В гостях у эмира Бухарского
Шрифт:
— Но тогда зачмъ же этотъ гробъ, если онъ не умеръ? — спросилъ я.
— Гробъ, тюря, сооруженъ впослдствіи, много годовъ спустя посл того какъ правоврные окончательно покорили гебровъ, и когда гебры, познавъ, наконецъ, истиннаго Бога, благополучно приняли исламъ. По указанію свыше, гробъ сооруженъ Тимуромъ, самимъ эмиромъ Тимуромъ, тюря, надъ самою пещерой святого, въ память того, что на самомъ этомъ мст Кусамъ въ послдній разъ видлъ надземный міръ и какъ бы разстался съ жизнію, то есть съ людскою жизнью, тюря, съ ея заботами, печалями и радостями, и, уйдя въ подземелье, весь предался Богу, запечатлвъ себя молчаніемъ и тайной.
Выслушавъ это объясненіе, я заглянулъ чрезъ ршетку средней двери въ помщеніе гроба. Это небольшая каморка, слабо освщенная сквозь маленькое оконце, продланное вверху, надъ изголовьемъ саркофага, который сложенъ изъ кирпича и, какъ говорятъ, облицованъ голубыми кафлями, но разглядть ихъ невозможно, такъ какъ весь саркофагъ сверху до полу покрытъ множествомъ драгоцнныхъ шелковыхъ, бархатныхъ и парчевыхъ тканей, давно уже утратившихъ отъ времени свои первоначальныя краски. Покровы эти составляютъ, по
От правой стороны, рядомъ съ ршетчатою дверью, низенькій сводчатый проходъ ведетъ въ свтлую каморку, не имющую непосредственнаго сообщенія съ среднею. Здсь у стны стоитъ бунчукъ Кусама, — конскій хвостъ на древк съ металлическою булавой, — обвшенный подобно рыб-замку разноцвтными лоскутками и тряпочками, большая часть которыхъ оставляется здсь безплодными женщинами, разъ въ недлю молящими живаго царя о ниспосланіи имъ дтей. Чтобы проникнуть въ подземелье этого царя надо возвратиться въ аванъ-залу, гд въ правомъ углу находится узкій и низенькій спускъ въ такъ называемую «чилля-хана», что собственно значитъ покаянная комната. Мутевали зажегъ свчу и подалъ мн руку. Согнувшись насколько было возможно, я спустился вслдъ за нимъ по нсколькимъ крутымъ и высокимъ ступенькамъ. Затмъ мы повернули направо и столь же узкимъ корридоромъ спустились еще ниже по наклонной плоскости, но уже безъ ступеней. Деревянная дверка медленно захлопнулась за нами, издавъ протяжный хриплый скрипъ, точно стонъ умирающаго страдальца. Пройдя нсколько шаговъ мы очутились въ совершенно пустой комнат съ низкимъ сводчатымъ потолкомъ. Въ ея противоположной стн виднлся узкій сводчатый проходъ въ другое подземелье, закрытый сверху до полу блою завсой. Мутевали приподнялъ ее, и я невольно отшатнулся нсколько назадъ.
Свтъ свчи сразу упалъ на мертвенно-блдное, изможденное лицо человка въ бломъ одяніи, неподвижно сидвшаго противъ входа на полу посредин подземелья. Не только ни малйшаго движенія не сдлалъ этотъ человкъ, но даже взглядомъ не провелъ при появленіи предъ нимъ нежданныхъ постителей. Словно мертвый или скоре какъ кукла сидлъ онъ по-восточному, скрестивъ подъ себя ноги, въ то время какъ вытянутыя руки покоились на его колняхъ. Взоръ его былъ глубоко потупленъ, а общее выраженіе лица оставалось какимъ-то тупымъ, неопредленнымъ. На видъ ему можно было дать года двадцать четыре.
— Это подвижникъ, пояснилъ мутавали шопотомъ и не безъ нкоторой почтительности: — уже тринадцатыя сутки сидитъ въ пост и молитв, а всего сидть ему сорокъ сутокъ. [37]
Я осмотрлся внимательне. Первое подземелье представляло, какъ уже сказано, низкосводчатую, почти квадратную комнату съ оштукатуренными стнами и кирпичнымъ поломъ; второе же его отдленіе имло въ длину не боле трехъ, а въ ширину около двухъ шаговъ — ну совершенная могила!.. Ни въ томъ, ни въ другомъ не было ни окна, ни даже продушины, такъ что здсь должна всегда царить полнйшая темнота. Подвижникъ, очевидно погруженный въ религіозно-созерцательное состояніе, сидлъ на намазджа, [38] который и служилъ ему постелью; но для изголовья никакого приспособленья не было. Этотъ намазджай да кумганъ с водой составляли тутъ единственныя обиходныя вещи.
37
Кающіеся гршники и особенно ревностные къ религіи мусульмане обыкновенно подвергаютъ себя добровольному одиночному заключенію въ чилля-хана на срокъ отъ 10 до 14, 20 и 40 сутокъ.
38
Подстилка для совершенія молитвы, обыкновенно плетеная изъ камыша.
Черезъ переводчика я замтилъ мутевали, что мы, кажись, нарушаемъ здсь покой молитвы, а потому де не уйти ли лучше.
— О, нтъ, нисколько, отрицательно покачалъ тотъ головой: онъ теперь глухъ и слпъ ко всему постороннему, весь смотритъ внутрь себя, онъ весь тамъ (мутевали указалъ себ на то мсто, которое называется «подъ ложечкой»), весь тамъ, въ самомъ себ, тюря, и еслибы предъ нимъ упала даже громовая стрла, то и тогда онъ остался бы точно также неподвиженъ.
Я полюбопытствовалъ узнать, чмъ онъ питается и много ли стъ? Оказалось, что каждый день ему приносятъ кумганъ со свжею водой, и черезъ день даютъ по одной «нанъ», то есть прсной хлбной лепешк, — такъ онъ самъ для себя назначилъ и такъ будетъ продолжаться до конца искуса. Двадцать небольшихъ лепешекъ на шесть недль — это мене чмъ немного!
— О, тюря! — съ улыбкой замтилъ мутевали — за то потомъ онъ съ избыткомъ вознаградитъ себя вкусными палау и кебабами.
Оставивъ молодаго подвижника продолжать свое созерцательное самоуглубленіе, мы поднялись наверхъ, въ аванъ-залу и оттуда прошли въ смежную съ ней мечеть, гд моллы показываютъ единственную посл исфаганскихъ мозаикъ достопримчательность — коранъ, писанный на большихъ пергаментныхъ листахъ и представляющій собою тетрадь гигантскихъ размровъ, чуть не въ квадратную сажень. Это даръ Насръ-Уллы Бахадуръ-хана, отца ныншняго Бухарскаго эмира, но древность его не простирается дале пятидесяти лтъ. Увряютъ также, будто часть его писана въ молодости рукой самого Насръ-Уллы, по это ничего не прибавляетъ въ весьма посредственнымъ каллиграфическимъ достоинствамъ рукописи.
По выход изъ мечети, хальфа обратилъ наше вниманіе на знаменитое дерево камчинъ, растущее около стны, приходящейся какъ разъ надъ подземельемъ чилля-хана. Мн оно показалось не особенно старымъ, но хальфа находчиво замтилъ на это, что первоначальнаго дерева давно уже нтъ, а то, которое мы видимъ предъ собой, есть не боле какъ отпрыскъ древняго, вчно живаго
Не останавливаюсь на описаніи колоссальныхъ развалинъ мечети Биби-Ханымъ, [39] построенной женою Тимура, китайскою принцессой, на обширной площади близь базара и носящей имя своей создательницы; скажу только одно, что арка ея главнаго портала, уцлвшая до нашихъ дней, поражаетъ своего высотой и смлыми гигантскими размрами. Стоя подъ нею и глядя вверхъ на ея стрльчатый мозаичный сводъ, невольно испытываешь какое-то жуткое чувство: эти грандіозные размры, ширина и высота какъ бы совсмъ подавляютъ тебя, и самъ себ вдругъ начинаешь казаться такимъ маленькимъ, такимъ ничтожнымъ въ сравненіи съ колоссальнымъ величіемъ храма, который кажется еще выше, чмъ онъ есть на самомъ дл отъ контраста съ приземистыми домами и лавками сартовскаго города, отодвинувшимися отъ него въ стороны на почтительное разстояніе. Удивительне всего то, что во всей этой постройк, при всей ея обширности и высот, вы нигд не замчаете никакихъ желзныхъ связей, перемычекъ и скрпленій, такъ что Богъ ее энаетъ, на чемъ и какъ вся эта масса держится въ теченіе свыше пятисотъ лтъ, несмотря на частыя и довольно сильныя землетрясенія, и опять-таки невольно отдаешь справедливую дань уваженія высокому искусству и знаніямъ этихъ soi-disant, «варваровъ-строителей».
39
Биби — имя собственное, а ханумъ или ханымъ— знатная дама, госпожа.
То же должно сказать и о двухъ круглыхъ мозаичныхъ манарахъ (башняхъ-минаретахъ), красующихся по бокамъ главнаго фасада медрессе Улугъ-бека на Регистан. Оба они построены по той же остроумной систем, какъ и знаменитая Пизанская падающая башня. Хотя нкоторые изъ русскихъ объясняютъ ихъ наклонное положеніе дйствіемъ землетрясеній, но я съ этимъ не могу согласиться уже потому, что углы отклоненій праваго манара вправо и лваго влво отъ вертикальныхъ линій, представляемыхъ боками главнаго фасада медрессе, совершенно равны между собой, — обстоятельство, смю думать, достаточно убждающее въ томъ, что это никакъ не дло случая, а, напротивъ, результатъ строгаго математическаго разсчета и архитектурнаго искусства строителей, тмъ боле, что въ Самарканд изъ числа его шести, семи манаровъ нтъ ни одного прямаго, а вс наклонные. Глядя на любой изъ нихъ, вамъ такъ и кажется, будто онъ валится на васъ и вотъ-вотъ упадетъ сію минуту. И опять-таки стоя подъ его наклономъ не можешь, хотя бы на мгновеніе, не испытать невольно жуткаго ощущенія. Но на такое-то впечатлніе, по словамъ свдущихъ туземцевъ, и разсчитывалъ строитель, тмъ, паче, что на воображеніе азіятовъ, на ихъ эстетическое и нравственное чувство наиболе сильное дйствіе всегда производило и производитъ только то, что колоссально, что подавляетъ человческую душу величіемъ своихъ размровъ. Такъ, напримръ, по разсказу султана Бабера, на портал Меджиди-Шахъ (царской мечети), построенной въ Самарканд все тмъ же «варваромъ» Тимуромъ; находилось мозаичное изреченіе изъ корана, начертанное столь громадными буквами, что его можно было свободно прочесть съ разстоянія около двухъ, миль (керве), а такой оптическій фокусъ, согласитесь, былъ бы въ состояніи поразить и не одного простодушнаго средне-азіята. Вообще страсть къ величественнымъ и роскошнымъ постройкамъ въ Средней Азіи достигла высшаго своего развитія при Тимур, который выписывалъ въ Самаркандъ лучшихъ и даровитйшихъ мастеровъ со всхъ концовъ своего обширнйшаго царства, простиравшагося отъ Иртыша до Ганга и отъ степи Гоби до Мраморнаго моря. Искусные каменотесы изъ Индіи, знаменитые зодчіе и мозаисты изъ Шираза, гончары изъ Кащана, лпщики и художники изъ Исфагани и Дамаска, щедро поощряемые Тимуромъ, обязаны были увковчивать въ архитектурныхъ памятникахъ каждый изъ его блистательныхъ военныхъ подвиговъ и каждое радостное или печальное событіе его семейной жизни. Эти мастера положили основаніе цлой школ художниковъ-строителей въ Самарканд, откуда ихъ искусство и знаніе, ихъ художественныя идеи, завты и преданія распространились по всмъ культурнымъ раіонамъ Средней Азіи и долго еще потомъ, въ теченіе боле двухсотъ лтъ, до Абдуллахъ-хана включительно, жили и поддерживались все въ новыхъ и новыхъ блестящихъ образцахъ архитектурныхъ сооруженій, до сихъ поръ краснорчиво свидтельствующихъ о блеск и вкус той великой и зиждительной въ художественномъ, отношеніи эпохи. Путешествуя даже по мертвымъ степямъ Кизылъ-Кумовъ, между Сыромъ и Аму, и встрчая въ нихъ тамъ и сямъ разбросанные на дальнихъ разстояніяхъ надгробные глиняные мавзолеи киргизовъ, я замчалъ въ ихъ зодческомъ рисунк варіанты все того же самаркандскаго типа, завщаннаго позднйшимъ временамъ художниками Тимуровой эпохи.