Утро вечера мудренее
Шрифт:
– Оттуда, - указал почему-то на потолок Генка.
– Мне сообщил...
– Кто?
– Руководитель кружка юннатов! Они там ведут переписку со всеми, кто подарил нам саженцы в порядке шефской помощи. Под девизом "Сады тайге". Понял?
Он выговорил это с такой гордостью, будто сам вел переписку.
– И зима ожидается лютая, - обрушил он вдруг на Макара самый веский аргумент.
– А ты откуда знаешь?
– Мне в кружке "Юные борцы с плохой погодой" сообщили, - выпятил грудь
– Да ты что, все кружки обошел?
– Не все, - отвел глаза Генка.
– В кружке вязания "Наша петля" не был. Там одни девчонки, вяжут рукавички, шарфы в помощь малышам из садика номер девятнадцать... А зачем им рукавички? Пусть закаляются.
Он презрительно сплюнул.
– Когда я в садик ходил, нам никто не вязал. А простудишься - по шее!
– Правильно!
– оживился Макар.
– Пусть они тоже закаляются.
– Кто?
– не понял Генка.
– Деревья. Нам вон на каждом уроке физкультуры говорят: закаляйтесь, закаляйтесь, от всего этого только польза.
– Что бы болтаешь? Разве деревья понимают, что им надо закаляться? Они возьмут и погибнут.
Их спор прервал звонок.
В классе Макар заметил, что все перешептывались и как-то враждебно смотрели на него. Сначала он не придал этому особого значения. Но вот начался урок рисования. Как всегда, Макар забыл дома циркуль. Он повернулся к сидевшей рядом толстой Зое Чепуровой.
– Дай циркуль.
Но та дернула плечом и промолчала.
– Ты что, не слышишь?
– потянул ее за рукав Синицын.
Зоя вдруг сердито отодвинулась:
– Не трогай меня! Я с тобой не разговариваю.
У Синицына из рук выпала резинка. Зойка, толстая добродушная Зойка, от которой никогда слова плохого не услышишь, готовая поделиться последним бутербродом, не хочет вдруг с ним разговаривать. Сначала он решил, что ослышался.
– Это ты со мной не хочешь разговаривать?
– А то с кем!
– она повернулась, и Макар впервые увидел злость в ее маленьких голубых глазках.
– Ты еще набрался нахальства спрашивать?
– Да что я тебе сделал?
Учительница постучала по доске мелом.
– Перестаньте разговаривать!
Макар затих и нахохлился. "Что сегодня происходит? Пришел в школу с таким хорошим настроением - и на тебе! Все стараются насолить. Что они - не выспались?"
На перемене его настроение окончательно испортилось. Куда бы он ни пошел - все от него отворачивались, даже старались не замечать. Мимо проходил Олег Черепанов, неестественно скосив глаза в сторону.
– Алька!
– окликнул Синицын и почувствовал, что голос его стал почему-то противным, заискивающим.
– Я тут у одного иностранную марку видел...
Но Черепанов втянул голову в плечи и даже ускорил шаг. Это было невероятно! При упоминании о марках он обычно становился сам не свой и вцеплялся в человека мертвой хваткой. Он загонял его в угол и готов был восторженно слушать самые длинные и самые нудные рассказы о марках. По слухам, Алька собирал марки еще с ясельного возраста.
После этого Синицын совсем пал духом. Сел на свое место и уныло уставился в пол. Но вот рядом остановились голубые ботинки с поцарапанными мысами. Макар медленно поднял голову.
Перед ним стояла, заложив руки за спину, Даша и презрительно смотрела сверху вниз. У Синицына тоскливо зачесался нос.
– Так ты, оказывается, не только хвастунишка, - Макару казалось, что голос ее звенит на всю школу, хотя Даша говорила почти шепотом, но и предатель!
– Кто - я?
– забормотал он, и у него глупо отвисла нижняя губа. Ты видела? Докажи... Я предатель?!
Даша повернулась и ушла на свое место. А Черепанов встал, смущенно поправил очки и повернулся к классу.
– Тихо!
– крикнул он, хотя вокруг уже давно царила тишина.
– После уроков не расходиться: будет классное собрание. Тайное, без учительницы.
– Почему тайное?
– крикнул кто-то.
– Потому, - ответил Лысюра важно, - что будем судить предателя М.И.Синицына.
Макар задохнулся:
– Меня... судить?
– А кого же еще?
– криво ухмыльнулся Живцов.
– У нас больше нет других предателей...
Но тут же умолк: в класс вошла Нина Борисовна.
Синицын опустился на свое место. В голове его гудело, как в школьном коридоре на большой перемене.
"Обижают, - он вдруг шмыгнул носом, - все меня обижают, даже Зойка и та..."
Зойка, услышав шмыганье, повернулась, и глаза у нее были по-прежнему добрые - маленькие, голубые, жалостливые.
– Ты не переживай, Синицын, - участливо зашептала она.
– Мы сильно судить не будем. Ну, вынесем общественное порицание. Только ты больше не предавай, ладно?
Синицын обозлился. Мало того, что ни за что ни про что на него напали, так его же и утешают.
– Не твое дело, - оборвал он Зойку, и та обиженно отвернулась.
Весь урок Синицын сидел как на иголках. Еле дождался звонка. Нина Борисовна продиктовала домашнее задание, собрала со своего стола тетрадки, журнал и ушла. Все тоже делали вид, что собираются, но сразу после ухода учительницы Живцов подскочил к двери, заложил ее ножкой стула. Класс загудел.
– Чш-ш-ш!
– зашипел Черепанов, поднимая руку.
– Особенно не орите, - добавил Лысюра.
– Будем проводить тайное подпольное собрание.
– Как не орать!
– взорвался Живцов.
– Если в наши ряды пробрался шпион, предатель...