Утренний бриз
Шрифт:
Один из шахтеров, уловил шум его шагов и сказал:
— Кажется, кто-то тут бродит.
Все прислушались, но ничего не услышали. Гаврилович успокоил:
— Ветер это… а те гуляют или спят…
Но тут нога Ульвургына подвернулась, и каюр упал. В ту же минуту над ним выросло несколько человек. Чья-то сильная рука схватила Ульвургына за плечо и рывком подняла с земли, поставила на ноги.
— Кто ты? — голос у шахтера был злой. Несколько людей вплотную приблизились к Ульвургыну, внимательно его рассматривая. Испуганный
— Это подосланный Биричем шпик! — выкрикнул кто-то. — Бей его!
Из рук Ульвургына вырвали ружье, и на каюра посыпались удары. Он пошатнулся и упал. Сильные, безжалостные пинки обрушились на Ульвургына, и он от боли и от ужаса, что его сейчас убьют, закричал, и тотчас удары прекратились. Ульвургын лежал на земле скорчившись. Он не видел, как, растолкав возбужденных шахтеров, к нему подошел Гаврилович. Он сказал товарищам:
— Подождите бить! Надо разобраться, что это за человек.
Гаврилович наклонился над каюром и сказал, не повышая голоса, но строго и требовательно:
— Встань!
Каюр, ожидая, что на него снова посыплются удары, встал и увидел, перед собой лицо Гавриловича. Бородатый шахтер удивленно спросил:
— Ульвургын? Как ты тут оказался? — и, не выслушав ответа, пояснил шахтерам: — Это же каюр, что с Берзиным возвращался. Его ищут, чтобы тоже… — Гаврилович не договорил, но все поняли, что он имел ввиду, а шахтер уже торопил Ульвургына: — Ну… рассказывай.
Каюр сбивчиво все рассказал о себе. Шахтеры изредка перебивали его рассказ вопросами или, не удержавшись, произносили крепкое словцо в адрес убийц. Когда Ульвургын замолк, Гаврилович сказал:
— Прости, брат, что помяли тебя маленько. Так уж случилось, — шахтер обнял за плечи каюра. — Ты хорошо сделал, что пришел сюда к нам…
Он подвел Ульвургына к могиле. Страх каюра прошел. Сейчас он чувствовал, что находится среди своих.
Шахтеры взялись за лопаты. Когда вырос холм мерзлой земли, они постояли около него в молчании. Гаврилович первым нарушил его:
— Пошли, товарищи…
На прощание шахтер посоветовал Ульвургыну:
— Ты, каюр, уходи из Ново-Мариинска. Здесь не спрячешься. Убьют тебя. Беги в Марково, скажи товарищам, что здесь случилось. Поспеши…
Они расстались. Шахтеры исчезли в темноте, Ульвургын еще постоял около могилы и направился к своей упряжке. Теперь он хорошо знал, что надо делать. Шахтер сказал ему, чтобы, он ехал в Марково. Там должны узнать, что здесь случилось. Он только на минутку заедет домой, а потом в путь. Ульвургын вскочил на нарты и погнал собак:
— Га, ра-ра! Га, ра-ра!
Нина Георгиевна и Наташа еще не спали. Они лежали в душном пологе и тихо переговаривались. Женщины чувствовали себя глубоко несчастными. Они ни на минуту не выходили из яранги, старались занять чем-нибудь детей Ринтынэ, чтобы они не убежали на пост и не проболтались о них. Дни тянулись монотонно, и однообразно. Уже в какой раз женщины обсуждали свое положение. Бежать из Ново-Мариинска было не на чем. У них нет упряжки. Но и оставаться в яранге Ульвургына тоже нельзя.
У Ринтынэ кончились продукты, а купить в лавках у купцов она не могла. Не было ни денег, ни пушнины. В долг ей не давали. Жена бедняка каюра — ненадежный должник.
— Если бы приехал Антон, — шептала Наташа, глотая слезы. — Он бы нас спас.
— Приедет, конечно, приедет, — успокаивала ее Нина Георгиевна. — Он, наверное, выжидает удобный момент, чтобы пробраться к нам и увезти нас.
Наташа сквозь слезы улыбнулась:
— Антон такой сильный, и так он меня любит… Я знаю, что он приедет за нами. Ты права, Нина.
Днем жена Ульвургына принесла печальную весть о гибели Берзина и его товарищей. Оттырган, Вуквуна, Мохов, а также муж Ринтынэ, которые ехали с ревкомовцами вместе, ускользнули от засады и где-то скрываются в тундре. Это жена каюра узнала на посту. Там слухи распространяются очень быстро.
Узнав, что Антон жив, Наташа несокрушимо уверовала в их с Ниной Георгиевной спасение.
Долго разговаривали в эту ночь женщины. За меховой стеной яранги посвистывал ветер, было слышно, как трескается на лимане лед. Звуки эти заглушили шум подъехавшей упряжки. Только когда Ульвургын по привычке громко прикрикнул на собак, женщины, не узнав его голоса и не разобрав слов, поняли, что кто-то войдет сейчас в ярангу, и испуганно прижались друг к дружке. Они прислушивались к тому, как вошедший в ярангу человек что-то негромко бормочет. Других людей не было слышно. Нина Георгиевна шепнула:
— Он, кажется, один.
У обеих сразу же мелькнул слабый лучик надежды. Может быть, это Антон? Проснулась и Ринтынэ. Она сразу же услышала, что в яранге кто-то есть, и по привычке, прежде чем ее успели остановить, откинула край полога. Из темноты потянуло холодом. Ринтынэ спросила:
— Кто?
Ульвургын откликнулся, и Ринтынэ с радостным возгласом вскочила на ноги, начала одеваться:
— Кто это? — спросила Нина Георгиевна, крепко сжимая револьвер.
— Ульвургын! — весело ответила Ринтынэ. Наташа, устремившись следом за Ринтынэ, уже тормошила каюра.
— А где Антон, что с Антоном?
Ульвургын молча протиснулся в полог. Затеплился жирник и осветил тесное помещение. Проснулись дети. Они таращили глаза и не могли спросонья понять, что происходит. Наташа продолжала тормошить каюра, держась за его рукав.
— Где Антон? Мохов где?
Ульвургын потряс головой:
— Не знаю, не видел.
Наташа беспомощно оглянулась, отпустила руку Ульвургына и заплакала. Нина Георгиевна обняла ее, прижала к себе.
— Жив он, жив. Приедет, — и спросила Ульвургына: