Ты мой закат, ты мой рассвет
Шрифт:
Не хочу, чтобы дотрагивался до меня. Даже смотрел или дышал в мою сторону.
— Йени?
– вопросительно в спину.
— Ужин... Я не успела, извини. Ты не предупредил, что приедешь раньше. Все будет готово через пол часа.
— Йен?!
Я делаю вид, что ничего не вижу и ничего не слышу.
У меня на всем белом свете только один человек, который может защитить мой разваленный замок и воскресить радужных овечек.
Я сама.
Глава
Мать на ужин не остается. Говорит, что заехала только забрать вещи и просит, как всегда, вызвать ей такси. Пока Очкарик возится на кухне, мы собираемся и выходим на крыльцо. Впервые за черт знает сколько времени не валит снег и небо на удивление чистое, с огромными колючими звездами.
Пока я веду ее до горки, гуда приедет забирать такси, мать говорит о домашних делах, рассказывает, что у нее хорошие анализы крови и что в январе, сразу после праздников, ее прооперируют. Ничего серьезного - снова варикоз, с которым она пытается бороться уже который год. Но я все равно немного дергаюсь.
— Мам, у меня с десятого числа командировки почти без просветов до конца февраля. Может, перенесешь? Месяц роли не играет.
— Антон, ну какой перенос? Ты же сам врача нашел, сам знаешь, что еле к нему в график втиснулись.
Знаю. Мне это все стоило геморроя. Почти буквального. Но на то я и сын. чтобы заботиться о старости своих родителей.
— Не переживай.
– Мы останавливаемся, и впереди уже виднеется рассеянный свет фар.
– Отец за мной присмотрит.
— Йени тоже, вы, вроде, хорошо ладите. Она улыбается, целует меня в щеку и уезжает.
Странное чувство. Жопой чувствую, что что-то не так, но не могу понять, откуда прилетело. Возможно, просто до сих пор дергаюсь, оглядываясь на то, каким херовым было утро.
Когда возвращаюсь, стол уже накрыт, но Очкарика нигде нет. И на попытки до нее докричаться никакой реакции. Только когда поднимаюсь на второй этаж, слышу звук льющейся из душа воды.
Ее вещи лежат на диване - сложены аккуратно, как в казарме. Рядом телефон и маленький черный рюкзак с брелоком в виде единорога с круглым колокольчиком.
Сверху на белом пушистом свитере - почти прозрачный бюстгальтер.
Она голая в душе.
За дверью. Можно протянуть руку и дотронуться. Разве не так мирятся супруги после ссоры?
Я стаскиваю свитер и футболку, проворачиваю ручку... но дверь заперта изнутри. Стучу. Сразу несколько раз и громко.
Шум воды прекращается. Пару минут я совсем ничего не слышу, только возню и шорохи.
— Все хорошо, малыш?
– напрягаюсь, спрашивая через дверь.
Снова в голове те самые слова ее матери, хоть вырезай их автогеном.
Вместо ответа Очкарик открывает дверь и выходит: с мокрыми волосами и завернутая в большое пушистое
— Прости, что заняла ванну.
– Проходит мимо и даже не смотрит в мою сторону.
Пытаюсь взять ее за руку, но Йени отодвигается, как будто собираюсь причинить ей боль.
— Пожалуйста, - зеленые глаза какие-то слишком яркие за мокрыми сосульками волос, - не дотрагивайся до меня.
— Ты ебанулась?!
– мгновенно, с пол оборота завожусь я.
– Что не так? Где я опять провинился?! Или ты решила все-таки отметить мой косяк громом и оркестром?
— Мне все равно до того, что было утром, - стеклянным голосом отвечает она. Сбрасывает полотенце, совершенно не стесняясь, как будто меня здесь нет.
– Помнишь наш договор? Я забочусь о тебе, ты защищаешь меня. Ни о чем другом мы не договаривались.
— Я женился не для того, чтобы дрочить или трахать других баб!
Она откидывает с лица волосы, секунду что-то ждет, а потом снова снимает только что надетый лифчик. Расправляет плечи, стаскивает по бедрам какие-то очень крошечные трусики, укладывается на спину на кровать и широко разводит ноги.
Я сглатываю.
Я мужик.
У меня не было ебучего секса уже почти два месяца, потому что я дрочил как дурачок.
Потому что мне и не хотелось никого, кроме этой ебанутой на всю голову дурочки. Но я лучше на хрен стану импотентом, чем возьму эту подачку.
— Пошла ты на хуй, - зло выплевываю куда себе за спину и сваливаю. Из спальни.
Из дома.
Жаль, что так же просто нельзя свалить из всего этого дерьма.
Я не люблю скорость. Тем более, когда водишь не резвого жеребца, а старого коня, который, как в поговорке, борозды не портит, но и, если стегать слишком сильно, чего доброго сдохнет.
Мое старое амерское «ведерко» слушается руля, спокойно и уверенно выгребает из сугробов в сторону серого города. Хуй знает, что буду делать и, самое главное, каким боком мне вылезет бессонная ночь. Но вся эта херота выбросила в кровь столько адреналина, что я не усну даже если влить в меня лошадиную дозу снотворного. Может, правда. Сразу копыта отброшу.
Я знал, что утреннее происшествие просто так не закончится. Все женщины одинаковы, даже те, которые «не такие». Даже мой Очкарик.
Наверняка выпроводила меня на работу и у нее был почти целый день, чтобы повспоминать, придумать, додумать и нафантазировать. Состроить громадину скандала и подготовиться встретить меня во всеоружии. И я был бы последним мудаком, если бы считал, что не заслужил этого. Так что на всякий случай приготовил пару аргументов в свою защиту.
Но приезд матери нарушил планы сражений в нашей маленькой необъявленной войне.