Утренняя луна
Шрифт:
Джекка натянула одну из футболок Триса и пошла за ним на кухню.
— Ты шутишь, да?
— Нисколько. Как ты думаешь, три яйца помогут тебе продержаться до одиннадцати?
— Сколько джина ты добавляешь в яйца?
Трис хмыкнул.
— В яйца я добавляю только ром, да и то лишь когда пытаюсь сломить твое сопротивление. Иди оденься, иначе я не смогу сконцентрироваться.
Джекка порывисто вздохнула. Трис видел, что она по-настоящему взволнована, поэтому отошел от плиты, взял ее за плечи, прижался лбом к ее лбу.
— Джекка, послушай. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. — Оба знали,
— И Нелл. Эти ребята — ее идея, а не моя.
— Вы обе молодцы, — сказал Тристан, и в его голосе было столько тепла, что Джекка не могла не улыбнуться. — Твое искусство и твое благородное сердце подтолкнули их к тому, на что никто не считал их способными.
— Надеюсь на это.
— Ладно! — Трис взмахнул рукой. — Иди одевайся. Вижу твои голые ноги и схожу с ума. Боюсь, не смогу сдержаться и займусь с тобой любовью прямо здесь, на кухонном полу.
— Может быть, мы…
— Искусительница! Немедленно уходи! — Тристан повернул ее спиной к себе и подтолкнул к двери в спальню.
Джекка неохотно вышла из кухни и, оказавшись в комнате, начала медленно одеваться. Не один раз она напомнила себе, что это не Нью-Йорк и не выставка ее картин. Здесь не будет злобных критиков, которые разнесут ее творения в пух и прах, навсегда изменив ее жизнь. Все равно она нервничала, очень уж не хотелось подвести детей.
Сможет ли маленькая Кейлин пройти по подиуму перед сотней зрителей? Девочка настолько застенчива, что даже говорит не поднимая глаз. Джекка представила себе Кейлин, стоящей в начале подиума и наотрез отказывающейся идти вперед, и чуть не расплакалась.
В той или иной степени все дети, для которых шили костюмы, за исключением Нелл, плохо приспосабливались к окружающим условиям. Над ними смеялись или издевались в школе.
Джекка снова подумала: интересно, как Роэну удалось воздействовать на этих детей? Нелл сделает все, что ей скажут, но остальные…
Она решила, что сегодня ей не следует привлекать к себе внимание — день принадлежит только детям, — и потому надела черное платье, которое привезла с собой из Нью-Йорка. Потом, расправив плечи, вошла в кухню.
— Вау! — одобрительно воскликнул Трис. — Когда ты в этом платье, на детей никто не посмотрит.
— Вообще-то я старалась одеться как можно незаметнее.
— Не получилось, — констатировал Трис и поставил перед ней тарелку с яйцами и беконом.
— Ты так думаешь, — сказала она, — только потому, что… — она не договорила всего два слова — «любишь меня», потому что не смогла их произнести. Не должна.
— Да, это так, — торжественно проговорил Трис и пошел одеваться, велев Джекке позавтракать.
Спустя тридцать минут они уже сидели в машине: Трис был в смокинге, Джекка — в черном платье и в туфлях на высоких каблуках. Ее короткие темные волосы были уложены респектабельными волнами, макияж был едва заметным.
Трис поцеловал ей руку и спросил, готова ли она.
— Думаю, что да, — сказала Джекка, впрочем, без особой уверенности в голосе. Ее буквально трясло от волнения.
— Трепещи, Саванна Макдауэлл, Джекка Лейтон идет! — сказал Трис и завел двигатель.
Место проведения шоу произвело на Джекку впечатление, особенно огромный кирпичный дом. Он был построен в соответствии с тоном, задаваемым соседним Вильямсбургом, и к нему напрашивалось определение «колониальный».
— Нравится? — спросил Трис, видя, что Джекка с любопытством разглядывает каменную громадину.
— Как колледж низшей ступени? Безусловно.
Тристан не улыбнулся.
— Как дом.
— Для такого дома я слишком «синий воротничок». Мне нравятся… — Она едва не сказала то, о чем впоследствии могла пожалеть. Ей хотелось признаться, что ей нравятся старые дома у озера. Его дом — милое старое сооружение, где дверцы кухонных шкафов не закрываются, у мебели местами протерлась обивка, скрипят полы, а маленький врачебный кабинет словно сошел с картины Нормана Роквелла [12] . Ей очень нравится дом Тристана, где она просыпается под птичьи трели, и занимается любовью с главным мужчиной ее жизни на островке в пруду, в котором утки уже знают, что она принесет им еду, и игровой домик в лесу ждет, когда она вернет его к жизни.
12
Норман Роквелл (1894–1978) — американский художник.
— Мне нравятся квартиры в Нью-Йорке, — наконец сказала она и заметила, как Тристан нахмурился. Не это он хотел услышать. Однако Джекка не могла сказать правду, выразить свои истинные чувства.
Трис подъехал к задней части дома и припарковался на обозначенном для парковки месте. Хотя они приехали за несколько часов до начала шоу, там уже сновали мальчики в ярко-желтых курточках, нанятые, чтобы помогать гостям парковать машины.
В середине просторной лужайки площадью не меньше акра была сооружена Т-образная платформа. Это был подиум, ничуть не меньших размеров, чем на модных показах Нью-Йорка или Парижа. Рядом располагалась большая палатка — скорее даже шатер — из бело-голубой полосатой ткани. Вокруг подиума были расставлены стулья — не меньше сотни.
— Вечеринка требует больших площадей, — сказала Джекка.
— Тайлер каждый год говорит то же самое, только не о площадях, а о затратах, — сказал Трис, выходя из машины. — Я отменил репетицию и сказал Саванне, что все устрою сегодня утром, так что…
— Она сейчас явится и уведет тебя?
— Скорее всего. С тобой все будет в порядке?
Джекка огляделась и увидела стоящий в дальнем углу площадки потрепанный пикап Роэна.
— Люси и я будем заняты детьми и платьями. Полагаю, нам некогда будет скучать.
— Похоже, меня заметили, — сказал Трис, глядя на высокую дорого одетую женщину, направлявшуюся к ним.
— Полагаю, это Саванна Макдауэлл? Ей следует попробоваться на роль в «Отчаянных домохозяйках Эдилина».
— Надеюсь, ты ей об этом скажешь.
Саванна проигнорировала Джекку, как будто той и не было вовсе, взяла Триса под руку и уверенно, как свою собственность, его увела.
Джекка только покачала головой и направилась к шатру. У входа ее встретила Люси.
— Они не пустят туда ни меня, ни тебя.