕ СРЕДЬ РУИН...

Нет, я вашей страны не ругаю, Теплым ветром ее дыша. Может быть, она не плохая И для вас совсем хороша. Здесь немало красивых женщин И лукавых немало глаз, Здесь морозы зимою меньше, Чем в сибирских краях у нас. Мне понравился неугомонный Рынок в струях дождя косых, Весь в прозрачных плащах — зеленых, Желтых, розовых, голубых. Так красива тоска по небу, Что пришла из иных веков И в костелах окаменела, Не добравшись до облаков. Только я, как сквозь плащ прозрачный, Вижу деньги и нищету, Жадный, скучный, ненастоящий Мир, не знающий про мечту. Мы не жалуемся на встречу: В этом домике средь руин Жарко дышат голландки-печи И белы облака перин. Можно спать на сырой соломе, Холодать и недоедать... Но мечту о родимом доме На перины — как променять? Потому в любом разговоре Мы твердим: а у нас! у нас! Наше счастье и наше горе Мы не можем забыть сейчас. Там, в далекой, милой сторонке Жизнь — с начала и до конца. Там, у русских березок тонких, Остаются

наши сердца. Мы гордимся той светлой высью, Где стоит наш советский дом. Потому и на вашей Висле Мы о Волге своей поем. 1944

500 КИЛОМЕТРОВ

Я не был в Германии. Я не видал никогда Фашистское логово, злобные их города. Но вот перекресток дорог среди польских долин. На стрелке: пятьсот километров отсюда — Берлин. Пятьсот километров. Расчет этот точен и прост: Прошел я от Волги, пожалуй, две тысячи верст, Но каждую русскую грустную помню версту — И месть в своем сердце теперь я ношу, как мечту. Не видел я Гамбурга, — видел Воронеж в огне; Не видел я Франкфурта, — Киев запомнился мне. Я нежные песни в истерзанном сердце берег,— Вина не моя, что я стал и угрюм и жесток. Две тысячи пройдено. Ныне осталось пятьсот, По польским дорогам родная пехота идет. Но в светлые очи солдатские только взгляни, Увидишь, как светятся родины нашей огни. Пятьсот километров на запад — последний рывок. К Берлину направлены стрелки шоссейных дорог. 1944

ПАРОЛЬ

Вдали от родины иду по улице ночной. Развалины домов полны зловещей тишиной. Костел, как каменный костер, До неба языки простер. Где я? Варшава предо мной, София иль Белград? Не все ль равно! Иду один средь сумрачных громад. Бегут по небу облака, Бормочет сонная река. Идут навстречу патрули, видны теней углы. Блестят на шапочках солдат гербовые орлы. Гортанный оклик, строгий крик. Сверкает маслянистый штык. Наверно, требуют пароль? Он неизвестен мне. Я просто вышел помечтать о милой при луне. «Я русский!» — говорю в ответ, Вступая в лунный свет. И расступается патруль, берет под козырек, И замирает по камням солдатский стук сапог. Бегут по небу облака... Как ты сегодня далека!.. 1944

ТРИК-ТРАК

Всю землю изрыли окопы — Угрюмая память атак. Стучит по дорогам Европы — Трик-трак — деревянный башмак. Куда ты идешь и откуда, Состарившаяся мечта? Хрипит в твоих легких простуда, Увяла твоя красота. Над горем бездомным, бездонным Осенние листья летят. По выбитым стеклам оконным — Трик-трак — деревяшки стучат. Как будто бы после потопа, Пусты города и поля. Так вот ты какая, Европа, Измученная земля. Тяжелый мешок за плечами, В лохмотьях клеенчатый плащ. Лишь ветер глухими ночами Тебя утешает — не плачь. У стен разбомбленного дома — Трик-трак — несмолкающий стук. Давно уж разбит и поломан Твой тонкий французский каблук. Стучат деревяшки о камень. Я встречу тебя на шоссе, — Там девушка-воин с флажками Стоит в световой полосе. Шофер улыбнется картинно: «Садитесь, могу подвезти. Я еду на запад, к Берлину. Наверное, нам по пути». 1944

ОТ УДАРА ОДНОГО СНАРЯДА...

От удара одного снаряда Два солдата умирают рядом. В сапогах один, другой в обмотках, Разные эмблемы на пилотках, Но шинели разного покроя Политы одною алой кровью. О делах последних человечьих Говорят они на двух наречьях. Но одни знакомые истоки В их словах — печальных и жестоких. Одному родные эти земли, А другой дыханью ветра внемлет — Может быть, до рокового срока Принесет он весточку с востока. Два солдата схожи и не схожи. Губы их белы в предсмертной дрожи, В коченеющих руках зажаты Одинаковые автоматы. Ненависть одна вела их в битву И одним врагом они убиты. Сквозь огонь и смерть несут живые Знамя дружбы Польши и России. 1945

200 КИЛОМЕТРОВ

До Берлина осталось двести. Это путь нашей честной мести. По-немецки воет пурга, Наши танки идут на врага. Заметались черные тени, Грузовик упал на колени. Поднимают руки дома, Как кликуша, кричит зима. Знаю я: наш путь до Берлина — Не одна заправка бензина, Не три танковых перехода, — Ведь войне уж четыре года. Стих мой мчится с танками вместе. До Берлина осталось двести. Ночь. Огонь. Лихорадка погони. Голос юноши в шлемофоне. Говорит он тихо и просто: — До Берлина сто девяносто. Как мечтаю я, чтоб скорее Эти стихи устарели! 1945