Вашингтонская история
Шрифт:
С грустью и в то же время с отвращением Фейс вынула фотографию из рамки и разорвала на мелкие кусочки. И лишь когда по ним ничего нельзя было разобрать, она бросила их в корзинку для бумаг.
Она прощалась с прошлым. Дом был полон отголосков, бесчисленных отголосков этого прошлого. Она их слышала сейчас — одни звучали громче, другие слабее. Смех Джини, голоса матери и отца и ее собственный голос. Быть может, она, подобно Тэчеру, слишком привязана к своему прошлому. Наверное, это потому, что она никогда еще не уезжала из дому и горячо любила даже самые слабые отголоски того, что в нем жило когда-то. И вот сейчас надо с ним расстаться.
С улицы
— Такси ждет, миссис Вэнс.
Фейс поспешила вниз. Донни окинула ее сочувственным взглядом.
— До свиданья, дорогая мэм, — сказала Донни. — Какая же вы красавица!
Фейс должна была сесть на конгресский экспресс в четыре часа, — в кассе вокзала Юнион для нее был оставлен билет в отдельное купе на вымышленное имя. Чэндлер, который знал о существовании акта Мэнна и о том, какими последствиями грозит поездка с посторонней женщиной в «аморальных целях», выехал раньше другим поездом. В Нью-Йорке для них были заказаны отдельные номера.
— А ну их к черту, этих шпиков! — воскликнула Фейс, когда Чэндлер сказал, что необходимо ехать порознь.
Но он остался непреклонен.
— Мы должны избегать всего, что может помешать нам вернуть Джини, — сказал он. — Мы не имеем права афишировать наши отношения.
Вспоминая об этом разговоре, Фейс обернулась и посмотрела в заднее окошечко такси. На расстоянии полуквартала от ее дома стоял серо-стальной седан, который тотчас же тронулся следом, и Фейс почувствовала, как знакомый страх сдавил ей грудь, но решила ждать, что будет дальше.
Машина, в которой сидела Фейс, пересекла мостик с бизонами на Кью-стрит, описала круг по Дюпон-серкл и неторопливо покатила по Массачусетс-авеню. Седан проделал то же самое, на некотором расстоянии следуя за ними. Фейс отлично разглядела в седане двух мужчин, явно избегавших смотреть на такси.
Она тронула шофера за плечо и, не думая о том, что говорит, взмолилась:
— Меня преследуют какие-то люди! Поезжайте быстрее! Постарайтесь отделаться от них!
Шофер настороженно глянул на нее через плечо.
— Вот что, дамочка, если у вас неприятности с полицией, ищите-ка себе другое такси! — Он затормозил и остановился у тротуара.
— Фу, какие глупости, — сказала она с деланным нервным смешком, — я же пошутила, чтобы подогнать вас!
Он покачал головой и распахнул дверцу:
— Выходите!
Фейс беспомощно остановилась на краю тротуара с чемоданом в руке и стала искать глазами другое такси. Седан проехал немного вперед и тоже остановился. «Нечего даже надеяться, что от них можно убежать», — подумала Фейс. Они, должно быть, день и ночь наблюдали за ее домом и знали все, кроме, конечно, самых потаенных ее мыслей. О, господи! Ей не удалось сдержать слезы, и перед глазами у нее все поплыло. Но она должна, должна ради Джини, любой ценой уехать без их ведома, — Дейн особенно настаивал на этом.
Фейс подняла руку, и мчавшееся мимо такси остановилось. Она вскочила в него, бросила на сиденье чемодан и захлопнула дверцу; только тут она почувствовала, что изнемогает от зноя.
— Куда прикажете, мисс? — спросил шофер.
Она помедлила.
— Куда-нибудь, где попрохладнее, — сказала она, чтобы выгадать время и что-то придумать. Такси промчалось мимо седана, и Фейс тотчас услышала фырканье заводимого мотора.
— Таких мест сейчас не найдешь! — заметил с усмешкой шофер.
Вытирая лицо платком, она вдруг увидела сквозь деревья памятник Вашингтону. И в голове у нее родился план. Шансов на успех было,
— К Монументу, пожалуйста, — попросила она.
— Вот неугомонные туристы — даже в такой день и то готовы осматривать достопримечательности! — усмехнулся шофер.
Фейс казалось, что прошли столетия, прежде чем они добрались до Капитолийского холма и подъехали к подножию массивного гранитного обелиска. Она вдруг вспомнила о сне, который видела накануне того дня, когда ей принесли розовую повестку, и который так ее напугал, — теперь она переживала этот сон наяву. Она вздрогнула. Ей хотелось верить, что она все еще грезит, но увы, это было не так. Седан, серо-стальной седан, мрачно подтверждал реальность происходящего.
Преследователи сочтут ее помешанной, и, может быть, это действительно так, но не полезут за ней на верхушку Монумента. Куда удобнее сидеть внизу в машине и слушать радио, поджидая, пока она выйдет и снова наймет такси.
Ссутулившись, еле передвигая ноги, Фейс втащила чемодан под колоннаду и, даже не взглянув на седан, вошла в прохладную полутьму. Очутившись внутри, Фейс постояла, чтобы проверить, не идут ли за ней, но она рассчитала правильно. Они не пошли.
У скучающего часового она спросила, где дамская комната, и поспешила туда. Там быстрыми решительными движениями она раскрыла чемодан и вынула черное платье и шарф, которые собиралась надеть в Нью-Йорке. Целиком поглощенная своим планом, она быстро переоделась, швырнула в угол дорогую соломенную шляпку и по-деревенски повязала голову шарфом. Потом она закрыла чемодан и сунула его в ящик для бумаги. Слава богу, ей никто не помешал! Она вышла и с небрежным видом туристки села в лифт.
Когда народу набралось достаточно, отяжелевшая клетка лифта, поскрипывая, доставила туристов на самый верх — на высоту пятисот футов. Фейс торопливо подошла к одному из узких окон и отыскала глазами серо-стальной седан. Он стоял на прежнем месте и казался сверху просто игрушкой, — самой безобидной игрушкой. Тогда, с громко бьющимся сердцем, Фейс огляделась в поисках спасения.
Весь Вашингтон лежал у ее ног, — знакомые здания с колоннадой, тенистые парки и широкие улицы. Она посмотрела вниз на круглую площадь Тайдал-Бэйсин. Правее, над вишневыми деревьями, величественно вздымался белый мраморный купол памятника Джефферсону, сооруженный в неоклассическом стиле. Фейс закрыла глаза, вспоминая, как все это выглядит весной, когда деревья покрыты розоватым пухом. Любоваться цветением вишен вошло в обычай, и тысячи паломников стекаются сюда со всех штатов, чтобы насладиться этим зрелищем. Красивые цветы, подумала Фейс, только никому они не нужны и плодов не приносят. А бронзовый Джефферсон выше человеческого роста глядит на них из-за мраморной колоннады, хмурится и жалеет, что деревья эти бесплодны.
Открыв глаза, она посмотрела в другую сторону. Возле Белого дома возвышалось здание ее Департамента, — хоть и пострадавшее от времени, но по-прежнему величественное, — и Фейс подумала о мистере Каннингеме. Недолго он там продержится. Человек в его положении может сохранить место, только если пойдет на предательство. Фейс знала, что будет вспоминать о нем с теплотой до конца своей жизни. Но она отбросила эти мысли и взглянула на часы. Без четверти четыре. Она опоздает на конгресский экспресс. Что подумает Дейн, если она не приедет, как было условлено? Она чуть не поддалась панике: рискнуть и броситься на вокзал! Нет, поздно! Слишком поздно. Надо довести свой замысел до конца.