Учитель Истории
Шрифт:
— Ладно тогда…
Вера подошла к шкафу, долго стояла перед ним, словно выбирая, какое именно пальто из огромного выбора в количестве одной штуки ей надеть. Наконец она глубоко вздохнула и, так и не взяв с вешалки одежду, повернулась ко мне.
— Я видела, что ты хочешь помириться. Но и ты пойми: я очень зла на тебя. Ты обманщик. Я не думала, что такое вообще возможно. Это очень обидно.
— Прости, — я сел на кровати, свесив босые пятки на пол. — Мне вправду стыдно. Но я не хотел, чтобы ты волновалась.
— Зато теперь я буду и волноваться, и подозревать тебя в нечестности. Так лучше получилось?
— Нет, — сконфуженно признал я.
— Подумай об этом на недельке. И очень тебя прошу, не лезь в эту дрянь. Не стоит оно того. Хотя… Ты же все равно полезешь, если попросят?
— Скорее всего, — вынужден был согласиться я после недолгого раздумья.
— Тогда чего я тут распинаюсь?! — она вдруг взорвалась, но затем также быстро успокоилась. — Нет, тише, Вера, тише… На него все равно бессмысленно кричать, он лучше, чем наша собака умеет имитировать раскаянье. Вот и сейчас… Нет, любимый, я поступлю иначе. Я просто прослежу, чтобы все было в порядке. САМА прослежу.
Истинный смысл ее последней фразы я понял лишь на следующий день, когда после обеда ко мне заявилась хмурая Яна.
— Привет, — с порога бросила она, проходя в комнату. — Говняный день понедельник, правда? Я, кстати, пришла следить за тобой.
— Чего? — я чуть не выронил на пол только что сделанный бутерброд с паштетом. — Кто тебя вообще сюда пустил?
— Я эту комендантшу знаю, — метким броском она зашвырнула свою сумку в шкаф, попав аккурат в отсутствующую дверь. — Жрать охота.
Не дожидаясь моего приглашения, она схватила с тарелки один из бутеров.
— Угощайся, — запоздало разрешил я, спешно осматривая себя на предмет степени запущенности гардероба. — Так что там насчет слежки?
— А ничего. Мама сказала, что ты болеешь и тебе нельзя ходить по улице. Только до библиотеки, но она недалеко. И видеться с нашим историком тоже нельзя. Почему-то. И вообще, у тебя в среду суд, поэтому ты должен готовиться к суду. А на завтра тебе перенесли наш факультатив. На два часа. Так что сиди и готовься заодно к нему. А я буду следить.
— Ни фига себе… — вот так и узнаешь, что где-то, куда тебя не позвали, решается твоя судьба. — А с какого перепугу твоей маме вдруг стало важно, куда я хо… Ааа… Я, кажется, понял.
— Маме позвонил дядя Паша из Москвы, а дяде Паше — твоя жена. Ты, похоже, сильно накосячил, так? А причем здесь наш Шизик? Почему тебе нельзя с ним видеться? Он что, заразный?
— Шизик, то есть Евгений Валерьевич здесь совершенно ни при чем, — я спешно схватил последний бутерброд, заметив, как подозрительно косится на него юная шпионка. — Ты можешь быть свободна.
— Вот еще, — ничуть не смутившись, парировала Яна. — Я буду уроки делать. Здесь. Кстати, как у тебя с геометрией?
— Никак.
— А с биологией?
— Чуть получше.
— Насколько получше?
— Вот на столечко, — между моими большим и указательным пальцами не пролез бы даже муравей.
— Двоечник. И как тебе еще детей доверили учить.
— Эй, девочка, ты бы выбирала выражения…
Я начал ощущать, что внутри меня медленно, но уверенно просыпается холодная клокочущая ярость. Ну, Вера! Ну, заботливая супруга! Подослала ко мне соглядатая… Я тебе это еще припомню!
— Ладно, простите, Филипп Анатольевич, — язвительным тоном извинилась Яна, так и не заметив, что стоит рядом с кипящим паровым котлом. — Тогда я пойду куплю чего-нибудь поесть и вернусь. Раз ты такой жадный, что ребенка голодом моришь. Никуда не уходи.
— Подожди! — остановил я ее. — Что тебе обещали за работу?
— За работу? — не поняла она. — Да ничего не обещали. Ремня пригрозили дать, если ослушаюсь и пойду к подружке. Кстати, я должна каждые два часа отзваниваться маме, рассказывать, что здесь как. Мне на это дело даже денег на телефон кинули.
— Здорово. То есть, если я не ошибаюсь, твоя верность стоит недорого?
— Смотря, какая верность, — осторожно ответила Яна. — Верность — она разная бывает.
За ее спиной что-то тихонько бумкнуло об пол: это вывалилась из шкафа закинутая туда сумка.
— Как насчет верности материнским заветам? — продолжил я. — То бишь, я плачу тебе денежку, а ты обеспечиваешь мне алиби.
— Сколько? — тут же уточнила она.
Хваткая особа, ничего не скажешь. Такая не пропадет.
— Пятьсот рублей. В сутки.
— Две тысячи.
— Обалдела?! — опешил я. — Да я сам в день меньше получаю!
— Ты сам предложил, — хмыкнула Яна. — Это моя цена.
— Семьсот, — надо торговаться, иначе она меня разорит.
— Одна тысяча восемьсот.
— Тысяча.
— Полторы.
— Тысяча двести… Последняя цена!
— По рукам.
Так я стал обладателем сомнительного контракта, за который с меня содрали в два с половиной раза больше, чем я рассчитывал изначально. Не то, чтобы я хотел снова с головой нырнуть в увлекательный омут изыскания истины, но… Да, признаюсь честно, я сделал это назло Вере. Если бы не ее недоВЕРчивость (прошу прощения за каламбур), я, скорее всего, действительно больше внимания уделял бы работе и меньше — всему остальному. А теперь же… Теперь я хотел действовать. Не дожидаясь, пока поправится Сизов.
— Отлично. Даю тебе час на еду и уроки, после чего сразу выдвигаемся.
— Может, сразу? — с надеждой в голосе спросила Яна. — Я могу даже с обедом потерпеть. Поем дома.
— Нет уж, — отрезал я. — Не хватало еще, чтобы ты задним числом свалила на меня вину за свою неуспеваемость. В магазин, можешь не ходить, я тебя покормлю… В счет аванса.
— Ну ты и гад, — восхитилась она, уже забыв, что только что развела меня на лишние семь сотен.
— Юристы мы, — скромно ответил я, стараясь не думать о том же.