У восточного порога России. Эскизы корейской политики начала XXI века
Шрифт:
Шестисторонние переговоры – зародыш “северотихоокеанского проекта” – наиболее эффективный инструмент гармонизации интересов оппонентов (прежде всего, США и КНДР) при международной поддержке и гарантиях, но не только. Сложился первый в Северо-Восточной Азии механизм совместного обсуждения и решения проблем. В решении долгосрочных геополитических задач России в АТР причастность к урегулированию корейской проблемы – реальный шанс укрепить свои позиции, улучшить имидж в Азии, уменьшить вероятность односторонних действий (или произвола) со стороны региональных и внерегиональных игроков (включая США и Китай). Именно через постоянно действующий многосторонний механизм мы смогли бы продвигать свои экономические интересы, повысить наше влияние на мироустройство
Однако по силам ли России решить эту задачу в условиях слабой заинтересованности в формировании идеологии многосторонних решений со стороны других партнеров?
Существует ряд вопросов, заставляющих сомневаться в этом.
Во-первых, а есть ли, даже при условии прогресса в решении корейской ядерной проблемы, потребность в многостороннем механизме безопасности и сотрудничества в СВА, ниша для него в “миске с лапшой” азиатских организаций, которых и так насчитывается более трех десятков? К тому же их деятельность не всегда эффективна и заметна.
Во-вторых, не является ли затея с Организацией безопасности и сотрудничества в СВА всего лишь американским проектом контроля над стратегически важным районом мира, где США по определению будут иметь лишь права, но (не являясь географической частью региона) не обязанности? И стоит ли России таскать каштаны из огня в свете такого понимания?
В-третьих, с учетом конфронтации между основными игроками (не только Севером и Югом, но и Китаем и Японией, Японией и Южной Кореей, Россией и США, Японией), носящей во многих случаях застарелый и принципиальный характер и периодически приводящей к вспышкам напряженности, возможен ли в принципе такой механизм на нынешнем историческом этапе? (Особенно с учетом того, что на сегодняшний день действенные международные структуры по поддержанию безопасности в АТР – это прежде всего американские военные союзы со странами региона.) И если не очень возможен, то стоит ли тратить силы на выработку согласованных подходов, поиск каналов многостороннего сотрудничества вопреки взаимной враждебности и подозрительности?
В феврале 2009 г. заседание рабочей группы в Москве по итогам двух лет работы с трудом согласовало с полдюжины самых общих принципов (guiding principles), основанных на уже хорошо известных (но редко соблюдаемых) нормах международных отношений. Конечно, подтверждение всеми участниками, включая США и КНДР, намерений учитывать озабоченности друг друга и мирно сосуществовать – важный шаг для концептуального осмысления тех рамок, в которых возможен поиск компромисса разнонаправленных интересов стран региона.
Однако политика – искусство возможного. В условиях продолжающегося десятилетиями небрежения Москвы к азиатской (в целом) и дальневосточной региональной ситуации (помимо укрепления сотрудничества с Китаем) корейская ядерная проблема – это подарок российской дипломатии со стороны мировой политики в интересах формулирования и продвижения наших интересов в этом регионе. Кроме того, с точки зрения развития азиатского и северотихоокеанского регионализма (которое для нас выгодно, если мы будем одним из его отцов-основателей) корейское урегулирование – важная, но частная проблема, стремление к решению которой стимулирует процесс становления правил игры. Именно поэтому тупик в решении ядерной проблемы не должен остановить наших усилий в продвижении концепции регионального сотрудничества и безопасности.
Распространены сомнения в эффективности общеазиатских механизмов в области обсуждения и тем более решения проблем мира, войны и безопасности в регионе. Возьмем, к примеру, АРФ (Асеановский региональный форум). Этот механизм включает настолько много разных государств со своими интересами, что к консенсусу, кроме как по самым общим вопросам, прийти затруднительно. Да и механизма контроля за исполнением нет. С самого
Именно поэтому оправданы аргументы к субрегионализации архитектуры безопасности в АТР, ведь тогда на балу будут “танцевать все”, а принимаемые решения смогут стать значимыми и выполнимыми. С этой точки зрения не так уж и плохо, что есть ненадуманный повод для сотрудничества – корейская проблема (наиболее серьезный вызов безопасности), – в возникновении которой США, РК, Россия, Китай и Япония принимали непосредственное участие.
Можно ли, потянув за ниточку корейского урегулирования, размотать клубок региональных противоречий? Во всяком случае, есть шанс для этого. Вряд ли в этих условиях стоит смиренно ждать, пока, наконец, урегулирование состоится, однако уже сейчас многосторонний подход к безопасности и сотрудничеству стал реальностью.
Западные эксперты считают, что цели подобного механизма могут включать:
• предотвращение взаимного непонимания и ошибок в расчетах;
• поощрение транспарентности в отношениях между участниками;
• стимулирование отказа от применения силы или угрозы ее применения;
• развитие экономического сотрудничества; способствование мирному разрешению конфликтов; содействие повышению уровня жизни населения; содействие свободному передвижению людей, информации и идей;
• содействие лучшему взаимному пониманию культуры и истории стран-участниц.
Конечно, во многом такой подход, с одной стороны, грешит наивностью, с другой – отражает эгоистические интересы Запада. При этом теоретики часто апеллируют к европейскому опыту, который помог Западу, с их точки зрения, победить в холодной войне. ОБСЕ, возникшая в эту эпоху, определяла правила игры противостоящих друг другу равновеликих партнеров. Именно поэтому опыт ОБСЕ и других европейских структур в СВ А вряд ли применим, во всяком случае, в полном объеме. В КНДР, особенно после роли, сыгранной (или не сыгранной) ОБСЕ в допущении войны в Югославии, относятся к этому эталону весьма критически. Другие международные образцы также пока не способны ответить на вопрос, каким может быть механизм обеспечения безопасности в СВ А. Научные поиски в этом направлении, проводимые в последние годы, по сути, зашли в тупик. Именно в такой ситуации интеллектуальный вклад и дипломатическое искусство России могут быть востребованы.
С одной стороны, механизм нужен, хотя и в неприоритетном порядке, а с другой – ясно, что если торопиться с организацией в СВА, занимающейся вопросами именно безопасности, есть опасность перегрузить корабль и потопить его, еще не выйдя из порта. Однако не использовать сложившийся шестисторонний механизм было бы расточительно, даже если прогресс в решении ядерной проблемы КНДР затормозится.
Думается, ответ можно найти в том, чтобы развести вопросы безопасности и вопросы сотрудничества. С точки зрения решения проблемы денуклеаризации КНДР – это нонсенс, однако с точки зрения продвижения северотихоокеанского проекта – полезное перспективное дело. Накопить опыт принятия согласованных решений в многостороннем формате стоит, начиная с относительно неконфронтационных вопросов кооперации в различных неконфликтных областях. Что немаловажно, в решении таких вопросов могли бы принять участие только заинтересованные страны; КНДР, таким образом, потеряла бы право вето на продвижение процессов принятия и реализации согласованных многосторонних решений, хотя на треке решения ядерной проблемы Корейского полуострова (ЯКПП) ее роль оставалась бы решающей. И только после череды этапов, постепенной институализации механизмов и роста взаимного доверия можно будет прийти к обсуждению проблем обеспечения безопасности.