Укради у мертвого смерть
Шрифт:
Если насчет катера Палавек положился на советы Длинного Боксера и рекомендации фирмы, устройство «Братства» обдумывал сам. Его отталкивали приемы Кхоя, навязывавшего свою волю в качестве незыблемого закона для всех, кто с ним шел. Остальные просто становились врагами. Будь, конечно, возможным, Палавек предпочел бы действовать в одиночку. Но катеру требовалась команда, будущему делу — исполнители. Самое малое — шесть человек. В «Шахтерский клуб» заглядывали разные люди. И вели разные разговоры. Захоти Палавек, с ним ушло бы вдесятеро больше. Для «Братства морских удальцов» отобрал самых надежных. Предварительный список уменьшался до нужного числа с двух десятков. Трое прошли службу
В супной у северо-западной заставы Борая они сошлись утром. Дымка стлалась по улочкам. Она сползала с холмов, предвещая редкий для этих мест сухой солнечный день.
— Братья, — рассуждал Палавек, — задача наша состоит в отмщении за унижение, причиняемое нашему достоинству. Земля, лес, море должны быть превращены в общественную собственность, которой каждый пользуется в меру сил. Не будет наследств, чтобы опять не возникало несправедливости во взаимоотношениях людей. Мирное и светлое наслаждение жизнью. Искать не исключительного положения и богатства, а подлинной чести и счастья... Не знаю, кто станет править на земле и море — король, президент, парламент или можно обойтись без правительства. Лишь бы вернулось благородство и уважение к нравственности... Начнем мы. Может быть, все провалится. Может быть, нас ждет суровая участь. Но это будет наш путь, собственный. Путь только наш, нашего братства... Мы не навязываемся. Пусть остальные живут, как могут. Пожалуйста. Но — без нас...
— И никаких дел с иностранцами, — высказался механик. Его сына искалечила полутонная бомба, когда оборвался трос, на котором ее подтягивали к люку самолета на американской базе в Удоне.
Последние два года механик считался профсоюзным активистом на текстильном комбинате «Таи Мелон» в Рангсите, пригороде Бангкока. Пятьдесят тысяч рабочих на комбинате и с соседних предприятий, принадлежащих компаниям «Файрстоун», «Гудир», «Таи-Америкэн», «Таи-Айрис», сговаривались потребовать прибавки в семьсот батов к месячной зарплате. Профсоюзного организатора на «Таи-Америкэн» убили возле дома грузовиком. Представитель «Таи-Айрис» исчез. Тридцать тысяч батов обещали за голову механика с «Таи-Мелон». Цену назначил текстильный магнат индус Шукри. Механику стало известно об этом от начальника фабричной охраны, не сдержавшего язык под горячую руку в словесной перепалке с механиком. Вчерашние крестьяне из северо-восточных провинций трепетали перед авторитетом хозяина. Возможно, полицейский просто припугнул? Может, и так. Однако механик-то хорошо знал, что Шукри не шутил, поскольку никогда не допускал шуток в отношении собственных денег.
— Мы будем разорять тех иностранцев, которые выступят против нас. Мы не нарушим справедливости, не тронем невинных... Но надо различать и таких, кто, не беря в руки оружия, награбил и продолжает грабить в нашей стране...
— Я предлагаю, — сказал Длинный Боксер, — для тех, кто выдаст тайну братства и наши имена, имена наших родственников, а также нарушителей дисциплины, каким бы малым ни казался проступок, одно наказание — смерть. Мы казним и семью отступника и предателя. У него не должно оставаться потомства. Мы поставим предателя на колени, и члены братства три дня будут справлять на него нужду. А потом — связанным в море!
— Общую договоренность и круговую поруку вы скрепите контрактом со мной, — сказал Палавек. — Вы получите из имущества, которое достанется нам, все действительно необходимое и лучшего качества. Не более. Остальное будем раздавать нуждающимся, у которых достояние похищено с помощью несправедливых или плохих законов. Мы обменяемся именами... Я стану, скажем, Йотом. Йот, ты будешь Палавеком...
— Только Длинный Боксер останется Длинным Боксером! — сказал один бывший солдат. Он подскочил с табуретки, сделал замах ногой, имитируя удар «коготь кошки». Длинный Боксер, переломившись пополам, поднырнул под удар, и все рассмеялись.
Последний сухопутный суп съели быстро и в молчании.
21 марта 1979 года в фиолетовых сумерках с сухогруза «Океанская слава» на траверзе острова Семилан лебедки положили на серебрившуюся зыбь стального оттенка катер без регистрационных обозначений и бортовых надписей. Шесть человек перешли на него с сампана, в днище которого электрической пилой, подключенной к аккумуляторам катера, Длинный Боксер выпилил пробоину. Старые шлепанцы, обрывки пластиковой упаковки, консервные банки, промасленные концы и пустые бутылки крутились в воронке, в которую ушел, скользнув вниз кормой, парусник.
Сампан с помпой выходил накануне в море, имея на борту сто оранжевых канистр, которые прибойной волной должно было вынести дня через три на берег. Утопленников в таких случаях не искали — океан слишком велик.
— И ни одной крысы, — сказал радист Йот. Старый удав терся головой об его шевелюру, подтаскивая лоснившееся тело, расцветкой напоминавшее куртку, которую носил Палавек в рейнджерах. Удав жил на сампане у прежнего владельца, купившего змею на архипелаге Маргуи, где их держали как кошек от крыс.
Тактика «морских удальцов» сводилась к немногим правилам, на выполнении которых Палавек, как командир, настаивал беспощадно. Прежде всего, обеспечивались надежные, если в Южных морях что-либо могло быть надежным, кроме человеческой жадности, отлаженные каналы снабжения. Две лодки мокенов оборудовали снятыми с бензозаправщиков полостями. Горючее перекачивалось в них с наливного судна, по радиосигналу, менявшемуся еженедельно, выходившего из порта Фукет в направлении островов Пипи. Боеприпасы для автоматов« Томпсон», гранатометов, пистолетов, снайперских винтовок обеспечивались с сампанов, занимавшихся переброской оружия в южные провинции Таиланда и северные районы Малайзии, охваченные повстанческими движениями. Отправители «товара», связанные с черным предпринимательством, грозили перевозчикам расправой за отпуск на сторону части «фрахта», но доллары делали «воров» смелее, да и неустойки покрывались незамедлительно.
Координаты засады определялись максимально приближенно к рубежу атаки. План имел несколько вариантов действий, чтобы в случае изменения обстановки согласованность не нарушалась. Первостепенное значение придавалось выдержке, спокойствию, дисциплине и профессионализму — владению абордажной техникой, оружием, радио, сигнализацией. Позже Палавек, именовавшийся теперь для всех Йотом, внес поправку в тактику, которая не учитывала поначалу уязвимость сложной техники — локаторов, газовых гранат, начиненного электроникой катерного двигателя и радиопередатчиков. Часть приходилось дублировать.
После нападения на огромный панамский сухогруз — третье судно по счету, предыдущие два пришлись на танкеры, из капитанских сейфов которых выбрали более двухсот тысяч долларов, — Палавек одного бойца оставлял в резерве. Десант, замешкавшийся перед растянутой на корме, видимо специально, колючей проволокой, смыли с палубы пожарными брандспойтами. Матросов, орудовавших шлангами, сравнительно легко можно было бы устранить, найдись под рукой кто-либо на катере. Палавек-Йог на атакуемые суда не поднимался, компанию при абордажах ему составлял удав, облюбовавший под пристанище тиковый гроб, принадлежавший механику. Дорогая домовина досталась тому от брата, утонувшего где-то среди островов Маргуи, а покойный брат получил ее в подарок от друзей в день женитьбы.