Уютная, родная, сводная
Шрифт:
Бронислав сам не заметил, как привязался к крикливому младенцу. Осознание, что этот малюсенький человечек полностью зависит от него, даже от настроения -
Марк устраивал многочасовой плач, если в доме назревал конфликт, - было странным, немного щемящим, даже болезненным. Как и понимание того, что это навсегда. Если раньше у Бронислава проскакивали мысли о разводе через несколько лет, то теперь он точно знал - он не разведётся. Его сын должен жить с ним... Это перечёркивало, убивало в зародыше слабую надежду жить когда-нибудь с Людочкой, мысли о которой буквально отравляли Бронислава, как парализующий яд кобры, если выбирать между негаданной любовью и сыном - Бронислав всегда выберет сына. Если и попросит когда-нибудь Люда о подобном выборе. Он нашёл её осенью, после рождения Марка, ноги сами принесли к училищу, а глаза
Бронислав догнал и перекрыл дорогу, не давая ступить шаг в сторону или вперёд.
–
Зачем ты пришёл? - посмотрела с вызовом. - Хотел тебя увидеть.
– Увидел? - Нет, не насмотрелся, - схватил за запястье, отмечая про себя, какое оно тонкое, как детское.
– Уходи, Боря, - она почти плакала, но губы поджимала, смотрела зло.
– Нет, -
упрямо покачал головой.
– Нам нельзя, - она отступила на шаг, - нельзя, ты женат, у тебя сын, Марик...
– Да, - согласился, - женат. И сын есть, Марик, всё, как ты говоришь, как ты устроила, когда вы с Богданом цирк тот затеяли. - Так иди к жене и сыну, - ещё раз попыталась обогнуть высокого парня, сжавшись, как в ожидании удара. - Пойду, обязательно пойду, куда я теперь без них, - обречённо развёл руками.
– Мне тошно без тебя, понимаешь, я дышать не могу, спать не могу, есть...
все мысли о тебе, что было бы, как было бы, что случилось бы. Я на Марика смотрю и думаю, каким бы он был, роди ты его мне, домой захожу и думаю, как бы было, живи я с тобой, и так бесконечно. - Я бы в институт не поехала учиться от ребёнка, - проскочило осуждение в интонации. - Не надо, Люд, это мечта её, всегда была. Может, она врачом знаменитым станет и болезнь какую-нибудь неизлечимую научится лечить.
– А ребёнок без матери растёт! - выпалила и осеклась. - Снова начинаешь? - уставился в упор. - Всегда знаешь, как должно быть, никаких отступлений от прописных истин, какой рукой ложку держать, как детей воспитывать, кто, что и кому должен, всё у тебя расписано. Так? - Я просто... -
стушевалась и сделала ещё одну попытку уйти, даже убежать.
– Да стой ты!
– не выдержал и дёрнул на себя. - Мы же можем спокойно поговорить? Где-нибудь... где тихо. - Мне учить надо, - но осталась стоять на месте. - Значит, провожу тебя.
Проводил прямо до комнаты, до кровати. Люда переехала на третий этаж, жила теперь с Миланой, той, что когда-то познакомили с Богданом, Бронислав не стал уточнять, как они уживаются в одной комнате. - Привет, - прощебетала Милана,
тараща удивлённые глаза на гостя.
– Мне, наверное, лучше погулять, да? - это она спросила саму себя, и сама себе ответила. - Погуляю. Бронислав кивнул,
соглашаясь, понимая, что, скорей всего, рано или поздно, о визите станет известно его жене.
– Боря, - Милана топталась на пороге, сжимая в руках шапку, выглянула в длинный коридор, где скрылась Люда с чайником в руке.
– Лучше я скажу, всё же...
не надо тебе с ней... этого... Он молча посмотрел на Милану и ухмыльнулся. -
Понимаешь, он её побьёт, снова. - Кто? Кого? - не понял Бронислав, никак не улавливая ход мысли.
– Богдан, - Милана вздрогнула, словно увидела ядовитую тварь.
– Он после вашей с Ирой свадьбы сильно избил её, орал, что это она виновата, и что видел её с тобой, он много чего кричал... два ребра ей сломал. Его на пятнадцать суток забрали, потом осудили условно, недавно совсем, родители приходили сюда, просили Люду забрать заявление, но она не стала, зря... он теперь совсем невыносимым стал. Лучше бы его посадили, - последнее предложение
Милана прошептала себе под нос. - И она до сих пор с ним? - тряхнул головой,
отказываясь верить. - Нет... но он приходит постоянно, кричит, месяц назад она пришла с синяком под глазом, сказала - о дверь ударилась, но я знаю, что это он...
Если узнает, что ты тут был - снова сильно изобьёт. - Я понял тебя, спасибо, что рассказала, - Бронислав даже выдавил из себя улыбку. Когда же Милана выбежала из комнаты, чуть не расколошматил дверцу и без того перекосившегося шкафа, она жалобно скрипнула и осталась висеть на одной петле. - Ты почему не сказала, что у тебя проблемы с этим уродом? - накинулся без предисловий, заранее готовый к какому угодно ответу.
– Я сама справилась, - отчеканила в ответ Люда.
– Чай будешь или можешь уходить.
– Буду, - отмахнулся, - справилась? Два сломанных ребра,
синяк под глазом - это называется «справилась»? - Просто ты не понимаешь.
–
Конечно, я не понимаю, твои мысли вообще никакому пониманию не поддаются,
Людочка! - Он несчастный просто! - она взвизгнула и схватила себя за плечи в защитном жесте. - Что же ты заявление не забрала, раз он такой несчастный? Со статьёй счастливей будет? - Зло должно быть наказано.
– Твою дивизию, -
Бронислав упал на кровать, никакого смысла в её словах и поступках не было. А в его был? Сидит он здесь, женатый человек, в небольшой комнате общежития медицинского училища, и орёт, как полоумный, на девушку, которую любит. Смысл был бы сейчас встать, отправиться к Богдану и выбить из него поганый дух. Смысл был бы, начни он целовать Люду, а в его крике смысла нет. Но он орал и ходил по комнате, как хищник в клетке, кругами, наматывая километры и нервы, пока не остановился, смотря сверху вниз на светлые волосы, собранные в хвостик, и торчащие уши. Удивительно, Люда настолько красивая, что её уши не портят,
наоборот, будь у неё нормальные уши, она казалось бы нарисованной, не настоящей, может быть, даже отталкивающей, пугающе холодной. Светлые глаза с кошачьим разрезом, светлые волосы, мелкие черты лица, тонкий нос - такими изображали дам девятнадцатого века, Бронислав видел на картине Брюллова,
только вздёрнутая верхняя губа, прозрачные веснушки и уши указывали на то, что
Люда живая, настоящая, тёплая. Он провёл пальцем по оголённой руке Люды, по внутренней стороне, остановившись у синей венки, его рука задрожала в ответ на дрожь её руки.
– Любишь его? - он не мог не спросить это, даже если ответ будет утвердительным.
– Не... нет, - заикаясь, пробормотала и посмотрела прямо на
Бронислава. Он увидел во взгляде больше, чем она хотела сказать, посмела бы. Её губы, мягкие, податливые, отвечающие на его поцелуи, сначала осторожные, потом всё более и более настойчивые. Весь организм от затылка до самых пяток
Бронислава затопило желание, несбыточное и сильное. Он просил, уговаривал,
обещал, плёл какую-то ерунду, она отказывалась, упрямо повторяя, что тот женат, и так нельзя. Пока они не оказались на кровати, под ними скрипнула сетка, говоря,
что не рассчитана на вес двоих, но её проигнорировали. Как же было сложно уговорить Людочку, как тяжело ему далась собственная выдержка, когда он снимал с женского тела вещь за вещью, как хотелось сломить её сопротивление, настоять и при этом не обидеть. Он бы не ушёл из той комнаты просто так, он знал это ещё когда ждал Люду у училища, она знала это, как только увидела его. Так начиналась двойная жизнь Бронислава Исаева, а будет ли ей завершение?.. К Богдану он пришёл на следующий день, молча съездил по лицу, тот не сопротивлялся, умылся под рукомойником и закинул в сторону полотенце.
– Знаешь, за что? - помолчав,
спросил Бронислав.
– Знаю, - сплюнув, ответил бывший друг.
– Оставь её, никогда не приближайся. - Не смогу, - Богдан отвёл глаза.
– Что? - он не понял, подумал, что не расслышал. Что ему померещилось.
– Не смогу, я люблю её.
– Любишь, поэтому бьёшь? - Поэтому... ты думаешь, нужна она мне? Зачем? Ты видел, где она живёт? У
неё мать санитаркой работает, и младший брат инвалид детства, врачи говорят,
умрёт скоро, а пока жив - всё внимание ему, ей даже на еду не присылают, она работает и ещё умудряется матери помогать. Она не нужна мне, но я не могу её оставить, не могу бросить, и за это ненавижу. Смотрю на неё, и такая злость во мне поднимается... Я бросал её, не один раз, не получается. - А она? - А она меня боится. Скорей всего, я её когда-нибудь ударю так, что она заявление на меня напишет, снова, и меня тогда точно посадят.
– Ты больной, - Бронислав посмотрел на Богдана. Некогда привлекательный парень сидел с осунувшимся лицом,