Трепет
Шрифт:
Глава 9
Самсум
Город открылся сразу. И если Литус, который с самого утра был напряжен, как раскаленный клинок, – тронь, зашипит, и даже не смотрел в сторону берега, то Лава не отрывала от него взгляд. Му близ Самсума раскидывалась на полторы, а где и на две лиги, но нахоритский берег был гол, разве только рыбацкие деревни попадались на нем время от времени, а вот левый берег, ближе к которому и держалась барка, деревни постепенно заполонили так, что обратились бескрайним скопищем заснеженных домиков, огородиков и садов. Хотя край у этого деревенского царства все-таки был и совпадал он с берегом, к которому причалила барка, чтобы исторгнуть
– Это уже Самсум? – недоверчиво спросила Лава, спеша за Литусом по гнилому деревянному тротуару между глиняными домиками.
– Считай, что да, – хмуро кивнул он. – Хотя это еще тиренская земля. И живут тут в основном тирсены. До Самсума еще десяток лиг. Он отделен от тиренских земель каналом, так что придется пройтись.
– А почему мы сошли на берег так рано? – не поняла Лава. – Места-то были оплачены до Самсума?
– Время тяжелое, – пожал плечами Литус и добавил после паузы: – Самсум свободный город. Им правят главы цехов, даже храмовники и магические ордена не имеют тут особой силы. Хотя и довольствуются безопасностью, которую вот уже много лет им предоставляют стражи Самсума. Так вот, теперь опасность реальна. Вокруг Самсума вода и Тирена, а Тирену уже долгие годы терзают кочевники. Южные районы обезлюдели, население бежит к тому же Самсуму и в междуречье Утукагавы и Му. А оттуда их начинает давить Светлая Пустошь. Куда им еще деваться? Многие ушли в Тимор и Обстинар, но не всем по вкусу холодные зимы. Так что только в Самсум. Тут уж всякого, прежде чем впустить в город, надо перетряхнуть. А нам лишней славы не нужно. Пусть даже ярлыки у нас с городскими отметками. Понял, Тереб?
– Понял, – буркнула Лава и спросила: – А разве у того канала нас не будут проверять?
– На паром не пойдем, – покачал головой Литус. – Доверь это дело мне. В город мы попадем в любом случае.
«Доверь это дело», – пробурчала про себя Лава. Как будто можно было еще кому-то довериться. И ведь даже спасибо не сказал Литус, что спасла его Лава в Эбаббаре, когда странно обратившийся в мерзость с горящими глазами кузнец ударил его молотком в грудь. Или и не за что было ее благодарить? А нанесла бы она тот самый удар, если бы предыдущие две недели именно его и не повторяла сотни, тысячи раз по наущению Литуса? Как он говорил? Если не уверена, что ты лучше, сильнее, быстрее противника, учись убивать его с первого удара. В любой схватке есть та секунда, половина секунды, четверть секунды, когда вы равны. Потом уже будешь рассчитывать на мастерство и удачу, а на судьбу полагайся только один миг. Так кто кого должен благодарить, она его или он ее?
Жалко, конечно, что пришлось бросить лошадей, но, с другой стороны, что у них имущества было, да и то все с собой. Хорошо еще, что на кузнечной улице никого не оказалось, да и в самой кузнице – тоже. Или эбаббарский кузнец сберегал свои секреты в одиночестве, или в неурочное время заявились к нему гости. Только Литус мгновенно затащил тело внутрь здания, вслед за ним едва ли не за шиворот впихнул внутрь Лаву и легко, словно не корчился от боли минуту назад, побежал по узкой лестнице наверх. Тут-то Лава не оплошала, заперла изнутри дверь, обыскала мертвеца, который тут же вновь из чудовища стал тем же стариком, что вышел к ним на стук, и принялась распускать окровавленную рубаху у него на груди, чтобы снять с него странную кольчугу.
– Не нужно, – прошептал Литус, который вдруг появился не с лестницы, а из двери, ведущей на первый этаж здания. – Вот. – Он тряхнул связкой таких же чешуй, что показывал Лаве
Литус нагнулся над телом, перевернул его, рванул рубаху и показал Лаве причудливый узел на шее кузнеца. Осторожно распустил его и дернул. Причудливая чешуйка, вымазанная в крови, выскочила наружу, а кольчуга тут же исчезла, будто ее и не было.
– Что это за магия? – испуганно прошептала Лава. – В кого он превращался?
– Мне эта магия неизвестна, – задумался Литус. – Кем он обращался, я тоже не знаю… Впрочем, кольчуга эта исчезла бы и сама… Они исчезают быстро… Но и в этой чешуйке тоже нет магии. Я не вижу ни амулетов, ни источников мума, ничего. А сил, чтобы создать такую кольчугу из одного лепестка, нужно много. Да и превращение… Однажды подобные твари убили мою жену. И они были куда как шустрее этого кузнеца. Значит, он только мясо…
– Только мясо? – не поняла Лава.
– Служит кому-то, – процедил сквозь зубы Литус. – Не только головой, но и плотью. Тот, кого ты убила, уже не был кузнецом. Как выстроенный мастером дом перестает быть грудой камня. Но я все еще не могу понять… Ну-ка!
Литус перевернул тело, рванул рубаху на груди мертвеца, пригляделся к жилистому, вымазанному в крови телу, затем снова перевернул его, сдернул рубаху вовсе и замер.
– Что это? – прошептала Лава.
Спину кузнеца занимало что-то, напоминающее огромное тавро, во всяком случае, тело было прожжено не менее чем на палец, и уже давно, шрамы зарубцевались, обратились в уродливые полосы плоти. И из сплетения этих полос складывалось что-то зловещее и ужасное. Казалось, будто увеличенный до ширины спины взрослого человека узорчатый клещ впился в его спину.
– Вот оно, – прошептал Литус. – И никакой мум не нужен. Ты сам становишься мумом. Сгораешь, как мотылек в пламени, обращаясь на недолгий срок в ядовитую осу. Только не думаю, что это сделано раскаленным железом. Это след магии. Великой магии.
– На тех, кто… убил Планту, было такое же? – спросила Лава.
– Мне было не до того… – поморщился Литус. – Я начал их осматривать только тогда, когда они стали осыпаться пеплом… Мой друг, Син, вовсе не хотел их трогать… Но в этот раз с нами нет моего друга, и у нас нет времени. Мне кажется, что, распуская шнур, я дал знак… Раздевайся! Быстро!
– Раздеваться? – не поняла Лава.
– Быстро, мне нужно твое исподнее, – принялся распускать завязи на гарнаше Лавы Литус. – Нужна белая ткань!
– Подожди, – засуетилась Лава, ежась от холода, но Литус уже распахнул ее гарнаш, раздернул полы рубахи, а затем ухватил девчонку за плечи и рванул на себя выбеленный лен исподнего.
– Холодно же, – обиделась Лава, прикрывая обнаженную грудь, но в этот раз взгляда Литуса она не удостоилась. Тот накинул на спину кузнеца белый лоскут, разгладил его и, сняв с пояса фляжку, стал разливать по ступеням вокруг тела квач. Только опустошив ее, он посмотрел на съежившуюся спутницу. – Так и пойдешь? Одевайся. Не волнуйся, исподнее я куплю.
– Надеюсь, в этот раз ты не поскупишься на шелковое белье? – скривила губы Лава.
– Увидим, – проговорил Литус, положив на ткань ладони. – Я, конечно, рискую…
На ходу запахивая куртку, Лава попятилась, услышала невнятный щепот Литуса, поймала движение его рук, которыми он словно вдавливал в мертвую плоть ткань, и различила проступающие на белом черные линии и языки дыма, вспухающие между пальцами бастарда. В следующее мгновение Литус вскочил и, подхватив Лаву, захлопнул дверь перед поднявшимися над телом языками пламени.