Тяжкое золото
Шрифт:
– Завтра у меня день выходной, вот я и наведаюсь к своему знакомому, поговорю про карту.
– По деньгам, что понадобятся, завтра же и прикинем по кошельку, всё надо выложить до единой копейки, с лихвой окупятся, – заверил Упырь.
– Знамо, что окупятся. Что ж жалеть их, коль на такое идём. Только вот что скажу я ему, для каких целей карта эта нужна?
– Ты ж мозговитый, придумаешь чего набуравить, – ответил Упырь, при этом слегка похлопал рукой Пестрикова по плечу.
Много Пестриков дум передумал: а правильно ли, что согласился на авантюру столь дерзкую и опасную, от которой не только всего лишиться можно, но сгноить себя в тюрьме затхлой? К тому ж с людьми незнакомыми. Но всё ж мысли такие откидывал в надежде: раз с
На следующий день Пестриков поднялся по невысокому крыльцу приисковой конторы, постучал в дверь. Не услышав ответа, потянул за скобу, и дверь приоткрылась.
– Можно войти?
– Можно. Кто там? – послышался сипловатый голос.
– Это я…
– А, Роман, проходи.
Служащий конторы сидел за столом и перебирал бумаги.
«Слава богу, никого, кроме Плешева, нет, никто не помешает словом перекинуться», – отметил про себя Пестриков и, перешагнув порог, прикрыл дверь.
Плешев Федот Степанович – возрастом под пятьдесят годов. На прииск Мариинский попал лет несколько назад – был переведён с главной управы за чрезмерное потребление спиртного. Увольнять хозяева не стали, а, учитывая имеющуюся у него грамотность и умение вести учёт, отправили на такое вот исправление – на более дальний и небольшой прииск. Боясь потерять работу, выпивку забросил. Он осмыслил: очередным переводом может оказаться горным рабочим. А условия и цену изнурительного труда Федот Степанович знал не понаслышке.
Пестриков же в конторе прииска слыл «своим» человеком. Приисковое начальство вроде как опекало его, отчего и избегал весьма тяжёлых работ. Он не бил каждодневно руки об целики кайлой и не катал тачку с породой. Приставлен был больше к бутаре, где вместе с другими мужиками шевелил скребком породу под струёй воды, занимался съёмкой золота с бутар. Либо поручали промывку извлекаемой из разведочных шурфов породы лотком. Роман знал жизнь рабочих изнутри, был в курсе настроений проживавших в казармах. Если кто костерил непристойно власти, высказывался с недовольством о начальстве или подстрекал к забастовке, Пестриков, прячась сторонних глаз, заходил в контору и сообщал о том, о чём наслышан, кто чего затевает. А если кто и замечал Пестрикова у конторы, это не вызывало ни у кого подозрений, поскольку многие рабочие заходили иногда сюда с какой-либо просьбой или по вызову. Пестриков за свою «подпольную услугу» получал небольшие премиальные и кое-какие снисхождения. Иногда ему это дело было противным. Работая плечом к плечу с горняками, он же их и «закладывал». Но характер перебарывал его. Имея страсть к деньгам, заискивал с начальством, желал выжить, во что бы то ни стало стремился скопить средства и выехать с промыслов.
Но так всё складывалось, деньги не больно-то как хотелось, скапливались, что приводило Пестрикова иногда в отчаяние. Подсчитывал свои сбережения и понимал: «На выезд хватит, на первые дни, а как же быть с безбедным проживанием на родине? Это всё одно, что, вернувшись в село, начать жизнь сызнова в бедности, к тому ж и здоровье стало пошаливать от жизни такой…»
«Загнусь тут, даже мало-мальским накоплением так и не воспользуюсь», – не раз так задумывался Пестриков.
Конечно, признаться о своей «профессии» доносчика внезапно появившемуся новому знакомому он не мог, уж больно непредсказуема была бы реакция столь вспыльчивого типа. «Всё, что угодно можно ожидать от Упыря, такой и зарыть может, нежели прознает», – предполагал Пестриков.
– С просьбой какой или с новостями пожаловал? – бросил Плешев, не отрываясь от бумаг и продолжая перекладывать листы и что-то помечая карандашом в раскрытой книге.
– Так
– Проходи, в ногах правды нет, – Плешев, не отрываясь от дел, показал на стул у печки. – Чего нового народ-то гутарит?
– Да так, после последней забастовки шуршат, как мыши в вениках.
– Да уж заводил-то угомонили накрепко.
– Кое о чём, Степанович, хотел поговорить. – Пестриков пристально посмотрел на Плешева, желая угадать, как отреагирует на предстоящий разговор. – Тут один якут до меня подъезжал, настоятельно просил карту Олёкминского района помочь ему достать…
– Хм, на кой якуту карта, к тому ж такая обширная? Он и без карты всю тайгу вдоль и поперёк знает, – удивлённо вскинул брови Плешев и вопросительно посмотрел на Пестрикова.
– Так молодой якут-то, вот решил почто-то от стойбища отделиться. Говорит, мол, нужна позарез ему эта карта, разглядеть, где там подальше какие речки и урочища, да двинуть со своим семейством на новые места.
– Уж больно странный якут, но смышлёный, видать, коль в картах соображает, это ж надо, – закивал головой Плешев. – Кто ж такую карту ему даст-то?
– Вот я и пришёл с таким вопросом, если можно подмочь ему, – робея, ответил Пестриков, скрывая при этом страх: «Как бы не заподозрил его Плешев в неискренности».
– А ты подумал, что этакая карта серьёзная, это не игральная, взял колоду и отдал? То ж карта особая, кто ж даст-то её, тем паче якуту какому-то, – развёл руками Плешев. – Ты, Роман, не отвлекай меня нелепыми закорючками, лучше шагай в казарму и проспись, коль выходной имеется.
– Жалко, вот я рот-то разинул до макушки, – приподнимаясь со стула, промолвил Пестриков, демонстрируя видом своё сожаление. – Думал, если карту якуту достану, он меня в отместку соболями закидает. А это, Степанович, сам знаешь, деньги немалые, если с умом продать, иль поменять на что, шкурки-то что золото, только пушистое, знатные люди возьмут, не задумываясь, да и любую бабу приласкать можно, – поддельно хихикнул Пестриков.
– Меха, говоришь, обещал, – Плешев чуть сдвинул от себя на столе бумаги и с интересом посмотрел на Пестрикова. – А ну присядь. И много предлагал?
– Вроде как мешок цельный.
– Хм, что ж над этим можно и поразмыслить.
– Вот и я говорю, дело-то затейное. Ценный мех, а на кону супротив этого бумажка какая-то никчёмная.
– Затейное-то оно затейное, и карта такая в конторе есть одна, но тут вот днями начальство её возвратить должно в управление, ведь на учёте значится… – задумался Плешев. – Может, подсунуть аборигену абы что, а там трава не расти. Где ему догадаться?
– Ну нет, якут смышлёный, казус вылезет, со злобы возьмёт и стрельнёт по мне из кустов, а пожить ещё охота, – наотрез отверг предложение Пестриков и предложил Плешеву: – А коли карта есть, то и слепок с неё ж сотворить можно один в один, это ж дело нехитрое.
– Вроде так, дело говоришь, это можно. Только мне нужно время успеть перечертить её, пока она здесь, в конторе, чтоб без глаз посторонних сработать. Соображаешь?
– Отчего не соображаю-то. Просто чем спешнее получится, тем быстрее и товар в руках щупать будем, – с облегчением поддакнул Пестриков, осознавая, что Федот Степанович весьма заинтересовался необычной сделкой.
– Хм, чудно как-то, карта якуту нужна, – хмыкнул Плешев. – Ладно, нужна – так сделаем. Руки-то у нас, откуда надо растут.
– Только вот что, Степанович, ты для этого дела подмоги двумя лошадками, вторую для сотоварища. Один-то я не поеду, всё ж за двумя перевалами стойбище якута. Тайга всё ж, да и изюбрятины, глядишь, притараним. Надоело эту заезженную конину жрать, а говядину, сам знаешь, иной раз и с душком выдают. Это вас, конторских, по-иному кормят, а здесь хоть душу отвести.
– Ну, хватит стонать. А это решим, от таёжной свеженины начальство приисковое не откажется, так и скажу, мол, хочу отправить пару человек за диким мясом, вот и оправданье будет. А кто сотоварищ-то? Надёжный?