Убить Зверстра
Шрифт:
— Почему я… то есть почему вы обратились ко мне?
— Меня интересует, как рецепт попал к пострадавшей. А рецепт выписали вы. Так?
— Да.
— Ну, вот. Конечно, можно найти мальчишку и по другим каналам, но тогда с вами буду говорить не я и не здесь, а официальные лица и в другом месте. И разговор они начнут совсем с другого вопроса, — я сделала многозначительную паузу.
— С какого?
— О вашем участии в этом деле.
— Какое участие? Этот рецепт я лично отдала в руки Ивану.
— Ивану?
— Ване Васюте. Я была у них дома, по вызову. У него был
— С кем живет? Где? Он до сих пор болеет? — посыпались из меня вопросы, как будто я только то и делала раньше, что допрашивала полулысых женщин, лысючек.
— Теперь уже нет, ведь прошло две недели.
— Точнее, десять дней.
— Пускай. Но он уже посещает школу, — она замолчала и выжидательно посмотрела на меня.
— Ну? — деликатно напомнила я о других вопросах. Девушка оказалась понятливой.
— Бабушка с ними живет.
— Отец, мать?
— Да, он у них один.
— Что за мальчик?
— Хороший ребенок. Занимается, правда, посредственно, но это потому что не дано. Хотя он старается, много просиживает над уроками.
Я молчала.
— Еще что-то? — Лидия Семеновна переменила опасливость на отвагу.
Теперь она задешево сдавала мне своего пациента все с тем же видом истово исполняемого долга. О, люди!
— Конечно, мне по-прежнему нужен его адрес.
— Ах, — она по-старушечьи приложила руку ко лбу. — Видите ли, они живут рядом со мной. Мне не хотелось бы… Соседи.
— Портить отношения? — догадалась я, она кивнула. — Я им не скажу о нашем разговоре. Вы забыли? Ведь я могла найти его по официальным каналам.
— Спасибо, — скомкано проговорила она. — Когда, вы говорите, умерла женщина?
Я назвала дату.
— Ага, — она еще раз взглянула на рецепт и протянула его мне, дополнительно указывая на многострадальную бумажку пальцем другой руки. — Этот рецепт я выписала на следующий день после того, как была у них по вызову, — она заискивающе посмотрела мне в глаза, вызвав недоумение переменами своих настроений. — Мальчик был тяжело болен, он не мог сделать ничего дурного.
Ах, вот она о чем!
— Спасибо, — поспешила успокоить ее я, понимая, что без разговора с домашними Вани мне не обойтись.
Информации было чуть. Ясно, что старуха — не бабушка мальчика.
— До свидания, — говорила я уже почти сердечно. — Как вы понимаете, нам тоже ни к чему огласка этой беседы.
Лидия Семеновна беззвучно закивала, не спрашивая, кому это «нам».
На улице стоял морозец. Не такой, чтобы совсем было невмоготу от холода, но достаточный для того, чтобы влага, находящаяся в воздухе, кристаллизовалась и сверкала, бликуя в лучах смелеющего к весне солнца. Мельчайшие кристаллы не воспринимались глазом как материальные объекты, они казались точками света, рассыпанного в воздухе и медленно оседающего на землю не под влиянием силы тяжести, а от желания поклониться ей — бело-торжественной, мудро-ждущей, многострадальной, терпеливой.
Неразличимые глазом снежинки все прибывали, спускаясь вниз. Люди не успевали истоптать, изломать их новые слои, невесомой пеной укрывающие все вокруг.
Я боялась спешить, боялась идти быстро, делать энергичные движения. Казалось, что это было бы кощунством. Двести метров, отделявшие поликлинику от дома, где жили герои моих поисков, я прошла не свойственным мне тихим, вкрадчивым шагом.
Дверь открыла роскошная блондинка. Другое определение к ней трудно подобрать. Крутые формы в соединении с пышными объемами, рыжие волосы в соединении с их густотой, лоснящееся лицо в соединении с сытостью в глазах, халат, домашние туфли… Я на минуточку прикрыла веки, пытаясь стряхнуть с себя накатившую виртуальность, но все существовало в действительности. Без преувеличений я попала в мир осуществленных мечтаний, в сказку.
Какой толк описывать ее приметы? У каждого своя сказка. Эта была очень похожа на мою, потому что лучшей я себе представить не могла. Из сбивчивого рассказа все равно квартиру Васюты не представить, и я лишь травила бы себе душу, попытайся предложить вам это сделать.
Веки мне пришлось поднять и пошире открыть глаза, отвечая их немым удивлением на любезно прозвучавший вопрос, сказанный прокуренным дамским голосом:
— Ну?
Что ж, я сама иногда бываю столь же лаконична. Передо мной возникло лицо бедной Лидии Семеновны, пытающейся найти ответ на мое короткое «Ну?».
Видимо, пауза онемения, вызванная открывшимся в дверном проеме великолепием, слишком затянулась, что в сочетании с моей простецкой внешностью вызывало недоверие и протест. Не желала бледно-крупнолицая Васютиха, чтобы к ней в квартиру названивали молодые, пригожие скромницы. Что поделаешь? Мне тоже общаться с нею как-то расхотелось. Это удлиняло паузу, и, наконец, ее длительность перевалила за критическое значение.
В тот момент, когда блондинка попыталась захлопнуть дверь, я вставила ногу в ссужающуюся щель и сунула ей под нос сногсшибательный рецепт.
— Ага! — вскрикнула она, едва взглянув в бумажку. — Так ты внучка этой проходимки? Тогда возвращай мне деньги, а не рецепт. Спасибо, обошлись. Мошенница какая! Мальчик умирает, а она пропала с несчастной сотней. Да подавись ты! — отмахнулась она от моей попытки открыть рот.
Тирада продолжалась еще четверть часа. Из нее я узнала, что подлая Евдоха, пользуясь безвыходным положением семьи Васюты, выманила у них сотку и скрылась в неизвестном направлении. Но не на тех напала.
Грозный муж этой красавицы навестил квартиру беглянки и, не застав ее дома, оставил там записку категоричного содержания с изложением своего личного мнения о ее поступке и возможных санкций, которые будут к ней применены, если она не возвратит деньги.
Когда запас воздуха в необъятных легких Васютихи иссяк, и она остановилась, чтобы произвести вдох, настал мой черед. Тем более что я уже пришла в себя, поняла, с кем имею дело, и изысканный интерьер квартиры в моих глазах переменился на кричащую, наглую бездуховность, аппетитная блондинка превратилась в белесую, расползающуюся жабу, а благоухание достатка, ранее щекотавшее обоняние, засмердело упитанными телесами его обитателей.
— Я из морга, — еле успела отчеканить я, выбрав самую короткую шокирующую фразу, иначе бы торчать мне здесь еще долго.