Вампиры. A Love Story
Шрифт:
Пекарь прошел как раз под ней, взвалил на спину мешок и удалился. Правильно она сделала, что не спряталась внизу.
Джоди посмотрела на часы. Оставалось меньше минуты. Во мрак уходили еще четыре трубы (чуть теплые, иначе она не заметила бы их в темноте), одна параллельно другой. Диаметр каждой сантиметров пять, уложены они были на частые массивные скобы, торчащие из перекрытия. Опора надежная.
Джоди взгромоздилась на трубы, сложила куртку, бросила себе под голову и вытянулась. Если даже нога соскользнет, тело не потеряет опору. Забытье пришло, когда Джоди старалась пропихнуть ступню в щель между трубами.
Она не учла только, что в такую рань горячей водой никто не пользуется и трубы успели остыть. Когда жильцы проснулись, температура воды поднялась, и значительно. Весь день Джоди варилась в собственном соку. Куртка защитила ей лицо и туловище, но вот ноги в джинсах пострадали здорово.
Джоди скрипит зубами и топает из посудомоечной в пекарню. Сейчас помещение пусто, ведь пекари работают ночью и ранним утром. На закате, кроме посудомойщика, в булочной, наверное, никого.
Опять склад.
Дверь на улицу. Аллея. С перекрестка хорошо виден вход как в старую квартиру, так и в новую. Соглядатаев, похоже, нет. Это хорошо. В новой квартире горит свет.
Джоди ковыляет к двери парадного. Каждый шаг отзывается в ней мучительной болью.
У самого входа Джоди замирает и «изготавливается», по ее собственному определению. Она ведь в состоянии слышать даже формы предметов, если сосредоточится. В квартире кто-то есть - доносится негромкая музыка в стиле «индастриал» и шорох. Кто-то танцует - и не великан собой. Это девчонка - Эбби-Натуралка.
Где же, черт его дери, Томми? Куда он успел намылиться - и пяти минут не прошло, как зашло солнце?
Джоди стучит. Ритм движений наверху не меняется. Джоди колотит в металлическую дверь. Никакой реакции.
Блин, соплюха нацепила наушники и ни хрена не слышит.
По телу Джоди пробегает дрожь. Не от холода, просто в ней поднимается ярость. Тело требует пищи, чтобы залечить ожоги.
Доселе Джоди проделывала это всего раз и не уверена, получится ли у нее. Но как еще попасть в квартиру, не ломать же бронированную дверь? Джоди собирается с силами - как ее научил старый вампир - и сама видит, как контуры ее расплываются. Красавица превращается в туман.
Моне разгримирован, он уже не статуя. Теперь у него другая роль - окольцованного распальцованного отмороженного крутого рэпера-пахана, жаждущего мести и готового на все. В середине дня он не выдержал, плюнул на деньги и уполз в свое логово - снять грим и зализать раны. Его сегодня опустили - какой удар по самолюбию! Но ничего, позовет корешей, Пи-Джея и Флая, и вместе они разберутся с бронзовым мудилой - если только статуй еще на месте и не смылся по-тихому.
– При волыне?
– спрашивает Флай, поправляя бандану.
У него «хонда-сивик» десятилетней давности. Прибамбасы стоят дороже, чем сама машина. Зато блестит.
– А?
– не понимает Моне.
– Оружие взял?
– вопрошает Флай хорошо поставленным актерским голосом.
Прямо Королевская Шекспировская труппа.
– А то.
– Моне вытаскивает из барсетки небольшой пистолет (настоящий «Глок»!) и демонстрирует Флаю.
– Спрячь наган, черножопый, - подает с заднего сиденья голос Пи-Джей.
На нем комбинезон водителя компании «Фет Фарм», размера на четыре больше, чем надо.
– Как скажешь.
– Моне послушно запихивает оружие обратно в барсетку.
Пистолет он взял напрокат в Хантерс-Пойнте у настоящего бандита - с условием, что через два часа вернет, а то ему насчитают еще двадцать пять баксов.
Гангстер также заставил Моне поклясться, что фирменных цветов банды актер использовать не будет. Пи-Джею пришлось лезть в сеть и выяснять в «Гугле», какие у разных банд отличительные цвета. Остановились на оранжевых банданах. О своих правах на этот цвет ни одна группировка вроде не заявляла.
– «Убийцы-дорожники не берут заложников» - погоняло что надо, - предлагает Моне.
– Ты че? «Головорезы-ребятки из апельсинной палатки», в натуре, - не соглашается Флай.
– Ща разберемся.
– Глядя на жесты Пи-Джея, можно подумать, что он глухонемой.
– «Рыбки золотые - молодчики лихие».
– Слышь, лох, до того глупо, что даже и не заметно, - высказывается Моне.
– Пойдет?
– интересуется Флай.
– Ты лучше войди в образ, лох.
Актер из Флая никакой. Да и из остальных какие бандиты? Пожалуй, следовало нанять настоящих гангстеров. А то Пи-Джей еще запутается в своих необъятных штанах и испортит все представление.
– Приехали, - констатирует Флай, выкатывается на тротуар Эмбаркадеро и подъезжает прямо к зданию паромной переправы.
– Это он?
– Он самый, - отвечает Моне.
На набережной ни души. А конкурент стоит себе не шевелится.
– Запомните, - просвещает приятелей Флай, - идите шагом. Не торопитесь. Просто шагайте, будто все время на свете ваше.
– Да, да, да, - оживленно произносит Моне.
Они с Пи- Джеем выходят из машины и вразвалочку направляются к бронзовой фигуре.
Вот ведь зараза. И не шелохнется.
У самой статуи Моне достает пистолет.
Бам- м-м!
Пуля со звоном ударяется о бронзовый лоб.
– Ух ты, - удивляется Пи-Джей.
– Мудила-то и вправду памятник.
Моне трижды стучит по бронзе. Слышится звон.
– Да уж.
– Гляди-ка, у него денег - полные шлепанцы.
– Так забери их, болван, - толкает приятеля Моне.
– Ты не очень тут. Мне статуй ничего плохого не сделал. В отличие от тебя.
– Замолкни, - злится Моне.