В битвах под водой
Шрифт:
– Быстро ложиться спать!
– перебил я.
– Время позднее, экипаж транспорта должен отдохнуть! Мы мешаем.
Бурна и Лик со всеми знакомились и, весьма искусно пользуясь очень скудным запасом русских слов, что-то рассказывали. Нашим морякам, впервые встретившимся с американцами, тоже было небезынтересно поговорить с ними.
Я долго ждал, пока угомонятся американцы, но, убедившись, что они могут проболтать до утра, попросил их уйти.
Когда я вышел на верхнюю палубу, уже забрезжил рассвет. Короткая полярная ночь
– Доброе утро, мистер! Говорите ли вы по-английски?
– подошел ко мне лейтенант американского флота.
– Меня зовут Уильям Одд.
Мы познакомились.
– Я покажу вам вашу каюту. Я дежурю по кораблю, и моя обязанность принять дорогих гостей. И... сразу хочу вам сказать, что капитан просил, чтобы ваши люди не мешали команде на верхней палубе.
– Я уже приказал своим людям не нарушать ваших корабельных порядков.
– О-о-о, очень приятно!
– лейтенант говорил нараспев, необычно для американцев.
– Вас разбудить, когда суда начнут выходить в море?
– лейтенант глянул в сторону многочисленных "Либерти", словно гранитными утесами окружавших со всех сторон "Джона Карвера".
– А сколько транспортов будет в конвое, мистер лейтенант?
– Более сорока. Кажется, сорок один. Так сказал вечером капитан Мейер.
– И все они однотипные? Класса "Либерти"?
– Все типа "Либерти", американской постройки... Мы поднялись во вторую палубу, где под самым капитанским мостиком находилась каюта, отведенная мне и капитан-лейтенанту Виктору Паластрову.
– Вот ваша каюта. Ваш товарищ уже спит. Он, вероятно, очень устал.
"Кадеты", - прочел я над дверью каюты.
– Это нас будете так именовать?
– Теперь будем вас, - лейтенант понял шутку, - а раньше в этой каюте жили практиканты-кадеты. Но война... Я тоже хотел быть учителем, а... теперь воюю...
– Благодарю вас, лейтенант!
– я открыл дверь каюты.
– Вы не сказали, мистер команде, разбудить вас?
– Не беспокойтесь, я сам проснусь.
В каюте были две койки, расположенные одна над другой. На верхней спал капитан-лейтенант Паластров. Лежал он в неудобной позе и похрапывал.
– Перестань храпеть!
– растолкал я товарища.
– На тебя уже дежурный по кораблю жалуется...
– Да ну его к свиньям. Все время ходит около двери...
Паластров повернулся на другой бок и тотчас же снова уснул.
Нас разбудил энергичный стук в дверь. Это пришел Петр Каркоцкий, назначенный мною старшиной кубрика.
– Уже восемь часов!
– воскликнул я, глянув на часы.
– Слушаю вас, старшина.
– Извините, пожалуйста, товарищ капитан третьего ранга. Не знаю, как быть, американцы требуют рабочих на камбуз. Кого назначить? Языка никто не знает...
– Назначайте подряд по списку, пусть объясняются жестами.
– Разрешите еще один вопрос, товарищ капитан третьего ранга.
– Хоть сто. Теперь мы с вами пассажиры.
– Мы идем по Кольскому заливу, очень красиво кругом. Ребята хотят посмотреть... Разрешите по нескольку человек выпускать на верхнюю палубу...
– Ладно. Только предупреждайте каждого, чтобы не мешали в управлении кораблем. Мы военные люди, и нехорошо, если гражданские моряки будут иметь к нам претензии, понятно?
– Так точно. Все будет в порядке!
– И старшина ушел.
Я слишком хорошо знал Каркоцкого, чтобы не разгадать его "дипломатических ухищрений". Его заставило обратиться ко мне не затруднение с назначением матросов на камбуз, а желание получить разрешение выпускать людей на верхнюю палубу.
Мы с Паластровым оделись и также вышли из каюты, чтобы полюбоваться Кольским заливом.
Транспорты выходили в море с небольшими интервалами. Ни начала, ни конца колонны не было видно. Глядя на мрачные скалистые берега Кольского залива, я думал о суровой красоте этих мест. Казалось, здесь не может быть никакой жизни. Но в бинокль я видел небольшие поселения на берегу. И было радостно за смелых людей, которых не испугал далекий суровый Север.
Как бы вторя моим мыслям, Паластров говорил:
– Северный театр, конечно, не... Черное море! Здесь кругом камень, обдуваемый холодными ветрами. К скалам лепятся мох да лишайник. Даже кустарник редкость. Не сладко и в море на подводной лодке: ветры поднимают иногда волну такой высоты, что Кавказские горы могут показаться игрушкой... Лодку все время окатывает ледяная вода, которая через люк центрального поста проникает внутрь корабля. Кажется, нигде нет спасения от холода, сырости и болтанки... И все-таки служба здесь интересная...
Паластров был назначен штурманом нашего будущего дивизиона. Он давно уже плавал на Баренцевом, Карском и Норвежском морях и полюбил Север.
– А полярный день! Это чудо природы!
– продолжал Паластров.
– Круглые сутки в течение месяца над головой у тебя солнце. Погода безоблачная, тихая. В такие дни человека охватывает какое-то особое, приподнятое настроение...
– Ты так убедительно говоришь, что и в самом деле можно влюбиться в этот край...
– Нельзя не полюбить!
– решительно подтвердил Паластров.
В тот момент я был весьма далек от того, чтобы хоть частично разделить мнение моего собеседника, но последующие годы службы на Северном флоте убедили меня в правоте его слов. Не только я, но и другие подводники, прибывшие со мной с "курортного флота", как в шутку называли моряки Черноморский флот, привыкли к суровому морю Баренца и полюбили его буйную стихию и необъятные просторы.
Нас покачивала пологая и довольно сильная океанская волна, хотя ветер едва достигал трех баллов.
– Здесь часто так бывает, - пояснил Паластров, - ветер хотя и небольшой, а волна свое достоинство сохраняет...