Уютная, родная, сводная
Шрифт:
смотря на пьяные рожи гостей, улыбаться им, вытирать слёзы невесте. Никогда не видеть, не встречать, не вспоминать, не представлять, как это - целовать девушку,
смотря на которую, хочется одновременно раздеть её, наслаждаясь собственным бесстыдством, и укрыть одеялом, оградив от всего мира. Целовать её светлые волосы и заплаканные глаза, целовать прокусанные губы, целовать шею, не укутанную шарфом... И он поцеловал. Полшага навстречу. Сграбастал в объятья,
приподнял вдоль своего тела, игнорируя удары по спине и плечам, и целовал.
Долго, настолько долго, что закончилось дыхание, а останавливаться страшно,
невозможно, лучше умереть от нехватки кислорода, чем от нехватки её губ. Дёрнул за светлые волосы, быстро вдыхая и выдыхая, давая ей перевести дух, и снова вышибающий почву из-под ног поцелуй, ледяные пальцы на коже головы, пальцы,
дёргающие волосы, пальцы на шее, царапающие. Чёрный вход ресторана оказался открытым, какая-то подсобка с тусклой лампочкой Ильича, стол, сетка с капустой в ногах, тёплые колготки, валяющиеся где-то, судорожно расстёгнутый ремень... и громкий шёпот, отчаянный. О том, какая же она глупая, что надо было просто подождать, они бы разобрались сами, между собой, и Бронислав смог бы быть с
Людой, смог, обязательно. Что любит её, так любит, что дышать тошно, видеть невозможно, думать страшно, представлять невыносимо. Теперь поздно, теперь он женат, теперь у него будет ребёнок, ещё и ребёнок... Вколачивал «люблю» каждым толчком, каждым вздохом, каждым всхлипом, вколачивал своё отчаяние, свою любовь, безнадёжность...
Бонус. Бронислав и Людмила. Часть 4
И нельзя сказать, что семейная жизнь Бронислава не складывалась. Они переехали в коттедж, выделенный молодой семье, жили в одной комнате, не было средств обставить остальные. Тесть порывался помочь финансово, привозил толстые конверты и орал на всю улицу, что свою кровинку не за нищеброда выдавал. Ирина не выходила даже поздороваться с родителем, а в третий приезд
Бронислав с грохотом закрыл перед обкомовским носом дверь. Взять бы деньги, да и жить, но не мог. Когда молодой муж перевёлся на вечернее отделение,
устроившись на работу, стало легче, появилась какая-то мебель, купили новенькую коляску для будущего ребёнка. Они были, словно два ребёнка, решивших поиграть в понарошечную семью, вот только никто не крикнет в окно, прекращая игру,
загоняя заигравшихся детей домой. А Ирина не прекращала плакать, после свадьбы она ещё раз сходила к врачу, ребёнка она так же не хотела, да и Бронислав никак не мог проникнуться ролью будущего отца, но сроки прошли, на искусственные роды не решились. Так и жили, не родные люди и не чужие. Как троюродные брат с сестрой, встречаясь на нейтральной территории - кровати. Там Ирина не отказывала, а Бронислав не спешил отказываться. Никто не произносил вслух, но растущий и, в конце концов, ставший огромным живот Ирины не приносил никому радости. Кроме, пожалуй, родителей Бронислава, особенно матери, которая на последних сроках невестки взяла все хлопоты по хозяйству на себя, давая возможность спокойно окончить училище, без лишних нервов, и иногда на служебном автомобиле приезжала мать Ирины. Галина, именно так она просила себя называть, положила купюры на маленькую тумбочку у дивана и на возражения
Бронислава отрезала, что он может хоть траву на огороде жевать, а её дочь и будущий внук или внучка будут хорошо питаться и носить удобные вещи. Зыркнула так, что слов возражений не нашлось, Ирина тоже не спешила возражать. Как понял
Бронислав, родители Ирины были не слишком близки, скорее их держал вместе статус мужа. Одному необходимо быть семейным, иметь «крепкий тыл», а тыл в свою очередь не спешил отказываться от льгот жены секретаря обкома. - Сыночек,
– мама присела на краешек стула и по привычке теребила уголок неизменной шали.
– Что же Ирочка извелась вся? Не ладится у вас? Ты бы был поласковей с ней... всё же жена твоя, не чурбан у печки.
– Нормально всё, - Бронислав вздохнул.
– Не очень у вас красиво получилось, но если есть любовь, всё сладится, сыночек, в семье всегда трудно, ты уж постарайся... Бронислав сглотнул. Если есть любовь. А если нет её, любви? Ни с той стороны, ни с этой. Есть по отдельности, у каждого своя. У
Бронислава - Людочка, о которой он думал почти всё время, обещая себе не вспоминать, не представлять, выкинуть всё из головы и посвятить себя полностью семье, и каждый день нарушая своё же обещание. У Ирины - Богдан. Смешно и противно, но что есть, то есть. Однажды Бронислав не выдержал, спросил, зачем она цеплялась за него, почему отказалась идти за Богдана, если любит его, он и ребёнка был готов принять за обкомовский паёк. На что Ира коротко ответила: - Он подлый, с подлым счастья не будет.
– А со мной будет? - С тобой... - она посмотрела внимательно на Бронислава, - с тобой, может, и будет, - и снова залилась слезами.
Антонина помолчала ещё немного, неудобно вмешиваться в личную жизнь взрослого и уже женатого сына, но смотреть на неживые лица обоих не было никаких сил. Ребёнок родится, ещё сложнее станет, всё, что сейчас копится - начнёт вырываться скандалами, да обидами, а малышу расти в такой обстановке - нервы с малых лет портить, - думала Антонина. - Сыночек, может, я чем помочь могу,
может, отец? Может деньгами, так мы дадим, у нас отложено, ты знаешь.
– Мам,
какие деньги, не вздумай! Я справляюсь, тёща вон помогает, продукты привозят, я таких и не видел никогда раньше, а тебе климат менять надо, даже врачи говорят. -
Но... сыночек, не дело это - ребёнку рождаться в такой семье... Вы же сычами друг на дружку смотрите. Богдан почесал затылок, неужели со стороны так смотрятся?
Или это только мать видит? Говорят, материнское сердце не обманешь.
– Ира в мед хотела поступать, а теперь накрылся её институт, вот и плачет она.
– Почему накрылся? - Так он же в области, про Москву уже и разговора нет, к тому же очный,
а куда теперь... с этим... - Бронислав поперхнулся. Надо же было «залететь». Не было бы этого пуза - всё бы было по-другому, а теперь и ему не развестись, не бросить их, и Ирке жизнь перековеркана.
– Да разве я не человек? - всплеснула руками Антонина. - Разве не посижу с ребёнком? Пусть девочка учится, если это мечта её. - Как ты посидишь, а кормление? - Кухни есть молочные, вывернемся,
пусть Ирина учится, коли ей это так надо. А может, вдали молодые и ценить друг друга начнут - рассуждала про себя Антонина. - Мне будет в радость, сыночек, а
Ирина пускай учится. Так и получилось, родился мальчишка, крепкий, чернявый,
как Бронислав и его отец, крикливый, требующий внимания, к которому приклеилась имя Марк ещё в роддоме. Обмывали ножки уже Марку, а не просто новорождённому сыну. Антонина сбивалась с ног к вечеру, как сыну вернуться домой и подхватить «вахту». Иногда приезжала Галина и буквально заставляла
Антонину отдохнуть, вырывая у неё из рук младенца, грязные пелёнки и посуду,
иногда заявлялся отец Бронислава - Евгений, и довольно крякал в усы, когда цепкие ладошки хватали их и тянули со всей силы. Ирина поступила в институт, скорей всего, слово замолвила Галина, для которой перспектива дочери остаться без высшего образования была поперёк горла. Всю неделю Ира жила в области, в общежитии, а на выходные приезжала домой, уставшая, но весёлая, она подхватывала сынишку, не спускала его с рук, ластилась к мужу, провоцируя на жаркие ночи, а в понедельник, первым автобусом, уезжала. Как ни странно, а