Варяги и Русь

Лавров Александр Иванович

— Странный вы народ, христиане! — задумчиво вымолвила Предслава.

Больше она ничего не сказала старику.

Оба они разошлись, спеша до заката солнца выполнить каждый своё дело. Траву Предслава набрала очень скоро и пришла к хижине раньше Велемира. Израненный юноша пришёл в себя, но он весь горел, метался из стороны в сторону и тяжело стонал.

— Огневица! — как бы про себя сказала молодая девушка, взглянув на больного гостя Велемира.

И вдруг ей стало жаль его.

Он был молод и красив

собой. По плечам его рассыпались длинные русые волосы, глаза молодого человека были голубые, он был статен, широк в плечах.

«Жаль было бы, если его медведь заломал», — подумала она.

Она освежила водой его запёкшиеся губы.

Возвратившийся Велемир только головой покачал, посмотрев на незнакомца.

— Ой, как его бьёт, — услышала Предслава слова старика.

— А что? — спросила девушка и почувствовала, что сердце её тревожно забилось.

— Умрёт?

— Кто может знать? Да ничего! С нами Бог, Он не без милости... Молод он, такие какую угодно болезнь, как бы лиха она ни была, всё легче переносят, чем мы, старики.

— Велемир перевязал раны незнакомца, потом разжал его крепко стиснутые зубы и влил в рот настой лекарственной травы; после этого больной несколько успокоился.

— Если заснёт, скоро здоров будет, — сказал Предславе старик, — а не подействует моё снадобье, придётся нам повозиться с ним.

— Я не уйду от тебя, отец, — вдруг произнесла Предслава.

Велемир удивлённо взглянул на неё.

— Как же это так... ведь тебя уже ждут твои? — сказал он.

— Это ничего! Не в первый раз остаюсь у тебя, когда приношу тебе хлеб и молоко! Мои знают, где я, и беспокоиться не будут, а как ты останешься с ним? Ты стар, устаёшь, тебе впору и себя-то носить на руках, а не заботиться ещё о другом, вот я и хочу помочь тебе...

— Так ли это, девочка? — недоверчиво глядя на неё, спросил Велемир. — Уж не иное ли заставляет тебя заботиться о больном?

Предслава вспыхнула.

— Не хочешь, так я уйду, — обиженно ответила она.

— Нет, оставайся, оставайся... Я всегда рад видеть тебя, да и в самом деле можешь помочь мне... Что ж, дело молодое...

Глядя, с какой нежностью она ухаживает за больным, Велемир всё чаще и чаще покачивал седой головой.

— Ох, молодость, молодость! — тихо шептал он. — Так вот молодое к молодому тянет... И Бог знает, не Его ли воля святая сказывается тут... Парень не здешний, под нашим Плесковом таких нет и в помине, больно богато наряжен. Может быть, тут-то вот и Предславино счастье...

Предславу старик очень любил. Дружба их началась давно. Девушку эту Велемир помнил совсем ещё маленьким ребёнком. Когда Предслава подросла, Велемир стал говорить ей об истинном Боге, девушка охотно слушала старца, но молодость брала своё, и Предслава, возвращаясь в свою семью, скоро забывала, что говорил ей Велемир.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы их беседы проходили бесследно. Кое-что западало в сердце молодой девушки из слов старика, но это семя если и обещало дать плоды, то в будущем. Пока же с Предславы нельзя было и требовать, чтобы она слишком много отдавалась размышлениям над отвлечёнными предметами.

Предслава была язычницей, Велемир — христианином, но это не мешало им любить друг друга.

Велемир был очень обрадован, когда увидел, что его снадобье произвело желанное действие. В самом деле, больной успокоился, заснув крепким, живительным сном вскоре после того, как Предслава, по совету Велемира, влила ему в рот немного молока, которое она принесла с собой.

— Будет, стало быть, жить, — сказал Велемир и увидел, что глаза молодой девушки загорелись радостным огнём.

Больной проспал, не просыпаясь, всю ночь. Спал он и утром, когда Велемир вышел покормить приручённых им птиц.

Предслава осталась одна с юношей. Она глядела на него, любовалась им, не в силах скрыть своего восторга. Повинуясь какому-то непонятному чувству, она наклонилась к юноше и прикоснулась губами к его высокому лбу.

В это мгновение юноша, разбуженный её прикосновением, открыл глаза и посмотрел на неё...

— Где я? Кто ты, девушка? — чуть слышно спросил он, не спуская глаз с Предславы.

— Не бойся, господин, — смущённо отвечала она, — ты у друзей.

— Да, да, теперь помню... я отбился от своих... медведь... старик христианин... А дальше...

— Ты был болен...

— Долго?

— Благодаря Богу нет... Отец Велемир знает много снадобий, он и помог тебе...

— Но кто ты, девушка? Я вижу, ты не христианка?

— Нет... На что тебе, кто я?

— Ты первая, кого я увидел, возвратясь к жизни, и может быть, этим я обязан тебе! Тогда прими мою благодарность.

— Нет... нет... Ты мне ничем не обязан... Это всё Велемир.

— Зачем скрывать, дочь моя? — раздался голос старика, незаметно вошедшего в хижину. — Правду сказать, сын мой, ты многим, очень многим ей обязан. Как нежная, любящая сестра, она ходила за тобой; я же, как ты видишь, дряхл и слаб, и только её молодым силам было под силу не сомкнуть в течение ночи глаз...

Молодой человек с благодарностью посмотрел на Предславу, снова опустившую глаза.

— Тогда примите мою благодарность вы оба, и ты, старик, и ты, девушка... — произнёс он, — без вас мне пришлось бы плохо, но скажи мне, отец, где я теперь?..

— Ты под Плесковом.

— В земле кривичей, не может быть!

— Когда ты будешь возвращаться от нас, ты сам убедишься в этом, но теперь скажи мне, кто ты?

На лице незнакомца отразилось смущение и нерешительность.

Предслава тотчас заметила это.