Утро вечера мудренее
Шрифт:
Оба почему-то говорили "они", хотя никого не видели в саду в то время, когда здесь летала солома. Но ведь ясно, что один "кто-то" не мог за минутку укутать сто деревьев, да еще Лысюру впридачу!
– А я, понимаешь, испугался, что ты в дерево превратился, тараторил Синицын.
– Хорошо, если в яблоньку или вишню, хоть польза будет, а если в дуб?
Он принялся отряхивать товарища от соломы, причем так лупил его по спине, что заклубилась прошлогодняя пыль из подкладки.
– Сам ты дуб, - со злостью отпихнул его Лысюра, но при виде укутанных саженцев снова пришел в хорошее настроение.
– Слушай, а какое волшебное слово ты сказал, что солома сама полетела?
– Так я тебе и признаюсь!
– присвистнул Макар.
– Тайный секрет. Хватит и того, что я на твоих глазах чудо сделал. Я хотел при всех, чтобы потом не говорили, что я обманщик.
– При всех?
– ужаснулся Лысюра.
– При всех ни в коем случае не делай чудес!
– Это почему?
– опешил Макар.
Лысюра оглянулся, как вчера, по сторонам.
– Сам не понимаешь? Каждый попросит тебя сделать какое-нибудь чудо лично для него. Ну, вот Пономаренко захочет стать сильнее всех, он давно об этом мечтает; Живцов потребует, чтобы его "Любознательный" всё на свете знал; Черепанов - чтобы редкую марку ему достать... Да мало ли что каждый попросит. Чудес на всех не напасешься.
– И верно, - растерялся Синицын.
– А кто-то тоже захочет учиться на пятерки...
Тут Генка попал в точку: Макар не хотел, чтобы и другие учились на одни пятерки, отвечали без запинки на любые вопросы. Тогда на него, Синицына, никто и внимания не будет обращать.
– Это все захотят учиться на пятерки, а уроки не готовить и в учебники не заглядывать, - горячо поддакнул он.
Лысюра добавил:
– Как пишется в плакатах: "Без труда не вытащишь и рыбку из пруда", "Кончил дело - гуляй смело!"
– А как же мы скажем про это?
– задумался Макар, глядя на укутанные деревья.
– Догадаются же, что без чудес тут не обошлось: ведь еще вчера эти деревья были голые...
– Вот что, - решил Генка.
– Выкрутимся так: своим ребятам скажем, что это мы сделали, пришли на участок спозаранку, а Нине Борисовне что весь класс сделал.
– Не поверят, - закряхтел Синицын.
– Вдвоем - это же всю ночь надо биться, и то не получится.
– Не беспокойся, - махнул рукой староста.
– Я знаю, что говорить.
– Может, обратно их раскутать?
– неуверенно начал Синицын.
– А то начнут допытываться, что и как, - хлопот с этим чудом не оберешься.
– Что ты, что ты!
– переполошился Лысюра.
– Ни в коем случае. Вот только надо что-то сделать, а не пойму что.
Он прищурился и огляделся вокруг.
– Что сделать?
– не понял Макар.
– Да вот, понимаешь, здесь что-то не так. Посмотришь на участок и кажется, что тут не люди работали, а какие-то волшебники-невидимки. Чисто, понимаешь, аккуратно... Мы, когда в прошлом году укутывали деревья, так намусорили, что Егор Сергеевич два часа потом ругался.
Подумал и добавил:
– Два с половиной часа.
Синицын догадался:
– Надо солому рассыпать кругом!
– Правильно!
– заорал Генка, и они вдвоем принялись за "работу". Распотрошили не одну кучу соломы и разбросали по всему участку. Старались, пыхтели, с ног до головы обсыпали сами себя соломенной трухой.
Вдруг из-за низенького забора послышались голоса:
– Эй, что вы там делаете? Зачем солому разбрасываете?
Друзья испуганно замерли. Но тут же облегченно вздохнули: над забором торчали головы одноклассников.
– Наши...
Лысюра стал размахивать пучком соломы:
– Заходите, ребята! Сейчас вы ахнете!
И впрямь, едва ребята появились на участке, у них вырвались крики удивления.
– А ведь наши деревья уже укутаны!
– Здесь и делать нечего!
– А мы спешили...
Лысюра сиял, словно электрическая лампочка.
– Видали? Это я с Синицыным, - подбоченясь, он небрежно кивнул на Макара. Тот только хлопал глазами.
– С рассвета вкалывали в поте лица. За вас, понимаешь, старались. Скажите спасибо, высморкайтесь и спать идите.
– А кто вас просил?
– вдруг ощетинился Живцов.
– Как - кто?
– осекся Лысюра и только тут заметил, что все смотрят на него как-то недружелюбно.
– Да вы что, ребята? Ведь вчера сами же просили Синицына, то есть обязывали... Вынесли решение.
– Никто его не обязывал, - вмешался Пономаренко, по обыкновению зажмуриваясь, когда он говорил что-то резкое.
– Ему просто вынесли общественное суровое порицание. Ты что, забыл?
А Зойка вдруг взвизгнула:
– Это ты заставил его работать всю ночь!
– сжав кулачки, она подступила к старосте.
– Ребята, он же все время талдычил вчера, помните, чтобы Макар всю ночь работал на участке. Ах ты, рабовладелец несчастный!
Лысюра попятился:
– Какой я тебе рабовладелец? Я, если хочешь знать, и сам работал с ним вместе...
Он зачем-то ткнул ей под нос пучок соломы.
– Как же, заставишь тебя!
– ехидно бросила Поспелова.
– Руководил, наверное, а не работал. Знаем!
Живцов рубанул воздух ладонью:
– В общем, вы как хотите, а мне чужая работа не нужна. Положено мне укутать четыре саженца, вот я и укутаю.
И он решительно направился на соседний участок.
– Я тоже! И я!
– раздались голоса. Все потянулись за ним.
Лысюра побледнел.
– Да вы что, с ума сошли? Там же участок четвертого "Б"! Мы с ними соревнуемся.
– А куда нам идти?
– огрызнулся Черепанов.
– Участки других классов за городом. Не поедем же мы туда?
– Да зачем вам куда-то ехать?
– надрывался Лысюра.
– Работа наша сделана, садись, отдыхай. В землю поплевывай.
– Отдыхать?
– изумился Пономаренко.
– Мы еще и не работали.
– Что мы - тунеядцы?
– Зойка стала потрошить кучу соломы.