Тяжкое золото
Шрифт:
– Ну что, братья-акробатья, далеко ноги тянем? – спросил Упырь.
– Да мы охотники… местные… вот решили привал устроить, – опомнившись, ответил один из братьев. – А вы кто? – в голосе Григория смешались нотки страха, сожаления и отчаяния.
– Ты чего гонишь, какие вы охотники, оба в тюремной робе. Не ссыте, почти свои будем, – успокоил братьев Упырь. – Вот только узнать надобно, почто слиняли, да кто вас вразумил путём идти этаким?
Что Гришка, что Лёшка поняли – пред ними не преследователи, а такие же, как и они, беглецы, но только не из тюрьмы, а вероятно,
– Вот тебя как звать? – Упырь ткнул наганом парня, с которым начался разговор.
– Гришкой, а это мой брат Лёшка.
– А что так два брата и в одну тюрягу?
– Так вместе по одному делу, вот и определили.
– А чего завернули такое?
– Богатея одного грабанули, но так вышло, убили по нечаянности…
– У-у, так уж и нечаянно. Так вам сидеть и сидеть, а вы решили срок скостить, – одобрительно кивнул Упырь. – Ладно, корефаны, поехали с нами, мы тут уж чуток услышали, о чём вы меж собой базарили.
– А что ж к Витиму не рванули, а понесло вас в обратную сторону? – поинтересовался Рябой.
– Надоумил нас один острожник по годам старый, хотел сам бежать, но раздумал, не выдержу, говорит, дороги. Рассказал, как можно из этих мест выбраться, запутав полицию. Вот если б пошли к Витиму, нас давно б поймали. А тут у них даже нет мыслей, что мы пойдём длинным, но верным путём, старик даже нам начертанную бумагу передал. Нате, говорит, для себя хоронил да вам передаю, может, случай представится. Вот и представился, как нельзя подходящий, сбежали, – пояснил Григорий.
– Только вот какая оказия вышла: при побеге охранника хлопнули, так что нам туда возврата тем паче нет, – добавил Алексей.
– Хм, резвости-то, смотрю, у вас хоть отбавляй, а на вид вроде скромняги, – подметил Упырь.
Упырь и Рябой возвратились с братьями-беглецами. Появившиеся двое незнакомцев вызвали у Прохорова, Пестрикова и Клинова удивление, стали разглядывать их лица и первым, кто захотел удовлетворить своё любопытство, стал Пестриков.
– Чьи будете? – спросил Роман.
– Да вот, родственнички из тюряги, сами себя ослободили, с нами поедут, так что с пополнением, – чуть шутливо в голосе за братьев ответил Упырь и уже серьёзно объявил: – Таковые нам сгодятся.
Пестриков с недоверием глянул на парней – люди чужие, незнакомые, к тому ж беглые.
Семеро всадников подъехали к перевалу на рассвете. Проснувшиеся птахи весело защебетали в округе, наполняя своими звуками только что нарождающийся новый день. Утро предвещало быть спокойным, без осадков. Облака ползли пузатые, но светлые и без признаков дождевой мокроты. Кругом на многие вёрсты ни души. Позади далеко остался прииск Мариинский, а впереди Вачинские и Ныгринские прииски, до которых ещё ехать да ехать. Редкие подводы проезжали здешние места из-за их отдалённости. Проезжали по мере надобности: вывозили добытое золото, завозили грузы, продукты, а порой и вновь наёмную рабочую силу.
Если утро Упыря с его командой застало на перевале перед озером Гераськино, то на прииске Мариинском события развивались иначе.
Начальство Мариинского промысла: управляющий прииском Буравин Степан Иванович и горный инженер Решкин Савелий Фёдорович – после раннего завтрака шли к конторе.
– Почему ж Плешев на ночлег не явился? За столом, наверное, своим уснул, – то ли в шутку, то ли всерьёз сказал Буравин.
– Он в последние дни что-то заработался.
– Накопил дел, жаловался, вот и пыхтит над ними.
– Надо бы нынче днями золото отправить, хоть и немного, но всё ж поднакопилось, к тому ж и срок вывоза подошёл, – высказался Буравин. – И по продуктам уточнить, если что недостаёт, так завезти на прииск.
– Нужда вроде как в муке лишь имеется, в обеденное время уточню на кухне, – пообещал Решкин.
Подойдя к конторе, оба сразу обратили внимание на замок, что висел на двери.
– Что такое? Почему замок? Плешева, получается, нет в конторе? – удивился Буравин.
– Выходит, нет.
– А где ж он тогда? В доме не ночевал, контора закрыта.
– Остаётся только одно: не с Лукичом ли ночью брагу разливал? – предположил Решкин.
– Ну, Плешев, ну, пройдоха, вечеровать намеревался, а сам…
– Пойду искать Плешева, да вразумлю. Неужели за старое взялся? – вслух рассудил Решкин, хотя в сказанное слабо верил.
Буравин остался у конторы, а Решкин, как младший по возрасту и чину, направился на конюшню, где и застал Лукича за привычной спозаранку работой: отправив лошадей с подводами на участки, он сидел на топчане и ремонтировал кое-какую подносившуюся сбрую. Конский запах стойко витал в помещении, но для Лукича этим дышать было обыденным, привычным.
– Дед, Плешев у тебя? – спросил Решкин.
Лукич удивлённо глянул на Решкина.
– К чему ж Плешеву у меня быть?
– Вечером или ночью к тебе он не заходил разве?
– А чегой-то ему ночью у меня делать-то?
– Интересуюсь, вдруг заходил… – вслух выразил свои мысли Решкин, недоумевая, где же теперь искать Плешева.
– Ночью до меня только Пестриков забёг со своими сотоварищами. По вашему указу пятерых коней оседлали и уехали, а Федота Степановича не было.
– Пестриков? Ночью с сотоварищами? По моему указу пять лошадей? Ты что, дед, несёшь такое, уж не выпивал ли ночью?
– Ничаво я, Савелий Фёдорович, не пил, спав я ночью, а Пестриков разбудил, заседлали пятерых коней и уехал с сотоварищами, сказываю вам.
Такая новость озадачила Решкина: «Что за чертовщина, что несёт этот старый хрыч? Да нет, вроде и не спьяна. Так что это? На Пестрикова это не похоже, ведь дали добро ему на одного сопровождающего, а почему пятеро, да ещё ночью? Ничего не понимаю…»
С такими размышлениями Решкин вернулся к конторе и стал рассказывать Буравину о произошедшем случае на конюшне. Пояснил: уехало пятеро рабочих ночью на пяти лошадях, спешно покинули прииск, но Плешева с ними не было.