Ты – всё
Шрифт:
Прячу руками грудь, а Нечаев, покрасовавшись перед моим лицом ужасающей меня сейчас огромной, с жутко раздутыми от напряжения венами, эрекцией, касается моих губ пальцами. Надавливая, проникает в рот. Я закашливаюсь и сердито шлепаю его по руке.
Едва он, свирепо стискивая челюсти, отступает, сама его преследую. Протягиваю руку к шраму на боку.
Замираем.
Выдох. Вдох.
Глаза в глаза. Внутри его низвергается ад, от которого мне физически плохо становится.
Трогаю. Неровность кожи вызывает в подушечках жжение и зуд.
Губы Яна
– Ты расскажешь мне? – смелею я.
Смелею настолько, что прижимаюсь к шрамам губами.
Мимолетное касание. Смазанное. Потому как мудак, из-за которого у меня незаживающие раны на сердце и шрамы по телу, стремительно перехватывает мою руку и грубо отдергивает от себя.
– Это лишнее, – в приглушенном голосе ярость гудит.
– Почему?
– Просто не делай так, блядь. Никогда.
Со следующим движением он разворачивает меня к себе спиной.
Толчок между лопатками, и я падаю грудью и лицом на кровать. С запоздалым смущением отвожу руки, чтобы прикрыть выставленную на показ сердцевину.
Нечаев что-то рычит. Одной ладонью, надавив на затылок, вжимает лицом в матрас, а второй – отводит от промежности «защиту».
– Что ты… Что ты собираешься делать? – задыхаюсь в потрясении.
Пытаюсь с ним сражаться, но он ловко фиксирует мои руки крестом у меня же на пояснице.
– Ты почему такая? – хрипит, задевая мне ухо. В голосе злость и недоумение. – Почему ведешь себя как целка? Тебя раком, что ли, никогда не ебали?
И мое сознание плывет.
34
Таким, как Ян,
чтобы достигнуть максимальной близости,
не нужны слова.
Сердце колошматит. Стучит в матрас так сильно, что мне в какой-то момент кажется, будто плоть растаяла, а обезумевший орган развлекается на батуте, и только оставшийся спинной хребет не позволяет ему улететь под потолок.
Нечаев убирает руку с моего затылка. Дает мне возможность не только дышать, но и повернуть голову в сторону.
Смотрит. Однозначно, смотрит.
Но мне все равно.
В черепной коробке шумно-шумно. Есть что сказать. Есть! Но я ни слова не произношу.
Ян сам разрушает вибрирующую напряжением тишину.
– Ты закрываешься, как в нашу первую ночь, когда еще не понимала, что я могу взять тебя сзади… – говорит на одном выдохе, как будто сохранять ровный тон ему тяжело. Мое сознание затуманено, но тем не менее мне кажется, словно улавливаю от него удивление и какую-то надежду. Рациональность и аналитика подтягиваются после. Задерживаю дыхание, прислушиваюсь. – Блядь, – толкает с надломом, на который мое сердце отзывается, как на аварийный сигнал. Рвано вздыхаю, когда огненный воздух прокатывается по мокрой коже плеч. – Ты вспоминала? Ту ночь? Меня? – вопросы с расстановкой. Между каждым пауза. – Нас?
Замираю, полагая на инстинктах, что полная неподвижность защитит внутреннюю сущность. Не позволит Нечаеву пробраться в душу, внутрь которой он постоянно так стремится.
И вдруг… Не могу сдержать рвущийся из глубин ответ.
– Да… Вспоминала… Такое не забывается.
Шумный выдох Яна поднимает дыбом волоски на моей коже. Все они вытягиваются, будто антенки, чтобы поймать сигналы. А ловят удары молнии. Как громоотводы пропускают их через все тело, чтобы вывести безопасно. Увы, не удается. Все разряды достигают и пашущего на пределе сердца.
– Поверила, что я рассказывал о тебе? – зачем-то уточняет Нечаев. Словно его это взаправду хоть сколь-нибудь беспокоит. – Сука, это такой лютый бред! Я никогда никому о тебе не рассказывал!
Говорю себе, что это давно неважно. И все равно задевает нещадно.
– Откуда тогда вся наша группа знала, что мы были в охотничьем домике?! И что мы там делали… Это тоже все знали!
– Может, оттуда, что эти слухи распустили твои родаки?! В попытках меня засадить! – гаркает Ян в ответ. – Ю… – бурный и влажный выдох. – Я, блядь, берег каждое воспоминание о тебе! В определенные моменты это спасало мне жизнь.
– Что значит «спасало жизнь»? – хватаюсь, как за веревочку.
Сердце, будто зная больше меня, уже добирается до предынфарктного состояния.
Но Нечаев не отвечает.
Выпускает из захвата руки лишь для того, чтобы раздеть меня – стянуть через голову платье, отщелкнуть и сорвать бюстгальтер, дернуть вниз стринги. Последние остаются в районе колен, как дополнительный сдерживающий фактор.
Ян накручивает на кулак мои волосы и, слегка оттягивая их в сторону, открывает доступ к задней части моей шеи. Зная его, жду укуса. И он не подводит. Кусает, черт возьми. Кусает, а потом зализывает.
Я бы разозлилась… Не будь я такой возбужденной.
Тот странный оргазм только распалил. Усилил похоть.
Сейчас Ян покрывает поцелуями мои плечи, и я буквально сатанею от вожделения.
Мне самой от себя страшно! Настолько страшно, что кажется, вот-вот разорвется сердце.
Не сопротивляюсь. Блядь, конечно же, не сопротивляюсь.
Схожу с ума и наслаждаюсь тем, как лихорадочен зверь в своем голоде. Атакует лаской. Его горячий и влажный рот везде – на моей шее, на щеке, на виске, снова на плече, на лопатках, на позвоночнике, на пояснице, на ягодицах… Когда язык соскальзывает в расщелину между ними, дергаюсь. Предпринимаю попытку подняться и обернуться.
– Я-я-ян… Ты должен мне сказать…
Однако Нечаев быстрее и, безусловно, сильнее. Выпрямившись следом за мной, он не дает даже взгляд свой поймать, а потом и вовсе накидывает мне на голову полосу ткани. Прежде чем я успеваю что-то предпринять, завязывает глаза.
– Расслабься, – это указание я получаю уже лежа грудью на кровати.
Снова задом кверху.
Открытая. Уязвимая. Жутко смущенная.
И темнота, в которую погружено мое сознание, углубляет все эти ощущения троекратно.