Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
душевно бодрыми, утешенными безопасностью, уединением, светлыми
надеждами. Перестук конских копыт, донесшийся издалека, не вызвал у них иного
чувства, кроме радостного затаенного трепета, порожденного надеждой сей
же час увидеть одного, а может быть, и обоих графов (к тому времени уже
осужденных). Как же ужасна была перемена чувств и мыслей, когда им
вполне открылась вся отчаянная безнадежность положения, когда они лишены
были даже той защиты, что таится
Саутгемптона, поглощенная своей долею беды, не заметила, как глубоко и
ужасно горе поразило рассудок ее не менее тяжко страдающей подруги, не
заметила, пока чувства и мысли Эллинор явно и окончательно не погрузились в
оцепенение, пока беда не сделалась непоправимой.
Для человеческого разума, даже самого возвышенного, непосильно
одновременное воздействие двух противоборствующих страстей — одна должна
быть принесена в жертву другой, дружба вынуждена отступить перед
любовью. Леди Саутгемптон поспешила в дорогу, не зная ни промедления, ни
устали, поручив свою подругу заботам верных слуг, которым было приказано
везти ее более спокойно и неспешно. Глубокий мрак, в котором пребывал разум
милой Эллинор, в пути сменился смутным и неровным весельем, но так как
прежде такая перемена порой предшествовала ее выздоровлению, то же
могло случиться и на этот раз, будь она в окружении людей, знакомых с ее
недугом. От тех же, на чьем попечении находилась она сейчас и кому неизвестно
было ни имя ее, ни положение, ни страдание ее души, едва ли разумно было
бы ожидать, что они сумеют оберечь ее от событий, предвидеть которых
никак не могли. Случилось так, что в один из дней пути, во время отдыха,
взгляд Эллинор обратился на обширное строение, отлично видное с дороги, и
в ее блуждающих мыслях оно представилось ей Кенильвортом. Не в меру
усердный слуга сообщил ей, что это замок Фозерингей. Она пронзительно
вскрикнула, выразительным жестом протянула руки в сторону рокового
замка, а затем, вырывая пряди своих прекрасных волос, которые еще прежде
пострадали во время ее недуга и едва успели вновь обрести свою прежнюю
пышность, бросилась наземь и с этой минуты окончательно погрузилась в
безумие.
Когда леди Саутгемптон вошла в тюремную камеру к своему супругу и на
его измученной груди излила в слезах свою любовь и скорбь, Эссекс
почувствовал, как все струны его сердца отозвались стоном, и, в тревоге и нетерпении
устремив взгляд к дверям, с невыразимым ужасом увидел, что следом за нею
не вошел никто. Ей недостало присутствия духа скрыть от друга своего мужа
истину, завершающую собою его судьбу, истину столь ужасную, что он готов
был счесть ее милосердным обманом друзей, призванным примирить его со
смертным приговором. Убедившись наконец в правдивости известия, он
горестно воскликнул:
— Только теперь я по-настоящему ощутил свои оковы, только теперь я по-
настоящему стал пленником. О Эллинор, несравненная Эллинор! Если бы я
мог устремиться к тебе! Если бы мог вновь вернуть твою бесценную душу,
которая, как испуганная птичка, всякий раз покидает свое жилище, когда над
ним мрачной тенью нависает беда! Ты, ты одна сокрушила дух, не
подвластный никакому иному несчастью, ты превратила меня в труса: чтобы спасти
тебя, моя любовь, я могу решиться вступить в жалкий торг за свою
опозоренную жизнь, могу пожелать пережить свою честь.
Веря, что его присутствие могло бы возыметь такое же действие, как
некогда в Сент-Винсентском Аббатстве, он стал страстно добиваться
возможности увидеть Эллинор. Эта мысль целиком завладела им, превратилась в его
единственную просьбу, в его предсмертное желание. При том безнадежном
состоянии, в котором пребывала Эллинор, опасения внушали лишь
последствия этой встречи для Эссекса, но, видя тщетность всех доводов и просьб,
друзья наконец решились уступить его страстному, его единственному
желанию.
Был объявлен день казни Эссекса и даровано помилование Саутгемптону,
как того и желал его друг. Так как всем друзьям Эссекса был открыт
свободный доступ в тюрьму, не представило труда привести в камеру его любимую в
наряде юноши, сопровождаемую леди Саутгемптон... Ни за какие блага не
согласилась бы я присутствовать при этой встрече... Ах, дорогая Эллинор! Был
ли утраченный рассудок, который они так страстно желали вернуть тебе,
действительно потерей? В здравом уме — как смогла бы ты перенести
мучительное зрелище, наблюдать которое тебя вынудили усилия погибающей любви и
услужливой дружбы? Какими глазами глядела бы ты на мрачную башню, на
охраняемые стражей ворота, через которые скоро предстояло твоему
возлюбленному пройти и никогда более не вернуться? Как истекало бы кровью твое
сердце при виде прекрасного лица, от которого всего через несколько часов
отлетит душа, чья мука сейчас выразилась в каждой черте его? Но это
безмерное испытание не выпало тебе на долю. Все силы и богатство прекрасной души
были уже недосягаемы даже для любви. Твой блуждающий взгляд не признал
того, к кому прежде был неизменно устремлен, твое ухо не внимало его