Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
Сигнал не заставил себя долго ждать, и то был не один выстрел, а целая очередь залпов, следовавших сразу один за другим.
— Огонь! — крикнул Брионес.
Трое или четверо из певцов повалились на землю, а остальные пустились наутек, перепрыгивая через камни и кусты и стреляя на бегу.
Бой на вершине горы разгорался, и, судя по звукам перестрелки, он был ожесточенным. Брионес, его люди и Мартин, напрягая все силы, карабкались по скалам вверх. Когда они наконец достигли вершины, карлисты, очутившись между двух огней, начали отходить.
Большое горное плато было усеяно ранеными и убитыми. Их подбирали на носилки. Перестрелка все еще продолжалась, но немного погодя подоспела новая колонна войск, и карлисты, охваченные паникой, бежали в сторону Франции.
ГЛАВА V,
в которой новая история повторяет события истории древней
Мартин и Каталина отправились в своем фургоне в Сен-Жан-Пье-де-Порт. Основная масса карлистских войск, отступая из Испании, проходила через Ронсевальское ущелье и через ущелье Валькарлос. Туда, как вороны на запах падали, слетался разный торговый люд, скупавший великолепных коней за десять — двенадцать дуро, а шпаги, ружья и одежду и вовсе за бесценок. Смотреть на этих спекулянтов было довольно-таки противно, и Мартин, в котором заговорил патриот, начал упрекать французов в жадности и стяжательстве. Один старьевщик из Байонны заметил ему, что дело есть дело и каждый пользуется случаем, как может. Мартин не стал вступать с ним в спор. Он и Каталина справились у нескольких знакомых кар-листов из Урбии об Оандо, и один из них сказал, что Карлос вместе с Качо ушел из Бургете позже других, так как был болен. Не задумываясь над тем, благоразумно или нет он поступает, Мартин погнал фургон по дороге в Арнеги; они проехали через этот городок, который разделен маленькой речушкой на две части — испанскую и французскую, — и направились к ущелью Валькарлос.
При виде открывшегося перед ними зрелища Каталина была охвачена ужасом. Узкая дорога и прилегающее к ней пространство являли собою царство разрухи. Еще дымящиеся после пожара дома, изуродованные деревья, земля, изрытая воронками от снарядов, ящики, артиллерийская упряжь, погнутые штыки, медные духовые инструменты, расплющенные колесами повозок…
В придорожной канаве валялся полураздетый, босой мертвец, тело его было прикрыто листьями папоротника, лицо измазано грязью. По серому небу летели тучи воронья, которое неотступно следовало за злосчастным карлистским войском, чтобы пожирать его останки. Мартин, щадя чувства Каталины, предусмотрительно повернул назад и привез ее обратно во французскую часть Арнеги. Зашли на постоялый двор. Там они увидели Иностранца.
— Я же говорил, что мы еще встретимся! — воскликнул он.
— Да, верно.
Мартин познакомил свою жену с журналистом, и все трое стали ждать, когда пройдут последние карлистские солдаты. Уже к вечеру с одной группой в шесть-семь человек появились Карлос Оандо и Качо.
Каталина с распростертыми объятиями бросилась к брату.
— Карлос! Карлос! — вскричала она.
При виде сестры Карлос застыл на месте, потом лицо его исказила гримаса гнева и презрения.
— Прочь с дороги! Потаскуха! Ты нас обесчестила!
И этот дикарь плюнул Каталине прямо в лицо. Мартин, ослепленный яростью, кинулся на Карлоса, как тигр, и схватил его за горло.
— Сволочь! Трус! — зарычал он. — Сейчас же на колени и проси у сестры прощения!
— Пусти меня! Пусти! — хрипел, задыхаясь, Карлос.
— На колени!
— Мартин! Ради бога, оставь его! — кричала Каталина. — Оставь!
— Не оставлю. Он подлец, трусливая сволочь и попросит у тебя прощения на коленях.
— Нет! — воскликнул Оандо.
— Да! — И Мартин поволок его по грязи к ногам Каталины.
— Не будьте безрассудны! — воскликнул Иностранец. — Отпустите его!
— Ко мне, Качо! На помощь! — прохрипел Карлос.
И тогда, прежде чем кто-нибудь смог помешать этому, Качо, возле угла дома, поднял ружье и прицелился; раздался выстрел, Мартин, раненный в спину, зашатался, выпустил Оандо из рук и упал на землю. Карлос встал на ноги и поглядел на своего противника. Каталина бросилась к мужу, пыталась приподнять его. Но тщетно. Мартин взял руку жены, последним усилием поднес ее к своим губам.
— Прощай! — прошептал он еле слышно, взор его затуманился, и он умер.
Вдали, над Ронсевальским ущельем,{178} воздух задрожал от сигнала военной трубы. Так когда-то содрогнулись эти горы от звуков Роландова рога. Так, около пяти веков тому назад, Велче де Миколальде, родич семьи Оандо, убил, тоже предательски, Мартина Лопеса де Салакаина.
Каталина лежала без сознания возле трупа мужа. Иностранец и народ с постоялого двора хлопотали около нее. Между тем несколько французских жандармов бросились ловить Качо, но, увидев, что им его не догнать, открыли огонь и стреляли до тех пор, пока он не упал, раненный.
Тело Мартина перенесли на постоялый двор, и всю ночь возле него горели свечи. Дом не мог вместить всех друзей убитого. Читать молитвы над покойным явились аббат из Ронсеваля и священники из Арнеги, Валькарлоса и Capo.
Назавтра состоялись похороны. День был ясный, веселый. Вынесли гроб и поставили его на повозку, которую прислали из Сен-Жан-Пье-де-Порт. В Арнеги собрались, чтобы участвовать в похоронах, крестьяне со всех хуторов, принадлежавших семье Оандо; они пришли из Урбии пешком. Распоряжались
всем капитан Брионес, при полной форме, Баутиста Урбиде н Капистун Американец. Женщины плакали.
— Такой большой человек, — причитали они. — Несчастный! Кто мог бы подумать, что нам придется плакать на его похоронах, ведь мы знали его еще ребенком.
Траурный кортеж направился по дороге в Capo, и там печальная церемония была завершена.
Несколько месяцев спустя Карлос Оандо принял монашеский обет в монастыре святого Игнатия Лойолы, Качо долго! лежал в госпитале, где ему отняли ногу, а потом французы отправили его на каторгу; Каталина с сыном переехала жить в Capo к Игнасии и Баутисте.
ГЛАВА VI
Три розы на кладбище Capo
Capo — это меленькая, очень маленькая деревушка, расположенная на холме. Чтобы добраться до нее, надо ехать по дороге, которая местами проходит через глубокие ущелья, летом разросшиеся кустарники превращают ее здесь в туннель.
У въезда в Capo, как во всех баскско-французских деревнях, стоит большой, очень высокий, выкрашенный в красный цвет деревянный крест, на котором нарисованы различные символы страстей господних: петух, щипцы, копье и гвозди. Эти варварские кресты с выжженными на них звездами и сердцами придают баскским селениям мрачный, трагический вид.