Ты умрёшь завтра
Шрифт:
— Это — начало конца, — заключил историк Семыгин. — Когда империя СССР развалится, а это закономерно в силу исторически сложившихся законов существования империй, я не удивлюсь, если грузины из наших союзников станут нашими врагами.
— Что за глупости вы говорите, голубчик, — пожурил его Антон Павлович. — Вспомните нашего покойного товарища Гуридзе. Неужели вы думаете, что такие люди способны поднять на нас оружие?!
— Войны делают не народы, Антон Павлович, их делают политики. Я видел, как это происходит. В Будапеште, например, когда в наши танки летели бутылки с зажигательной смесью. И бросали их не солдаты — обычные граждане Венгрии. Вот скажите, могли бы вы когда-нибудь предположить, что мы будем воевать с Венгрией? С Польшей? С Чехословакией?
Антон Павлович отмахнулся от мрачных предположений Аркадия Юрьевича, но осадок тревоги остался, к тому же обстановка в городе становилась все более напряженной, и доктор Чех не мог этого не замечать.
В конце июня, едва пересекши городскую черту, сошел с рельс железнодорожный состав, увозивший на «землю» пол сотни вагонов чугунных болванок. В крушении локомотив загорелся, но через час был потушен Черным Мао, который не мог позволить тонам солярки превратиться в дым. Труп погибшего машиниста Fluvius nigra поглотила тоже. Помощник машиниста, совсем еще мальчишка, пережил старшего товарища на пару часов. Вытолкнутый машинистом из кабины в момент крушения поезда, при приземлении он отбил себе селезенку, а, кувыркаясь по лезвиям кинжальной травы, исполосовал себя в фарш и вскоре скончался от потери крови.
Движение поездов остановили на две недели. Когда стали искать причину катастрофы, выяснилось, что корни близстоящих деревьев подняли железнодорожное полотно. Эти корни откопали, но распилить их удалось только ножовкой с алмазным напылением, обычная пила быстро тупилась, не оставляя на древесине и следа. Тайга стала железной в прямом понимании этого слова, к тому же, в ней не осталось и намека на зелень — лес окружал Красный плотной черной стеной. Горожан больше не требовалось предупреждать об опасности прогулок по лесу, потому что эти прогулки давно уже были невозможны, — если от лезвий травы еще спасали металлические подковы и набойки на подошвах, то продраться сквозь острые, как бритва, и твердые, как углеродистая сталь, заросли было равнозначно самоубийству. Но и это было не самое страшное, — черная тайга начала медленно наступать на красный город, постепенно сжимая кольцо окружения.
Тихон Маслов в армии отслужил только год. Осенью 1977-го он, напившись браги, избил до полусмерти своего ротного, а протрезвев, уразумел, что теперь его будущее — дисбат, такой перспективе огорчился, и решил «делать ноги». Тихон вооружился автоматом Калашникова и покинул расположение части, взяв курс на юг. Он не очень переживал о содеянном, как и о том, что оставляет любимую родину, полагая, что вряд ли Китай окажется хуже, чем Красный. Но КНР — не та страна, где следует искать убежища, — едва вступив на китайскую территорию, старший из Масловских отпрысков рухнул на землю, скошенный пулеметной очередью узкоглазых пограничников. Факт нарушения границы вооруженным советским солдатом взволновал как китайскую сторону, так и советскую, но до повторения Даманского конфликта 1969-го года дело не дошло, обеим странам хватило здравомыслия не раздувать войну из-за глупости отдельно взятого индивида. «Маслов Тихон Аркадьевич погиб при несении боевой службы, оберегая границы СССР», — значилось в телеграмме, отправленной воинской частью в Красный.
Петю Маслова в армию не забрали, потому что теперь он работал на заводе помощником токаря и был единственным кормильцем в семье. Мать Пети Нина Павловна часто хворала, ее мучила астма, подводило сердце, Юле, по причине ее врожденной слепоты, доктор Чех еще пятнадцать лет назад определил инвалидность, Артем и Демьян были несовершеннолетними, а старший брат Тихон погиб на Советско-Китайской границе, — в общем, Страна Советов позволила Пете от военной повинности уклониться.
К этому времени теория твердотопливных реактивных двигателей Петей и Вениамином Альбертовичем были изучены достаточно глубоко, и детально отработаны на практике, мало того, Цандеровский завершил и отправил в «область» свой монументальный труд под названием «Физика сгорания твердого топлива». Но Петю все меньше интересовали модели, хотя его стремительные ракеты уносились в небо на километр, а то и выше, — он жаждал подняться в небо сам.
В конце июля Петр Маслов пришел к учителю физики Цандеровскому и сказал, что намерен строить дельтаплан. Вениамин Альбертович знал, что дельтапланы — аппараты довольно ненадежные, но перечить своему лучшему ученику не стал (а более толковых и целеустремленных парней Цандеровский в своей жизни не встречал), и согласился помочь Пете всем, чем сможет. Заручившись поддержкой преподавателя, Петр приступил к конструированию дельтаплана и к концу лета его закончил.
На испытаниях присутствовал уже устоявшийся состав плюс Петины братья Демьян и Артем. Стартовать решено было от территории завода, так как это была самая высокая точка Красного, правда заводской холм был пологим, но Петр это предусмотрел и снабдил свой дельтаплан крепежом для каната, потянув за который можно было придать планеру большую скорость на старте.
— Ну что ж, юный Икар, счастливого полета, — напутствовал Петю Вениамин Альбертович, пожал парню руку, а потом что-то пробормотал и сплюнул через плечо.
Петя был сосредоточен и беспокойства не выказывал, только на верхней губе проступили капельки пота.
— Начнем, — подал он команду, застегнул крепежные ремни на плечах и поясе, поднырнул в треугольную раму дельтаплана, поднял его, Демьян и Артем уже спустились ниже по склону и держали в руках натянутый канат.
— Поехали!
Петя побежал, насколько можно было бежать с таким грузом в руках, братья бежали тоже, со всех сил натягивая канат. При такой скорости они едва ли могли обогнать пешехода, но когда уже казалось, что ничего не выйдет, вдруг налетел встречный ветер и дельтаплан, хлопнув надувшейся материей крыльев, оторвался от земли. С каждой секундой планер набирал высоту и уже пару минут спустя поднялся метров на тридцать. С неба донесся победоносный вопль. Юля захлопала в ладоши, Демьян и Артем прыгали и плясали, Вениамин Альбертович вытер платком со лба пот.
— Ну вот, — пробормотал себе под нос учитель физики, но Никодим все равно его услышал, — еще один этап позади. Чего, интересно, теперь ему заблагорассудится?
— Известно чего, — отозвался Никодим. — Приделать к дельтаплану двигатель с пропеллером. Уверен, он думает об этом прямо сейчас.
В воздухе Петя провел минут пятнадцать, осторожно отлаживая технику полета, затем сделал плавный вираж и направил дельтаплан в точку, откуда стартовал. Финиш прошел не совсем удачно, у самой земли Петя слишком задрал нос, планер на мгновение в воздухе завис, дав возможность наблюдателям затаить дыхание, и опрокинулся. Лопнула рама, сложилось крыло. Перепуганные зрители (кроме Юли и Никодима) бросились к потерпевшему, но Петя, барахтаясь в крепежных ремнях, смеялся и признаков травмирования не выказывал. Как только его освободили от ремней, он схватил Цандеровского за руку и возбуждено протараторил:
— Вениамин Альбертович! Планер в полете ведет себя отлично! Управляемость прекрасная! А это — больше, чем половина дела! Осталось то всего ничего — шасси с сиденьем и двигатель! Я такую схему в «Технике молодежи» видел!
Демьян и Артем смотрели на брата с восхищением, Альберт Вениаминович крякнул и покосился на Никодима, тот улыбался.
В момент, когда Петя поднял в небо свой дельтаплан, поэт Барабанов встал из-за стола, на котором лежала рукопись его эпохальной поэмы, чтобы размять затекшую спину и дать мыслям возможность собраться воедино. Текущая глава зашла в тупик, слова, будто тараканы при свете внезапно зажженной лампы, попрятались от Кондрата Олеговича, расползлись по потайным щелям сознания, и поэт Барабанов не видел никаких способов вернуть над ними контроль. Творческий кризис продолжался уже несколько дней, и Барабанов все глубже погружался в депрессию.