Университетский вопрос в России
Шрифт:
Не относится эта кассация и перетасовка окончательных отметок только к получившим хорошие отметки на «освободительных репетициях».
Но что касается этого «института», то здесь уже я считаю долгом отстаивать экзаменное дело против друзей хронического экзаменования вместо преподавания.
Я против воцарения экзаменования на месте преподавания и отнюдь не вижу идеала университетского образования в выучивании учебников к экзамену, но все-таки я стою за серьезный экзамен, за проверку серьезных, хотя и элементарных, познаний по крайней мере в объеме одного элементарного учебника по каждому предмету, а посему я против института освободительных репетиций.
Что это за экзамен такой, при котором я не могу спросить студента по всему курсу, а должен, например, ограничиваться 2-ю, 4-ю и 7-ю репетиционною порциею учебника, не трогая начала его, конца и некоторых средних порций – вообще тех порций, по которым получен хороший балл на репетициях? («Получившие балл «четыре» освобождаются от экзамена по соответствующему отделу». И нарушение этого принципа на экзамене, добавим от себя, было бы при этой системе своего рода вероломством.)
Экзамен должен проверить систематичность познаний, ясное обозрение целого и понимание связи частей, а я должен в качестве экзаменатора смотреть за собою, как бы не нарушить принципа quieta non movere: разрешился уже, дескать, от сего бремени, и теперь знать начало курса, его конец и т. п. уже не полагается!
К этому еще прибавлю, что как я ни низко ставлю такое университетское образование, которое
А именно здесь совершается умственная работа, полезная и необходимая не только для «получивших балл «четыре»» по репетиционным отделам, но даже и для серьезных людей, действительно изучавших данную науку, а не готовившихся только к репетициям по учебнику, – работа систематизации, приведения в порядок и единство целой, хотя бы и весьма элементарной, системы данной науки.
Ясное и систематическое обозрение и понимание и надлежащее упорядочение знаний дается только этого работою. Свидетельствую это с глубоким убеждением не только по теоретическим (довольно ясным) соображениям, но и по личным наблюдениям и личному опыту – гимназическому, университетскому и даже послеуниверситетскому. Я держал магистерский экзамен уже после написания объемистых научных монографий («Fruchtvertheilung» (268 с.) и «Lehre von Einkommen» (1-й том – 344 с.; 2-й том – 628 с.)), т. е. после довольно обильного изучения и обширной самостоятельной работы в сфере науки гражданского права. Я не могу сказать, чтобы я с особым удовольствием готовился к магистерскому экзамену после этих работ, но должен признать, что это приготовление, несмотря на все предыдущее знакомство с наукою (которое фактически отнюдь не оказалось способным избавить меня от необходимости учиться, подобно школьнику), принесло мне немалую пользу. Оказалось при приготовлении, что и прорех в области положительных сведений было немало, и пришлось привести и наличные знания в надлежащий порядок и систему. Для пояснения замечу, что я готовился к экзамену не по системе «двенадцати вопросов по выбору магистранта» [24] , а по всему курсу по собственной (одобренной в качестве достаточно полной факультетом) программе. Только такой экзамен и приготовление к нему, т. е. систематическое изучение всего курса (а не нескольких выхваченных из разных частей курса вопросов), отвечают задачам экзамена как такового и приготовления к нему [25] .
24
Ср. статью приват-доцента А. Пиленко о приват-доцентуре (Новое время, № 9056).
25
Если, с другой стороны, автор приведенной статьи полагает, что при (магистерском) экзамене по всему курсу «дело ограничивается некоторыми общими местами и более или менее удачным скольжением по пробелам», то по этому поводу можно отметить, что очень печально, если это «бывает» (бывает и то, что кассиры с кассами в Америку уезжают); радеющие о благе науки экзаменаторы экзаменуют иначе, а при билетной системе экзамен по необходимости имеет иной характер: приходится солидно готовить весь курс, а отвечать подробно по двум или трем вопросам (билетам) и разве в виде дополнения кратко ответить на вопросы, предложенные членами факультета сверх билетов, или показать особенно обстоятельные сведения по вопросам, особо выдвинутым в программе в качестве специально изученных. Такую систему и следует рекомендовать на будущее время, а систему нескольких вопросов по выбору экзаменующихся, где она практикуется, следовало бы устранить.
Еще более, конечно, полезна и необходима указанная функция экзамена и приготовления к нему для студентов, а система «освободительных репетиций», несмотря на возвеличение и гипертрофию экзаменования, как раз и экзаменных целей рационально не достигает, даже прямо портит и искажает разумный смысл и значение экзамена.
Ввиду указанной выше полезной функции повторения и целостного обозрения всей системы и связи совокупности положений данной науки к экзамену я, между прочим, считаю долгом выразить здесь по меньшей мере сомнение и в пользе недавно введенной в гимназиях меры, более, впрочем, резонной и обоснованной, нежели освободительные репетиции в учебных заведениях для взрослых, но в некоторых отношениях аналогичной с ними, а именно освобождения от экзаменов учеников, успешно учившихся в году, т. е. получавших хорошие отметки за ответы по заданным урокам. Эта мера, особенно в низших классах гимназии, имеет свои хорошие педагогические стороны; главным же образом она хороша тем, что освобождает детей от экзаменного напряжения сил и волнений. Поэтому она и пользуется популярностью в обществе, и выражение сомнения в разумности этой, по-видимому, весьма симпатичной меры может рассчитывать скорее на негодование, чем на согласие и одобрение, особенно со стороны «родителей». Но я все-таки думаю, что те родители, у которых имеются в распоряжении воспоминания о гимназическом изучении разных предметов, хотя бы, например, истории, истории литературы, географии, алгебры, геометрии, логики и т. п., и которые бы пожелали вспомнить и подумать, как они знали и представляли себе эти науки до экзаменного целокупного повторения и обозрения и какое капитальное превращение характера их познаний происходило от приготовления к экзамену, не стали бы с особенно большою уверенностью спорить против нашей защиты экзамена, а может быть, и совсем бы сложили оружие. Какая же это география без географической целостной перспективы, или история без исторической перспективы и обзора всей нити развития, или логика при раздробительном только учении, по кусочкам? В детском возрасте, правда, раздробительное учение по кусочкам, по две странички, или меньше, или больше, необходимо, как ни противно это смыслу и характеру наук, особенно некоторых из них. Я припоминаю из гимназического времени, что часто отдельные заучиваемые куски учебников, несмотря на достаточное понимание положений, содержащихся в этих кусках, возбуждали во мне большое недоумение: какой смысл этих учений, и для чего приходится заучивать эти положения? Потом только, при обозрении всей науки, видишь, что эти положения имеют смысл как логический базис (например, посылки) для дальнейших частей науки, уже имеющих ясную и самодовлеющую ценность; или начальные уроки, например, по истории литературы имеют дело с весьма несовершенными проявлениями, зачатками развития известной категории явлений, и смысл их упоминания и изучения начинаешь понимать и оценивать, обозрев дальнейший ход развития и совершенствования, etc. etc. Я помню, уже в университете крайне бессмысленно зубрил куски общей части догмы римского права к репетициям, которые устраивались по этому предмету по правилам Устава 1884 г. И уже у меня, помню, накипала вражда к римскому праву. Только потом мне по случайным причинам, а отчасти из желания разгадать наконец смысл разных частей так называемой общей части системы и смысл изучения этих положений, самих по себе нередко кажущихся бессмысленными и ненужными трюизмами (например, положений о рождении, о двух полах, разных родах вещей, о плодах и т. д.), пришлось прочесть непрерывно целый учебник по римскому праву, в том числе и не пройденные еще части, а потом и перевести этот учебник на русский язык, и только тогда, после обзора специальных частей, я понял смысл и значение общей части и разных ее положений,
Но, как бы то ни было, освободительные репетиции и вообще репетиционная система для взрослых людей, уже окрепших умственно и физически, развитых и с точки зрения характера, и воли, для людей, которых вообще можно и должно было бы избавить от необходимости раздробительного зубрения кусочков, ниже критики со всех точек зрения, и все подобные планы следует решительно и абсолютно отвергнуть, не умаляя ни в чем вполне разумного и ценного института единовременного экзамена по целой системе науки и заботясь, напротив, о повышении знания и серьезности этого необходимого учреждения.
К сказанному и предложенному в этом направлении я только еще считаю нелишним добавить следующую ограничительную оговорку.
Конечно, теперешняя постановка экзаменов по Уставу 1884 г. и отступлениям от него весьма безобразна, а предложенная выше система, по моему глубокому убеждению (может быть, я ошибаюсь), создала бы превосходную с психологической точки зрения – как с точки зрения студенческой, так и с точки зрения экзаменаторской психологии – почву для достижения серьезного и высокого уровня экзаменного дела, но как недостаткам Устава 1884 г. с его отменяющими дополнениями, так и достоинствам представляющейся мне наиболее удачною системы можно и должно (в случае согласия с изложенным выше) приписывать только относительное и скромное значение неблагоприятных и благоприятных условий, поскольку таковые зависят от законов и правил, регулирующих собственно экзаменное дело.
Я не могу добросовестно утверждать, что экзамен по существующим правилам необходимо должен получиться плохой, а по предложенным выше правилам – хороший или превосходный.
Важно еще – и очень важно, – кто экзаменует на почве тех или иных правил (могущих только путем косвенного психологического воздействия в известной степени влиять на характер экзамена). Если экзаменатор свою науку любит и предан душою науке и университетскому делу, то его экзамен никогда не будет дискредитировать кафедру и науку, а всегда будет серьезным, внушающим уважение экзаменом. И притом, заметим, не требуется даже особых экзаменных строгостей. Те из читателей-юристов, которые учились в Киевском университете, помнят, вероятно, профессора (он уже давно там преподает, состоит профессором и теперь), который вообще не резал на экзамене, а только в редких случаях незнания предмета делал краткое замечание о важности данной науки своим обычным, весьма серьезным тоном. Мы, по крайней мере наш курс, серьезнейшим образом готовились к его экзамену и стыдились бы явиться к нему с таким легким багажом, с каким мы подчас являлись к другим, более опасным с точки зрения экзаменных отметок, но не внушавшим к себе и к своей науке такого уважения, каким пользовался (надеюсь, и теперь пользуется, несмотря на общее – и в Киеве особенно сильное – падение престижа кафедры) этот профессор. Но такой luxus (пропускание всех) может с доброю совестью и с действительным успехом позволить себе только профессор, который пользуется исключительно внушительным престижем и уважением в студенческом мире, притом уважением особого оттенка и характера… «Обыкновенные смертные» и те, кто отнюдь не может пожаловаться на недостаток уважения со стороны студентов, подчас не возвысили бы, а только испортили бы экзаменную психологию таким отношением к делу. Поэтому я отнюдь не имел в виду приведенным примером выразить какое-либо общее правило: такого не может быть даже в случае весьма большого общего возвышения обаяния университетской кафедры по сравнению с теперешним, более чем скромным престижем университета и его кафедр. Я только хотел указать, сколь много зависит от личности профессора…
С другой стороны, если профессор не питает интереса, любви и уважения к науке и университетскому делу, относится к ним формально и индифферентно, а тем более если представить себе экзаменатора, который вообще думает только о скорейшем отбытии этого, как и других университетских занятий, и которому совершенно безразлично, живет ли или гибнет его наука в университете, занимаются ею студенты или нет, то экзамен и на почве наших правил может получиться очень плохой или и прямо недостойный [26] .
26
Такие экзамены, заметим, имеют гораздо более вредное влияние, чем имело бы, например, полное отсутствие каких бы то ни было экзаменов. Тогда бы молодые люди чувствовали свою полную самостоятельность и ответственность. А так их совесть усыпляется официальным штемпелем удовлетворительности ничтожных подчас до смешного познаний. Если же все без разбору получают хорошие отметки, то появляется даже своеобразное (по существу, конечно, нерезонное) чувство и соображение справедливости: «С какой же стати я буду учиться и трудиться, чтобы получить отметку, получаемую другими без этих усилий?» Возможны и еще худшие явления, прямо разрушающие всякие идеальные представления и настроения и порождающие пренебрежение к науке и даже цинизм у юношей, с верою и благоговением впервые вступивших в «храм науки» и в первое время усердно работавших.
Я предложил изложенный выше проект экзаменных правил не как университетскую панацею, а только как возможное улучшение формальных условий экзаменов, все-таки тоже не лишенных значения; а главная надежда на будущее должна опираться на уверенность, что предстоящая реформа обеспечит со временем замещение всех или почти всех кафедр такими профессорами, которые будут беречь идеальные интересы своей кафедры как зеницу ока и возвышать и оживлять свою науку в университете всеми силами и средствами, в том числе и путем вполне достойного и серьезного (хотя, может быть, в то же время и очень мягкого и гуманного) экзамена.