Удивительная жизнь Эрнесто Че
Шрифт:
– Ты не создан ни для повседневных забот, ни для быта – заскучаешь и пожалеешь о перемене участи.
– Вот что я скажу: во мне всегда была жестокость, моими действиями руководила ненависть, а ты убила гнев – ненасытное чудовище, жившее у меня в сердце. Ярость испарилась – как не было, осталась только ты. Мне небезразлична судьба людей, я действительно хотел изменить мир, не сумел, но и сам не изменился. Мне тридцать восемь лет, я всю жизнь сражался за победу коммунистической идеи и искренне надеюсь, что она однажды восторжествует, но больше оружие в руки не возьму. Я выбрал неверный путь, есть другие, которыми пойдут молодые, полные энтузиазма и решимости люди. Надеюсь, у них получится лучше. Наверное, я ошибался, отвергая жестокое насилие. Я никогда не верил ни в террор, ни в стратегию отчаяния. Если это единственное решение, оно мне не подходит. Сегодня я понимаю, что играл с шулерами и моя борьба была заведомо обречена на провал, потому что люди, называвшие себя моими соратниками, оказались предателями, променяли идеалы на комфорт и покой. В одиночку мы обречены на гибель, но я бы не отступился, не появись в моей жизни ты. Ты помогла мне прозреть, я обрел мужество и могу перевернуть страницу. Будущее ничего не сулит таким, как я, каждый новый день будет хуже предыдущего, значит мы должны быть счастливы сегодня, мы с тобой.
– Но ведь революция была твоим идеалом!
– Все кончено, Хелена. Давно кончено, просто я не желал этого признавать. Русские больше всего на свете хотят сохранить статус-кво. Они нас бросают. С вооруженной борьбой покончено, придется искать другой путь. Не оружие, но переговоры и парламентаризм. Я придумал много аргументов, чтобы уговорить тебя уехать со мной, хотел сказать: лучше меня ты никого не встретишь, разница в возрасте ерунда, главное – любить друг друга и так далее и тому подобное. Ах да, еще я хотел сказать, что ты меня совсем не знаешь, но знаешь, что я много чего умею, и надеюсь, что ты согласишься, потому что иначе я пропаду.
Хелене нужно было успокоиться, она взяла стакан, но он был пуст, и она закурила, чтобы занять руки.
– Можешь подумать, я не стану тебя торопить, и спрашивай о чем угодно. Дай мне, пожалуйста, сигарету.
– Думать мне не о чем, все решено, – сказала Хелена, протягивая ему пачку. – Мы уедем, когда ты захочешь и куда захочешь. Ты не представляешь, как я счастлива! Но у меня есть одна просьба.
– Валяй.
– Для меня это важно – важнее всего на свете. Пообещай никогда не лгать. Если вдруг поймешь, что ошибся или разлюбил, скажи сразу.
– Обещаю. Клянусь всегда говорить только правду, и ничего, кроме правды.
Никто не любит меняться, все мы хотим оставаться прежними, но это невозможно, ведь жизнь есть эволюция. Я сегодня не тот, кем был десять лет назад. Революция – привилегия молодости, старики в партизанских войнах не участвуют. Нужно быть сильным, уверенным в себе и уметь не поддаваться эмоциям и настроениям. Если революционеру не везет умереть молодым, он неизбежно кончает диктатором и палачом. Сен-Жюст отправился на тот свет в двадцать семь. Наступает момент, когда способность остановиться и начать делать другое дело есть признак мужества. Сбросить с плеча вещмешок, разрядить ружье, завести семью и воспитывать детей. Я больше не могу быть единственным революционером Земли. Решение принято – я снова стану врачом. Надеюсь, что в Кордове. Я уезжаю с Хеленой, она – женщина моей жизни. Я покажу ей Аргентину, познакомлю с отцом и другими родственниками, она выучит испанский и очень скоро станет своей у меня на родине. Но я готов жить вместе с ней в любой стране. Мы родим детей – когда она захочет. Я переворачиваю страницу и вливаюсь в сообщество счастливых безвестных людей. Обо мне больше никто не услышит, а через год все забудут.
Они вернулись на виллу, и жизнь вошла в привычную колею. Хелена сделала две попытки узнать у Рамона, что именно произошло в Москве, и он каждый раз проявлял раздраженную нервозность, доставал из кармана синюю пачку сигарет с написанным русскими буквами названием, закуривал и говорил:
– Зачем спорить, зная, что решения не существует? Я открыто заявил, что они больше не могут на меня рассчитывать, что я хочу заниматься совсем другими вещами.
– И что они ответили?
– Ничего. Мы можем уехать девятнадцатого июля. Ты не передумала?
– Не надейся, что сумеешь так легко от меня избавиться, Эрнесто.
– Эрнесто… Мне нравится, когда ты зовешь меня Эрнесто. Рамон был обманщиком.
– Эрнесто – чудесное имя, но для меня ты навсегда останешься Рамоном.
Несколько дней он уговаривал Хелену отправиться в Каменице, даже предлагал поехать вместе, чтобы объясниться с ее отцом.
– Ты же не собираешься торжественно просить у Йозефа моей руки? Это пережиток прошлого. Кроме того, что ты будешь делать, если он скажет «нет»?
– Он спас мне жизнь, и я его уважаю. Мы поговорим, он все поймет, и мы уедем со спокойной душой.
– Мне не хватит духу.
– Обдумай все еще раз, Хелена, может статься, ты не скоро увидишься с отцом, а то и вовсе не увидишься.
– Не пугай меня.
– Тогда поезжай одна.
Встреча с отцом казалась Хелене непреодолимым испытанием. Она представляла, как он посмотрит на нее, услышав слова «Я уезжаю навсегда». Хелена знала, что Йозеф не упрекнет ее, пожелает счастья, скажет: «Я хочу одного: чтобы тебе было хорошо!» – и будет совершенно искренен. Дело было не в нем, а в ней, она не могла себе представить, как обнимет его в последний раз в жизни.
Трудно сказать «прощай», когда так сильно любишь и эта любовь взаимна.
Расставаясь, люди надеются, что однажды обязательно увидятся снова, в противном случае любая разлука была бы «маленькой смертью». Хелена решила написать Йозефу письмо, села в кресло в гостиной, положила на колени блокнот, написала «Йозеф» и замерла, не зная, как продолжить. Ей так много хотелось сказать отцу о старой, так и не зажившей ране, и она писала, зачеркивала, переписывала и после четвертой попытки сдалась, пообещав себе, что непременно позвонит в санаторий перед отъездом.
– Это будет более… будет не так…
В пятницу Хелена позвонила ассистенту режиссера и отказалась от работы, а когда он попытался выяснить, что не так, и переубедить ее, просто повесила трубку. Людвика в квартире родителей не оказалось, и они поговорили по телефону: Хелена сообщила о принятом решении, он пожелал ей удачи, после чего она собрала немного вещей и ушла. Оставалось прожить в Праге последнюю долгую неделю, а потом сесть в самолет до Вены, оттуда долететь через Лиссабон до Алжира и Рио или через Мадрид в Мехико и Аргентину, хотя возможен и путь через Дакар. Рамон не знал точного маршрута следования, ему было неизвестно, придется ли делать остановку в Москве, чтобы урегулировать кое-какие дела и увидеться с некими людьми.
Когда Рамон вернулся на виллу, Хелена сразу поняла, что он озабочен и раздосадован. Кубинское посольство дает уклончивые ответы на его вопросы, кроме того, Хелена должна получить выездную визу. Это формальность – пустая, но обязательная.
На следующий день Диего отвез их к дому № 4 по улице Бартоломейской. Хелене была хорошо известна репутация этого зловещего места – здесь располагалась Служба государственной безопасности, многие из тех, кого туда вызывали или привозили, исчезали бесследно. Пражане старались обходить здание стороной, а некоторые клялись, что собственными ушами слышали доносящиеся из подвала вопли.