Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
ареста вскоре прибавилось сокрушительное несчастье — уверенность в гибели
прекрасной Эллинор. Погрузившись в безмолвное и угрюмое отчаяние, он бо-
лее не снисходил до того, чтобы представить Елизавете дальнейшие
оправдания своего поведения, и отказывался проявить хоть малейший знак
покорности. Эти потрясения, однако, пошатнули не только его душевное, но и телесное
здоровье. Последовала нервная горячка, вскоре принявшая опасную форму.
Упрямо отвергая
умереть, и желание это вполне могло осуществиться, если бы королева,
которая неспособна была до конца подавить в себе нежность, так долго царившую
в ее сердце, не прислала к нему собственного лекаря и с ним — предложение
мира и прощения. О тяжелом состоянии, в котором тот нашел Эссекса, было
подробно доложено Елизавете, и она, глубоко потрясенная, задумалась, не
следует ли ей оживить его немедленным посещением — так во все времена
трудно будет политическим ухищрениям одолеть неподдельные природные
впечатления. Сесил и его сторонники вдруг ощутили себя на краю гибели и
использовали все доводы, какие только могли быть подсказаны страхом,
гордостью и осторожностью, дабы отсрочить эту встречу. В этом Елизавета
уступила их искусно подобранным доводам, но не смогла отказать себе в
удовольствии переписки с Эссексом, когда здоровье его улучшилось, и вскоре
позволила ему представить оправдания своему поведению и даже снизошла до
того, чтобы попенять ему на ту неизвестную даму, что повлияла на него столь
роковым образом. На этот мучительный для него намек, возразил он, его
горе должно остаться единственным ответом, и меланхолический строй его
жизни настолько соответствовал этому заявлению, что Елизавета более не
покушалась проникнуть в тайну, должно быть, скрытую могилой, а вместо этого
попыталась с помощью доброты укрепить и ободрить его дух, чрезмерно
угнетенный враждебностью судьбы.
То было самое светлое время в жизни Эссекса. Стремительный поток
победоносной войны некогда смыл и поглотил те благодатные науки, те мирные
добродетели, которые теперь, в опале, время наконец извлекло из этого
потока. Щедро наделенный красноречием, вкусом, знаниями, разумом и
чувством, он предался радостям философии, поэзии и математики Эти невинные
и спокойные занятия — верное прибежище для огорченного ума, если только
он свыше наделен счастливой способностью извлекать из них радость.
Сесилы никогда еще не считали Эссекса более опасным для себя. Преклонный
возраст и недуги побуждали теперь Елизавету к тому, чтобы искать мира за
границей и спокойствия внутри страны, и потому единственной встречи
между нею и столь сильно изменившимся Эссексом было бы довольно, чтобы она
вернула ему свое расположение, но этой встречи его враги, объединившись,
решили ни в коем случае не допустить. Они начали с того, что убедили врача
Елизаветы предписать графу отдых в деревне. Подготовка такого тонкого
хода, как его освобождение, не сразу обнаружилась в политике придворных
кругов, и королева, успокоенная своим намерением принять его с почетом по
возвращении, допустила, чтобы он уехал, так и не представ перед нею. Устав
от войн, походов, политических интриг и споров, опечаленный Эссекс ничего
не желал от свободы, кроме обретенного им одиночества, когда Трейси воз-
вратился с ошеломляющим известием, что возлюбленная, по-прежнему им
боготворимая, жива. Известие стало роковым для его мира и покоя.
Невозможность открыто предъявить права на Эллинор воскресила — вместе с его
страстью — все его опасные и гибельные замыслы. Его попытки добиться
возвращения Эллинор не имели успеха, пока он не прибегнул тайно к
содействию короля Шотландии, который всегда слишком ревностно соблюдал свои
интересы, чтобы оказать кому-нибудь милость, не заручившись ответными
обязательствами. Иаков страстно желал, чтобы сама Елизавета объявила его
своим наследником, и не желал ни подарков, ни обещаний, ни лести, дабы
привлечь на свою сторону тех людей из окружения королевы, кто мог
повлиять на ее выбор. Неожиданное обращение к нему с просьбой человека, чье
мужество и честолюбие внушали Иакову сильнейшее опасение, было
обстоятельством чрезвычайной важности. Не зная ни подлинных имен, ни
положения пленников, освобождения которых лорд Эссекс так упорно добивался,
король Шотландии направил лэрду Дорнока распоряжение усилить их
охрану. Безудержный нрав Эссекса всегда побуждал его приносить в жертву
главной цели все остальные соображения и интересы, но переговоры такого рода
не могли вестись столь секретно, чтобы избежать подозрительного внимания
министров. С каким злобным торжеством наблюдали они в молчании за
ходом этих переговоров, ожидая той минуты, когда, придав их огласке, смогут
вызвать у королевы давно желанный гнев!
Эссекс вновь счел, что в его интересах оказаться в окружении дел,
восхищения, популярности. К нему вернулись все его прежние привычки, и,
добившись королевского разрешения, он воротился в Лондон. Не