У Южного полюса

Борхгревинк Карстен

Он глубоко вздохнул и попросил нас вновь завесить окно.

В последний час с Гансоном оставались лишь я и доктор.

За полчаса до смерти Гансон сказал мне, что не испытывает

никаких болей и чувствует только «онемение» в левой руке.

Он говорил ясным громким голосом и выглядел

относительно неплохо; его выразительные глаза неестественно

блестели.

Доктор, который накануне вечером получил от Гансона

несколько записных книжек и заметки

на отдельных листках,

передал их мне, рассказав о содержании каждой записной книжки

в отдельности. Но я не был расположен в этот момент

углубиться в их изучение.

От имени всей экспедиции я принес Гансону слова

благодарности за его труды...

Это произошло в 2 ч. 30м. пополудни. После этого я оставил

палатку и выпил чашку холодного кофе. Никого из людей в

помещении не было. Я заметил их на северном берегу полуострова,

где они следили за стаями пингвинов, спешивших к

полуострову.

Множество коричневых поморников, высоко летая,

внимательно наблюдало за перемещением пингвинов.

После моего возвращения в домик у Гансона вновь была

сильная рвота, и он потерял сознание.

В 3 часа он испустил последний вздох; присутствовали при

этом только Клевстад и я; Клевстад в это мгновение молча

протянул мне руку.

Я спросил доктора о причине смерти.

— По всей вероятности, воспаление слепой

кишки,—прозвучало в ответ. Поскольку врач не был абсолютно уверен в

диагнозе, я предложил сделать вскрытие. Из уважения к памяти

умершего, учитывая заинтересованность в этом деле родных,

а также членов экспедиции, доктор немедленно выразил

согласие.

Я лично присутствовал на вскрытии. Заворот кишок...—

непроходимость кишечника—таков был диагноз.

— Однако,—заявил врач,—причина смерти не имеет ничего

общего с тем заболеванием, которым Гансон страдал в течение

целого года.

Глубокая печаль охватила наш маленький лагерь после

смерти Гансона.

Все мы за это время сильно сблизились друг с другом.

Каждый привык опираться на других, и теперь мы болезненно

ощущали отсутствие одного из товарищей, ушедшего навеки.

Гансон лежал, укутанный почти до подбородка в норвежский

флаг. Выражение лица его было мягким и спокойным. Из-за

мороза черты лица не менялись. Лицо его было словно изваяно

из мрамора.

Все были в сборе, я выполнил обряд короткого богослужения.

После этого мы перенесли нашего мертвого друга под навес,

на мороз.

Когда в тот вечер мы собрались вместе в домике, горе от

утраты с новой силой

охватило нас» Напрасно пытались мы успо

коить себя с помощью холодного голоса рассудка. Жара нашей

душевной боли не мог охладить и господствовавший кругом холод...

Этой ночью была ужасная погода. На следующий день

бушевал такой шторм, что вне помещения нельзя было находиться.

Поэтому мы вынуждены были отодвинуть день погребения Ган-

сона.

Ветер завывал, каменный дождь барабанил по крыше, а

Гансон тихо покоился под навесом, и ничего не доходило до

него.

И все же мы не считали, что можем его там оставлять одного.

Мы чувствовали потребность время от времени пойти и

взглянуть на него при свете фонаря. И в жилом помещении люди

говорили пониженным тоном, как бы боясь разбудить

спящего.

16-го я послал Берначчи и Ивенса вверх по склону мыса

с тем, чтобы вырыть могилу близ валуна. Ветер сдул снежный

покров с мыса, тем не менее рыть в твердом промерзшем грунте

из гальки и камней было невозможно. На следующий день они

захватили с собой динамит и с помощью взрыва сделали яму

глубиной свыше 5 футов.

Под слоем гальки в 1 фут и 6 дюймов они увидели пласт

льда, который являлся, бесспорно, частью бывшего ледника.

На старом леднике теперь лежал слой щебня. Он накапливался

здесь постепенно, по мере того как сильный юго-восточный ветер

сметал его с горного кряжа книзу.

Фоугнер и Колбек изготовили гроб.

18 октября в 6V2 часов вечера мы положили нашего мертвого

друга в сколоченный из досок гроб. Гроб поместили на сани,

поставленные возле домика.

Лапландцы попросили разрешения совершить отпевание.

Было трогательно смотреть на этих двух детей природы, когда они,

обнажив, несмотря на сильный мороз, головы, стояли там и

исполняли лапландские песнопения... Время от времени они

прерывали пение и обращались на своем родном языке к

бездыханному телу Гансона; по их щекам текли слезы.

Они испытывали большое удовлетворение от того, что им

было разрешено оказать Гансону последнюю честь, и, казалось,

несколько успокоились после этого.

Это хотя и необычное, но безыскусственное богослужение

оказало также и на остальных людей успокаивающее влияние.

Теперь нас оставалось только девять человек на большом

и пустынном континенте у Южного полюса.

Когда мы уменьшимся в числе до восьми человек? Кто

следующий разделит судьбу Гансона?