Ты умрёшь завтра
Шрифт:
— Врачи говорят, болен он, — ответил Полищук, размышляя, где теперь искать любвеобильного слесаря. — На голову болен.
— О как… Не надо было его по роже то… Но кто ж знал…
Спустя неделю Казимир Григорьевич отыскал свидетелей, которые рассказали, что лицезрели семью Спотыкайло некоторое время назад. Муж, жена и сын держались за руки, счастливо улыбались, пели тихонько какую-то песню и направлялись в сторону леса. Там их след и потерялся. Как выяснилось чуть позже, такая же участь постигла все семьи, которые два года назад нашли грибы-великаны и вкусили от плоти их, так что в общем количестве город лишился
Прибывшему на место Антону Павловичу предстала следующая картина: три человека, вернее существа, разного роста стояли по колено во мху, и теперь только по росту можно было угадать в них главу семейства, жену и сына. От одежды на их телах остались редкие лоскуты, что же осталось от самих тел, было не ясно, потому что существа, будто пни с опятами, прятались за густо растущими грибными шляпками. Люди-грибы издавали тихое низкое мычание, словно буддисты в молитве, и едва заметно раскачивались.
У Антона Павловича отвисла челюсть, несколько минут он боролся с оторопью, затем взял себя в руки, приблизился к самому высокому человеко-растению и, аккуратно раздвинув шляпки, заглянул в глаза. Но ответный взгляд был мутен, в нем отсутствовал даже намек на мысль, зато губы все так же несли след глубинного счастья.
— Интересно, их можно есть? — подал голос один из дружинников и попытался отковырнуть шляпку у человека-гриба.
— Прекратите! — вскричал доктор Чех, рассерженный глупостью спросившего. — Не смейте ничего трогать! Хотите рядом корни пустить?!
Дружинник в страхе отпрянул.
— Да я ж так только, из любопытства… — начал было оправдывать он, но Антон Павлович его перебил:
— Возможно, уважаемый, их и можно употреблять в пищу. Может быть даже съедобно то, на чем они растут. Так что же, прикажете нам начать питаться своими согражданами?!
Возмущение доктора Чеха было подкреплено тяжелым взглядом Полищука, любопытный грибник виновато съежился и больше возражать не пытался.
— Что будем делать, Антон Павлович? — осторожно спросил Полищук.
— Ничего, — отозвался доктор Чех. Оторопь от наблюдения трансформации человека в растение прошла, и теперь Антон Павлович, вспомнив, как несколько дней назад чуток позавидовал счастливому помешательству слесаря Спотыкайло, испытывал омерзение. — Корни начали прорастать за несколько дней до того, как они тут обосновались. Я думаю, что к тому времени нервная система уже была полностью поражена грибницей, а такое вылечить невозможно. Пусть живут… вернее, растут. Но вполне возможно, что еще остались некоторые запасы грибов-великанов. В квартирах этих несчастных надо провести обыск, и найденные запасы гриба уничтожить.
— Сделаем.
Продолжать поиски прочих семей было бессмысленно, все равно вернуть их в лоно социальной жизни города не представлялось возможным, и поисковые группы отозвали.
Народ же, удивленный таким странным явлением, приходил иногда поглазеть на жутковатых, но безобидных существ, которых позже окрестил «апчхипниками», потому что в момент созревания люди-грибы много и часто чихали, чихали целыми очередями, испуская зеленоватые облачки грибных спор. Позже, имя «апчхиники» сократили до «апчхиппи», а затем и просто до «хиппи». Так в народе они и закрепились: хиппи — дети грибов.
Странное явление людей-грибов Доктор Чех обсудил с историком Семыгиным. Антон Павлович высказал предположение, что с первыми заморозками хиппи исчезнут, так как грибы не могут поддерживать активную фазу жизнедеятельности в зимнее время. Аркадия Юрьевича же интересовал другой аспект проблемы, а именно, он выдвинул гипотезу, что дух леса, который присутствует в славянской мифологии под именем Леший, вполне возможно не вымысел, но конкретное указание на то, что древние славяне хорошо знали человека-гриба и сосуществовали с ним бок о бок, иначе, откуда бы взялся настолько живучий образ Лешего, прошедший через столетия? Ведь и до сих пор Леший фигурирует в народном фольклоре в образе древоподобного существа, облепленного грибами. А если это так, то хиппи не исчезнут бесследно, и на следующую осень появятся снова.
Как и предсказывал доктор Чех, с первыми заморозками хиппи пропали, но в начале следующего лета, уже подтверждая теорию историка Семыгина, люди-грибы, как ни в чем не бывало, проросли опять.
— Глава 12 —
Дата, выбитая на каменной плите,
и записанная в приходских книгах,
появится после нашей смерти;
мы мертвы, если нас ничего не трогает —
ни слово, ни желание, ни память.
Х. Л. Борхес, «Дворец».
В 1979-ом весна, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление зимних холодов, взяла Красный в осаду и принялась наносить по городу точечные удары. Выглядело это следующим образом: в отдельных районах вдруг начинал таять снег, в то время, когда на остальной территории Красного скрипели морозы. В очаговых оттепелях снег таял быстро и через пару дней сходил полностью, обнажившаяся земля парила, и бродячие собаки собирались на этих отвоеванных весной участках греться на солнце, потому что солнце только туда и светило. Но затем зима собиралась с силами, поднимала вьюги и безжалостно заметала обнаженные земли сугробами бурых струпьев. Так продолжалось три месяца, вплоть до начала июня, так что даже Праздник Победы, в силу климатических катаклизмов, провели кое-как. Но, в конце концов, зима отступила, снег сошел окончательно, и в город победоносно вошло раскаленное железное лето.
Антон Павлович как-то пожаловался друзьям, что погода в их городе уже не просто непредсказуема, но пугающе неопределенная и сумасбродная, словно управляют ею не климатические законы планеты, но слепой случай. На что Аркадий Юрьевич, безразличный к климату Красного, заверил друга, что неопределенность вскорости станет обычным явлением, и не только в Красном, но и во всей Стране Советов, потому что Грузинская ССР приняла конституцию, в которой основным языком отныне является грузинский, а не русский, как это было и есть во всех остальных республиках-побратимах.